— Самый простой и доступный способ — это крапива с медным купоросом…
— Я его отовариваю бродексом по жбану, а он, гад, не ложится!
— Никак не получается зеленый цвет на льне, только бурый. И так и эдак пыталась, и в заварку крапивную медный купорос кидала, и на ночь ставила настаиваться…
— Ну, мы бодренько все прилегли, все хорошо, все умерли…
— Крапива очень капризная. В идеале надо здоровущий котел, забитый доверху крапивой, долго варить, отжать, в ту же воду еще столько же крапивы, снова варить…
— Я бил-то в шлем, а он пригнулся, и у меня клинок — раз! — ему в основание черепа слетает…
— А она подходит и спрашивает: у тебя в спальнике еще место есть? Я говорю, залезай. И вот она залезает, а потом чувствую — руку мне в штаны начинает засовывать…
— Кстати, как рука твоя?
— Все отлично. Локоть на двух шурупах собрали.
— Ого! А Скалли тогда зашивать предлагал! Не болит уже?
— Нет. Только согнуть локоть полностью не могу, видишь — до плеча не достаю.
— Воевать уже пойдешь?
— Второй выезд воюю. На Ладоге Гери еще не пускал, а теперь меня никто не остановит. Кстати, почитал тогда перед Изборском про гипсовые перевязки немного в Инете: в «Википедии» в статье про Пирогова написано, что это он впервые в мире начал применять гипсовые повязки в середине девятнадцатого века. Но также нашел я статеечку про Ар-Рази, иранца одного, который, мол, еще в те времена, девятый-десятый век, применял гипс в медицине для повязок. Так что вполне можно было предположить условную историчность моего лангета. Конечно, бинт из хлопка, но ведь и его можно за уши притянуть, с Востока-то…
Все громче звучали голоса, слышались уже и раскатистый хохот, и самые сальные шутки.
Появились музыканты в коротких туниках и венках из полевых цветов, с флейтой, лирой, тамбурином, цимбалами и даже и скабиллумом — это две дощечки на шарнире, подвязанные под ступню, как подошва, чтобы отбивать такт. Три римские девушки в коротких туниках закружились в танце.
— Люблю античность, — с чувством произнес кто-то позади Беторикса; мельком оглянувшись, он увидел за спиной здоровенного мужика с бородой, в кожаной рубахе, под которую уходила толстая серебряная цепь историчного плетения, а на ней — к гадалке не ходи! — наверняка висел «молоточек Тора», без которого настоящие современные викинги не ходят даже в баню. Взгляд бородатого был прикован к ногам танцовщиц, открытым «по самое никуда». — У наших такого не увидишь. У нас кто в жару подол до колен поднимет, сразу крик это что за порнография?
— Здорово пляшут, — согласился Виталий. — Нет, в самом деле.
— Эй, красотка? А ты что стоишь? — раздался где-то в стороне пьяноватый мужской голос. — Чего не танцуешь? Что? Куда-куда ты меня послала?!
Виталий обернулся: какой-то черт-легионер, дылда под два метра ростом, норовил выпихнуть в круг Весту и даже сорвал с нее паллу. Стоящие поблизости пытались его урезонить, но пока тщетно, и ситуация явно требовала вмешательства. Как социолог, Беторикс понимал, что слова в такой ситуации бесполезны. Просто, будучи тоже парнем не хилым, подошел к нахалу да врезал по зубам!
— Вот это славно! — обрадовались вокруг. — А то что же за праздник без драки?
— Толян, там Марцелия бьют! — всполошились, видать, одноклубники дылды. — Не знаю, галлы какие-то!
— А ну, братва, бей галлов!
— Что тут такое, что?
— Галлы драку заказали!
— Галлы?
— Они, они…
— Мхх!!!
И понеслось! Драка вспыхнула, будто охапка соломы, к которой поднесли спичку. Народ, подогретый выпивкой, всей душой жаждал помахать кулаками.
Эх, раззудись, плечо!
Девчонки перестали танцевать, а музыканты все наяривали, словно бы ничего особенного не происходило.
— На, поросенок поганый, вот тебе!
Бац! Бац! Бац!
— У-у-у!!!
— Н-на, собака римская! Получи, фашист, гранату!
— Ах ты, галльская свинья!
— А-а-а!!! Сволочи!
— Только не по голове! Только не по голове! Только не… а-а-а!!!
— Фуб! Фуб, фуки, фыбили!
— Димыч, слезь с него! Этот не тот, просто рубаха похожа!
— Мля, серьгу оторвали вместе с ухом! Сволочи, серьгу отдайте, Ганс таких больше не делает!
— Прекратить побоище! — прозвучал вдруг, словно гром небесный, усиленный микрофоном голос. — Драться будете завтра, а сейчас для всех желающих — холодный душ!
Откуда у организаторов взялась пожарная помпа, никто не знал, однако струя холодной воды окатила драчунов весьма качественно, многих даже сбила с ног и заставила протрезветь немного. Вспыхнувшая было драка закончилась, снова продолжалась пьянка, тем более что Мастер выставил каждому объемистую кружку пива забесплатно.
— Слава Мастеру! — хором закричали «легионеры» и «галлы». — Вива!
Оросив всех озерной водичкой, пожарный насос стих, будто потревоженный зверь снова заснул.
— А помпа-то у них электрическая, — вытирая разбитую в кровь губу, задумчиво произнес Камулоген. — Вот только дизеля я здесь не замечал. Как же насос-то работает?
— Так, может, на солярке или бензиновый…
— Не, Виталя, я ж мотористом когда-то был, в таких делах опытный. Уж электронасос от дизельного отличу. Электричество, и думать нечего! А генератора нету. Может, от какой-нибудь старой ветки запитались?
— Может, — согласно кивнул Беторикс. — Нам-то какая разница?
— Это верно, никакой. Но мне, как специалисту, интересно.
Виталий поискал глазами Весту, но красотки нигде не было видно.
Вдруг кто-то несмело потянул его за рукав туники:
— Беторикс…
Молодой человек обернулся и увидел подростка, искательно смотрящего в глаза. Это был Каген, тот самый, что подглядывал за купавшимися девками.
— Чего тебе?
— Это я наших позвал.
— Ну, молодец. Что еще?
— Поговорить бы! — Юноша наконец набрался смелости. — На пару слов, с глазу на глаз.
— Ну, пошли. — Допив вино, Виталий махнул рукой. — Перетрем… Важное что-то?
— Очень… — Каген обхватил себя за плечи и зябко поежился. — Не знаю даже, как и сказать.
— Скажи как есть… Вон туда, к озеру пошли. Вроде там тихо.
Они уселись на берегу, свесив ноги со старых мостков. Позади, в харчевнях, слышались веселые голоса и смех, где-то рядом плескалась рыба, а в черной воде отражались дрожащая луна и звезды.
Беторикс, зачерпнув ладонью воду, намочил стремительно распухавшее ухо — все ж таки приложили изрядно.
— Ну, что у тебя?
— Вот… — Парнишка протянул ладонь, на которой блеснул сотовый телефон.
— И что? Нашел, что ли?
— Это мой.
