И вот на фоне всей этой невеселой жизни вдруг приезжают в родные места, где каждый листик, каждое деревцо знаешь, какие-то не пойми кто. С точки зрения деревенских жителей — сытенькие городские бездельники, ворюги, потому как работящий-то человек разве будет по болотам голыми волосатыми ножками бегать? Тьфу! И смотреть-то противно.
Черт! А Васюкин-то, между прочим, в райцентр вчера вечером укатил! Ну да — и джипа нет, так что зря Мастера ищут. Искать надо Ариовиста, он комендант лагеря и должен знать, где тут линия и что делать. Только его мало разыскать, его еще разбудить надо, а он в такую рань едва ли шибко соображает. Вот засада-то! А мужики ждать не настроены. Если местные всерьез обидятся, тут и охотничьи ружья в ход пойдут, и обрезы, а у кого-то, может, на огородике дедушкой еще и пулемет прикопан!
— Вот что, мужики, шефа вы, думаю, не дождетесь, но я сам с вами поеду, — решил наконец Беторикс, подозревая, что из командиров он сейчас один в здравом уме и твердой памяти, а значит, надо брать все на себя. — Покажу, где тут у нас что. К обеду-то управимся?
— Как пойдет.
— Ну и ладно. Поехали.
И все же Виталия терзали смутные сомнения. Он подозревал, что Васюкин, будь он на месте, ремонтников на свою территорию не пустил бы, по крайней мере до конца маневров. С властью бы местной связался, милицию бы подключил… Пожалуй, это было сейчас единственно верным решением — поехать с линейщиками.
У Ариовиста обязательно должен быть васюкинский телефон — с опозданием сообразил Виталий. И у Лонгуса, и у Хагена, и у Кетиля, у прочих местных вождей, которые давно с богатеем-благодетелем знакомы. Чего сам-то вчера не догадался номер взять, на всякий случай?
А скорее всего, и Веста знает, как с Мастером связаться, — вдруг осенило Беторикса. Не сама же красотка заработала денег на красный «рено» и браслеты с цветной эмалью, а Васюкин явно принимает девушку близко к сердцу, так что… Но эти мысли были настолько неприятны, что Виталий поспешно их отогнал. Пусть девушка спит, незачем будить.
Линейщики, видно было, обрадовались, заскочили в кунг. Бригадир Василич, выгнав парнишку- шофера, сам уселся за руль, пригласив Виталия с собой в кабину. Скосив глаза, буркнул:
— Уж извиняй, ежели от чего оторвали.
— Да ничего.
— Ну и это… спасибо. У мужиков чуть премия не сорвалась. Да и шесть деревень без света сидят — тоже нехорошее дело.
— Оно ясно, что нехорошее, — в задумчивости кивнул Виталий.
Бригадир тронул машину — поехали, поглядывая по сторонам, по лесной дорожке.
— Это наш лагерь, — время от времени пояснял Виталий. — Вон, у реки шатры.
— Ага, вижу! — Василич смотрел во все глаза, благо газик как раз выехал на пригорок. — Это ж надо — народу-то! Вот бы всех да на колхозное поле. На прополку там или камни за трактором собирать.
— Они все и так где-то работают или учатся, а здесь выходные и каникулы проводят. Да ведь колхозов-то давно уже нет.
— Вот и плохо, что нет. Плохо. — Выруливая на идущую вдоль озера повертку, бригадир неожиданно улыбнулся. — А у меня ведь прадеда раскулачили. До войны еще. Мы как раз в этих местах жили — два десятка деревень было, сейчас вот осталось шесть. Все забрали, суки, и дом отобрали, и коров, и коней, и сад… Сад ведь был у прадеда-то, да какой сад! Сколько труда вложено, все своим горбом, умом своим. Коммуняки-то поганые, после прадеда-то так ведь и не смогли с садом управиться — вырубили.
— Странный вы какой-то, — честно признался Виталий. — Прадеда репрессировали, а вы о колхозах ностальгируете.
— А что тут странного? — хмыкнул бригадир. — Ничего странного нету. Сталина-то многие сейчас поминают не потому ведь, что страшно при нем жилось. Страшно было, да. Бабка, царство ей небесное, порассказывала — ужас! И жмых приходилось есть, и председателя молодухи, бывало, за трудодни ублажали. В лесу, казалось бы, жили, а дров попробуй выпроси, и покосы — если дадут, так загонят в самую неудобь. И вот случай был: клуб в деревне одной к празднику украшали, все как положено — лапник еловый к стенам прибили, ленточки красные… Сталина портрет в углу стоял, очереди своей дожидался. Один-то мужик возьми да ляпни — вот, осталось Сталина только повесить… Ну, не подумавши сказал. А на следующий же день из района полуторка за ним пришла — это ж позвонил кто-то, донес. Больше мужика этого и не видели.
— Да уж, — кивнул молодой человек. — Страшные времена были.
— Страшные, да… Но справедливые. Да всех, суки, жали, но ведь и ворье всякое не могло подняться. А сейчас, ты посмотри, что творится-то? Всю Россию продали, твари. Хорошо хоть на нефть еще цену дают, а не было бы, так давно бы все сдохли.
Бригадир угрюмо замолчал, видать, погрузился в свои не очень-то веселые мысли. Впрочем, помалкивал он недолго.
— Вон наша линия. — Василич кивнул на появившиеся из леса серые чахлые столбики. — Тоже с советских времен стоит, глаз да глаз нужен. То деревом провода порвет, то веткой, а то и столб ветром повалит, старое ведь все! Сейчас выпущу мужиков, чтоб «прозвонили».
Притормозив прямо на середине узкой дорожки — никакой обочины все равно не наблюдалось, одни кусты да папоротники, — бригадир выскочил из машины и сразу едва не ступил в глубокую коричневато- желтую лужу, после чего выругался, высморкался и заорал:
— Эй, вы чего там? Оглохли, что ли?
Дверь кунга сейчас же открылась.
— Все, Василич, выходим. Ваську вон с Лехой «козлами» оставили! С «хвостами» и с «яйцами»!
— Картежники, блин! — Бригадир сплюнул. — А ну, живее давайте, что нам тут, до ночи по лесам шастать? Да и человека, вон, задерживать не с руки.
Беторикс улыбнулся: стоило проехаться да потрепаться за жизнь, как уже стал не городским пижоном, а человеком! А если бы еще и водки выпили вместе, то считался бы другом, практически родственником.
Электрики живенько «прозвонили» линию, но особых неполадок не обнаружили, разве что кое-где пришлось поменять изоляторы.
— Та-ак… — задумчиво пробормотал Василич. — Здесь, значит, все чисто. Стало быть, ЛЭП!
— Значит — ЛЭП! — эхом откликнулся молоденький водила. — Тогда поехали к просеке… Василич! Может, все-таки меня за руль пустишь?
— «Козла» покуда забей. Может, повезет — отыграешься.
Шофер поправил кепку.
— Я, Василич, никогда не отыгрываюсь — потому что не азартный. Вот и жена говорит…
— Ладно, хватит болтать, поехали. — Загнав ремонтников в кунг, бригадир вновь уселся за руль и, посмотрев на Виталия, пояснил: — До просеки не близко, верст пятнадцать будет, да еще по такой дороге. Васюкин-то от ЛЭПа чего запитал?
— Честно сказать, не знаю. — Виталий пожал плечами.
— Если и запитал, так только через нашу подстанцию. — Запустив двигатель, бригадир хмыкнул и тихонько въехал в лужу.
— Думаю, все законно там. — Беторикс усмехнулся. — Всяко Васюкин уж проплатил кому надо. Денег у него хватит.
— Кто бы сомневался! — рассмеялся Василич. — Почему только у нас таких денег нет? Вот… извини, имя запамятовал…
— Виталий. А вы?
— А я Тихон Василич. Ну, все Василичем кличут, потому как начальство! А вот ты, Виталий, извиняюсь за вопрос, кем трудишься?
— Я-то? Ученый. — Беторикс пригладил волосы в напрасной попытке придать своей варварской внешности хоть сколько-то цивильный вид.
— Иди ты! — Бригадир, похоже, несказанно удивился.
— Аспирант на кафедре социальных наук. А здесь материал для кандидатской диссертации собираю.
