Старик Камнелиц, ныне реабилитированный цареубийца, у которого была даже собственная статуя в городе, и которую не трогали городские граффити, поскольку Ваймс отчетливо дал понять, что именно он сделает с «художником».
Но Старик Камнелиц был всего лишь вехой в истории, своего рода правдивой сказкой. Между ним и Сэмом Ваймсом не было прямой связи, только болезненная бездна.
И все же, Сэм-младший однажды станет герцогом, и за эту мысль стоило цепляться. Ему не придется расти с беспокойной мыслью о том, кто он, потому что ему это будет известно, и влияние с материнской стороны должно перевесить ненормальный груз того факта, что его отцом является Сэмуэль Ваймс. Сэм- младший сможет вернуть мир на правильный путь. Для этого нужна уверенность в себе, а целая куча (по всей видимости) чокнутых предков поможет произвести впечатление на людей с улицы, а Ваймс знал много улиц и много людей.
Вилликинс не был полностью откровенен. Даже городским нравятся личности, особенно злобные или довольно интересные, чтобы добавить живости в бесконечное цирковое представление, которым является уличная жизнь Анк-Морпока, и если иметь пьянчугу отца просто социальная оплошность, то иметь пра- пра-прадедушку, который пил столько бренди, что его моча вполне вероятно была огнеопасна и который появлялся дома только для того, чтобы пообедать палтусом с жареным гусем на закуску (с подходящим вином), а так же до рассвета играть в седло поросенка18 со своими дружками и отыграть все проигранное ранее… ну, народу нравятся такие штуки, и подобные личности, которые способны пнуть остальной мир под зад и прикрикнуть вслед. Не таким ли предком стоит гордиться?
— Думаю… мне стоит пойти прогуляться, — заявил Ваймс. — Знаешь, оглядеться, самостоятельно разобраться кто чем здесь в деревне дышит.
— Возьми Вилликинса за компанию, дорогой, — предложила леди Сибилла. — Просто на всякий случай.
— На случай чего, родная? Я каждую ночь хожу один по улицам, не так ли? Не думаю, что, отправляясь на прогулку по деревне, мне стоит надевать стальную каску. Мне просто хочется понять дух этого места. Хочу взглянуть на цветочки, чтобы проверить, действительно ли они как должны вселяют в меня радость, или что им полагается делать? А так же постараюсь не пропустить редкую камышовку- поганку и полюбуюсь на бабочек. Я много читал про природу в книгах, так что, думаю, я сумею сам за себя постоять, милая. Командующий Стражи не боится испачкаться о грязную мухоловку!
Леди Сибилла по опыту знала, когда стоит возражать, а когда нет, поэтому удовольствовалась таким ответом:
— По крайней мере, дорогой, постарайся никого не расстраивать, ладно?
Прогулка Ваймса не успела начаться, как через десять минут он полностью заблудился. Не физически, а метафорически, духовно, перипатетически19. Аромат, источаемый живой изгородью, по сравнению с устойчивой городской вонью не имел для него осязаемой формы, а так же Ваймс не имел ни малейшего понятия, что может шуршать в листве. Он сумел признать в пасущихся животных телок и бычков, но только потому, что часто ходил мимо района боен, но тут животные не были полубезумны от страха, а казалось осторожно за ним наблюдают и делают заметки. Верно! В этом и дело. Мир перевернулся с ног наголову! Он был копом, всегда им оставался, и умрет копом. Нельзя перестать быть копом, и прогуливаясь по городу для всех он оставался почти невидимкой, за исключением тех, кто поставил целью своего бизнеса замечать копов, и чья жизнь зависела от того, кто кого заметит раньше. Ты в основном просто часть декораций, пока не раздастся чей-нибудь крик, звон разбитого стекла или звук шагов преступника, которые выведут тебя на первый план.
А тут всё и вся наблюдали за ним. Какие-то создания улепетывали за изгородь, взлетали в панике или подозрительно шуршали в подлеске. Здесь он был чужаком, нарушителем, нежелательной личностью.
Сэм свернул и увидел деревню. Он еще издали заметил дым, но ведущие туда дорожки и тропинки были так перепутаны и пересекались под разными углами в изгородях и в рядах деревьев, образуя завлекательные тенистые туннели, что совершенно сбивали столку и путали чувство направления, которого и так не было в помине.
К тому времени когда Ваймс выбрался на длинную пыльную тропинку с крытыми соломой домиками с каждой стороны, он совершенно запутался, вспотел и был в смятении. Впереди он увидел крупную хижину с надписью «Бар» на крыше и, в частности, трех стариков, сидевших на лавочке и с надеждой наблюдавших за приближением Ваймса. В их взглядах читался вопрос, не он ли тот добрый малый, что угостит их пинтой пива. Одежда на них казалась прибита гвоздями. Когда он подошел поближе, один что-то сказал двум приятелям и все трое поднялись ему навстречу, приложив пальцы к шляпам. Один из них сказал:
— Бробрый пень, вшачесть, — фраза, которую Ваймс сумел понять только после небольшого анализа. Последовал также многозначительный кивок в сторону пустых кружек, подсказывая что они, и в самом деле, пусты, и данную аномалию требуется устранить.
Ваймс знал, что от него хотят. В Анк-Морпорке не было ни одного бара, где бы не нашлось копии этой троицы, греющейся снаружи на солнышке, и всегда готовых поведать прохожему о добрых старых деньках, например, когда их кружки были полны. И весь их внешний вид подсказывал, чтобы ты наполнил им кружки дешевым пивом и получил в ответ: «Вот уж спасибо, добрый человек», и, вполне возможно, немножко информации о том, кого за каким занятием видели, с кем и когда. В общем льют воду на полицейскую мельницу.
Но едва другой старик что-то быстро шепнул своим приятелям их выражение изменилось.
Они дружно сели на скамейку, словно изображая полнейшую невинность, но не выпуская из рук пустую посуду, потому что… ну, никогда не знаешь наверняка, как повернется дело. Вывеска над дверью заведения гласила, что это «Голова Гоблина».
Напротив бара находилось большое открытое пространство, как говорят местные, с лугом. На нем паслись несколько овец, а в дальнем конце находилось какое-то сооружение из переплетенных кусков дерева, назначение которого Ваймс не сумел определить. Однако, он был знаком с термином «выпас для скота», но никогда не видел ничего подобного.
В Анк-Морпорке с выпасами было туго.
В баре пахло застарелым пивом. Это помогло избавиться от соблазна, хотя Ваймс уже много лет был «в завязке», и при случае мог справиться с рюмочкой шерри на официальном приёме, в особенности потому, что его ненавидел. Вонь застарелого пива имела схожий эффект. При тусклом свете жалких окон Ваймс разглядел пожилого мужчину, старательно полирующего кружку полотенцем. Мужчина взглянул на Ваймса и кивнул. Это был простой кивок, который везде понимался одинаково: «Я вас вижу, вы видите меня. Только от вас зависит, что мы будем делать дальше». Хотя некоторые из владельцев заведений умели вкладывать в подобный кивок еще и сообщение о том, что под стойкой дожидается двухфутовая свинцовая труба, на случай, если вечеринка перестанет быть томной.
Ваймс спросил:
— Тут подают что-нибудь
Бармен очень аккуратно повесил кружку на крюк над стойкой, взглянул Ваймсу в лицо и беззлобно ответил:
— Видите ли, сэр, это то, что мы здесь называем «баром». Без алкоголя народу здесь станет скучно. — Он секунду побарабанил пальцами по стойке, а потом неуверенно добавил: — Моя жена варит пиво из корнеплодов. Сойдет?
— Из каких именно?
— Из свеклы, сэр. Она поддерживает в человеке регулярность.
— Отлично. Я всегда считал себя очень регулярным человеком, — ответил Ваймс. — Налей пинту. Хотя нет, достаточно половины. Спасибо.
Последовал очередной кивок, и мужчина быстро исчез за стойкой и тут же появился с большим стаканом, наполненным красной жидкостью с пеной.
— Вот, — сказал он, аккуратно поставив сосуд на стойку. — Мы не разливаем его по оловянным кружкам, потому что оно что-то делает с металлом. За счет заведения, сэр. Меня зовут Джимини, владелец «Головы Гоблина». Осмелюсь предположить, что знаю вас. Моя дочь служит горничной в большом доме, и я
