* * *
Старший редактор отдела анкморпоркской Таймс всей душой ненавидел поэзию. Он был простым парнем и большую часть карьеры посвятил вымарыванию стихов из попадающихся ему страниц. Но стихи коварны, стоит отвернуться, как они тут же проскользнут мимо тебя. Сегодня вечером бумага для газеты пришла с опозданием, и парни внизу работали сверхурочно. Редактор стоял, уставившись на только что доставленный репортаж музыкального критика Разорвибыка Харрингтона. Тот давно был у него на подозрении. Редактор повернулся к своему заместителю и гневно потряс статьей:
— Ну, что опять за: «Откуда взялась эта эйфоричная музыка»? Почему нельзя просто написать: «Откуда музыка?» В любом случае получилось бы идиотское вводное предложение. Да и что значит это его «эйфоричная»?
Заместитель замялся, но ответил:
— Может «жидкая»? Но я могу ошибаться.
Старший редактор с неприязнью посмотрел на статью:
— Точно - поэзия! Кто-то играл какую-то музыку хорошую музыку. Видимо все были впечатлены. Почему бы этому типу в женской шелковой сорочке не написать что-то подобное, а? В конце концов, этим все сказано, разве нет? — Он взял красный карандаш и только хотел исправить поганую статью, как услышал грохот на металлической лестнице и в кабинет вошел Главный редактор, мистер де Ворд. Вид у него был такой, будто он только что увидел приведение или наоборот, приведение только что увидело Главного редактора.
Он рассеяно посмотрел на двух озадаченных сотрудников и, справившись с собой, спросил:
— Харрингтон уже прислал материал?
Старший редактор протянул возмутительную статью:
— Да, шеф. На мой взгляд - полный бред.
Де Ворд взял репортаж, прочел, шевеля губами, и резко протянул листок обратно:
— Не смей менять ни единого слова. Сразу на первую полосу, Багси! Черт! Надеюсь, Отто сделал иконографию.
— Да, сэр, но…
— Не смей даже спорить! — прокричал де Ворд. — А теперь прошу всех меня извинить. Я буду в своем кабинете.
Он взбежал по ступеням вверх, а потрясенные старший редактор с заместителем остались перечитывать статью. Она начиналась так:
«Откуда взялась эта эйфоричная музыка? Из какого тайного грота, из какой секретной кельи? А может из тёмной таинственной пещеры? Где находится то чудесное окно в рай? Мы видели только хрупкую фигуру в свете софита и слышали омывавшую нас музыку: нечто нежное, успокаивающее, нечто благословенное, порой обвиняющее. Каждый из нас боролся со своими демонами, призраками прошлого и воспоминаниями. Выступление Слез Гриба, барышни гоблинского происхождения, длилось около получаса или час, но показалось, что прошла целая жизнь, и когда оно завершилось, воцарилась гробовая тишина, которая набухала, нарастала и ширилась, пока не взорвалась. Все зрители аплодировали стоя со слезами на глазах. Нас чудесным образом перенесли в другой мир, откуда мы вернулись другими людьми, жаждущими нового путешествия в этот рай, невзирая на то, какой ад придется преодолеть по пути».
Редакторы переглянулись с выражением на лице, которое Разорвибыка Харрингтон назвал бы «внезапным озарением». Наконец заместитель редактора выдавил:
— Видимо, ему понравилось.
* * *
Прошло три дня. Они выдались очень напряженными для Ваймса. Он снова оказался на тех же качелях, только, признаться, это было скорее не качание, а перебегание с одной половины качающихся качелей на другую. Столько накопилось бумаг! Столько их нужно протолкнуть! Столько делегировать! И еще столько бумаг, которых он «якобы» не получил и было сожрано горгульями.
Сегодня в Продолговатом кабинете патриция лорд Ветинари был готов взорваться. Чтобы это понять, нужно было очень хорошо его изучить. Он барабанил пальцами по столешнице:
— Снаркенфаугейстер? Уверен, она выдумала это слово!
Барабантер осторожно поставил чашечку кофе на стол своего повелителя.
— Напротив, сэр, такое слово действительно существует. В Нортингфьорде оно означает изготовителя мелких, но необходимых в быту вещей, например, пробок или бельевых прищепок только для использования в доме, а так же коротких коктейльных палочек, специально для тех, кто не любит длинных. Термин представляет и определенный исторический интерес. Благодаря моим исследованиям, которые я провел утром, последний снаркенфаугейстер умер двадцать семь лет назад во время жуткого несчастного случая, связанного с заточкой карандаша. На самом деле, я догадался об этом только потому, что ваша противница по кроссвордам сама родом из Нортингфьорда.
— А! Ты догадался! Долгие зимы, проведенные у печки! Сколько адского терпения! А еще она владелица зоомагазина на Пелликунской набережной! Ошейники, кошачье печенье, мучные черви! Какие повороты! Какие уловки! Какой словарный запас! Снаркенфаугейстер!
— Верно, сэр, сейчас она у Таймс главный составитель кроссвордов. И, полагаю, подобные способности приобретаются с родиной.
Лорд Ветинари успокоился.
— Ставим крестик. Она победила, а я проиграл. Как ты знаешь, Барабантер, я очень редко проигрываю. Моя сильная сторона спокойствие, и даже циничная беспристрастность. Я в состоянии изменить судьбы целых народов, но не в состоянии одолеть безупречную леди, составляющую кроссворды!
Барабантер кивнул.
— Вы правы, сэр, с одним замечанием. Если позволите я объясню несколько пространно. Позволю себе напомнить, что в соседней комнате ожидает командор Ваймс.
— В самом деле? Сделай одолжение, пригласи его войти.
Ваймс шагнул внутрь, четко отдав честь и замерев по стойке смирно.
— А, вот и вы, ваша светлость. Наконец-то! С возвращением! Как помимо прочего, включая незаконные действия, драки, специальные мероприятия, погони на суше и на море, а так же в пресных водах, несанкицонированные расходы и, конечно же, порчи воздуха в покоях сильных мирах сего, прошел ваш отпуск?
Взгляд Ваймся был направлен четко прямо чуть поверх уровня глаз патриция:
— Одно замечание, милорд. Воздух испорчен не был. Возможно, был выбран неправильный нос.
— Издержки службы, надо полагать? — иронично спросил лорд Ветинари. — Ваймс, за последние несколько дней ваши действия вызвали настоящее извержение бумаг на моем столе. В ряде случаев просители требуют вашу голову на бюдечке, другие более осторожны, поскольку до смерти боятся тюремной камеры. Позвольте вам кое-что разъяснить, ваша светлость. Закон не имеет обратной силы. В противном случае, всем нам грозят неприятности.
Лорд Ржав-младший может быть повинен, и даже на самом деле повинен во многих неблаговидных поступках, но рабовладение применительно к гоблинам по текущему законодательству не является преступлением. Однако, как я подозреваю, в свете последних открывшихся фактов о его деятельности, его репутация и так сильно подмочена. Вам, Ваймс, это может быть неизвестно, но в обществе испорченная репутация значит куда хуже тюремного заключения, а порой - даже хуже смерти. Юный Гравид потерял всех друзей. Полагаю, это должно вас несколько утешить.
Ваймс не ответил, но подумал: «Шар в лузе».
Ветинари взглянул на него и продолжил:
— Так же у меня имеется красноречивое послание от лорда Ржава-старшего, который умоляет о жизни сына, если не возможно сохранить свободу, полностью признав, что тот втоптал фамильную честь в грязь.
Лорд Ветинари поднял руку:
— Его лордство пожилой человек, так что, Ваймс, если ваши следующие слова будут «про яблоко и яблоню», то я предлагаю вам проявить немного милосердия. Его светлость изо всех сил желает замять
