тоненькой бородкой, тут же ткнул вперед клинком: в его ватаге таких бородок не носили. Швед, округлив глаза, отвалился в сторону, дрогнул воздух – Вожников резко отпрянул, рубанул саблей в ответ, поднырнул, снова уколол. В сумраке, слабо разгоняемом светом двух лампадок на стенах, ничего толком понять не удавалось, атамана выручали чистые рефлексы, оставшиеся с боксерских времен. Правда, там бойцы, зевнувшие удар, обычно получали нокаут, а не поминальную службу – но зато и удары кулаком всегда получаются стремительнее, нежели тяжелым клинком.
Тень напротив выдохнула, подсказывая, что снова вкладывает всю силу в выпад. Егор, опустив саблю, крутанулся, отмахиваясь от невидимого оружия, и, шагнув ближе, обратным движением быстро ударил шведа локтем в лицо, отступил, рубанул поперек, пользуясь мгновениями замешательства противника. Болезненный вскрик подсказал, что удар пришелся в цель.
Атаман пошел по кругу, выставив клинок. Ощутил дуновение воздуха, глубоко поднырнул, разворачиваясь, и услышал испуганный выкрик:
– Свои!
– Кто «свои»?
– Путята я, ладожский!
– А-а-а… – Егор опустил оружие. Путяту он не помнил, однако тот говорил по-русски. Здесь этого вполне хватало. – Неужели все?
– Кажись, кончились свеи, атаман, – узнал он голос Тимофея.
– Тогда наверх! – указал на лестницу Вожников.
Прикрываясь на всякий случай щитами, ушкуйники поднялись на раскат – широкий и длинный участок стены между двумя башнями, на котором лежали в паре шагов друг от друга мощные бронзовые стволы диаметром с полметра, нацеленные на узину морского залива перед крепостью. Калибр у пушек был примерно одинаковый: с человеческую голову. Посланные в дом напротив ватажники приказ выполнили: крыша горела, освещая близкие проулки и саму стену. Однако обратно бойцы не вернулись. Видать, были заняты. Нашли, чем поживиться.
Город стал наполняться криками и плачем. Иногда то тут, то там звенела сталь, где-то слышался радостный гомерический хохот. Однако, чтобы новгородцы могли спокойно заниматься любимым делом, кто-то должен был позаботиться об их безопасности.
Атаман присел перед одним из стволов, глубоко засунул в него руку, нащупал деревянный пыж:
– Отлично, они заряжены. Федька, жаровни видишь? Разжигай. Ищи железные запальные штыри, где- то здесь должны храниться. Кидай их на угли, кали докрасна.
– Понял… – паренек полез в поясную сумку за огнивом.
– Тимофей! Мужики! Ну-ка, взялись, и все стволы давайте от залива на внутреннюю гавань повернем!
Тяжелые, этак по полторы тонны весом, шведские пушки колес не имели, все стволы были просто притянуты железными полосами к большим деревянным колодам. Однако усилием разом навалившихся пятнадцати крепких мужиков они постепенно, вершок за вершком поддались, меняя прицел с морского устья протоки на ее озерный исток.
– Половина дела сделана, – Егор, закончив работу, отер лоб. – Теперь по кочам никто не шмальнет, могут подходить спокойно. Вот только отчего гарнизон здешний город любимый спасать не торопится? Разорим ведь вконец. Останется только шкурка от апельсина.
Несмотря на мирное время, в городе должно было находиться никак не меньше пяти-шести сотен воинов. Следить за арсеналами, охранять пушки, башни, нести караульную службу. Держать оборону при внезапном нападении. При «правильной войне» с ее долгими осадами, обстрелами, штурмами разрушенных стен несколько сот ратников могли бы успешно отбиться в крепости даже от многотысячного войска. Однако же город горел уже в нескольких местах, бюргеры вопили о помощи, а храбрые шведские воины сидели, запершись в ощетинившихся бойницами башнях, в казармах у арсеналов, в укрепленных воротах и носа наружу не показывали.
А ведь Егор так рассчитывал вломиться в могучие укрепления возле северных ворот через открытые защитниками двери! Уж больно неудобной для загрузки огромных кочей была протока у монастырского острова. Наплавной мост, повернутый к середине глубоководной бухты, подошел бы для этой цели куда больше.
– А ты сам бы вышел, атаман? – спросил Тимофей. – Представь себе: ночь, взрывы, крики, шум боя непонятно кого и с кем, и сколько врагов – тоже неведомо. Ты бы полез в темноту за приключениями или до утра отсиделся, чтобы потом мост опустить и через ворота подмогу в город впустить?
– Я бы вышел, – ответил Вожников, прохаживаясь по краю стены и вглядываясь в подсвеченную пожарами Стекольну. – Хотя, конечно, по уму, удержать за собой ворота важнее. У кого ворота, тот городом и владеет. Но своих людей на поругание я бы не отдал.
– Гарнизон королевский, население ганзейское, – напомнил Тимофей. – Своих бы и свеи не отдали. А на купцов немецких им наплевать.
Внезапно со стороны северных ворот истошно запели трубы. И тут же откликнулись горнисты из других уголков города. Спустя некоторое время отозвался трубач со стороны озера.
– О, до них наконец-то дошло, – рассмеялся Егор. – Поднимают тревогу. Да только ближайший гарнизон в Упсале стоит. Раньше полудня не подойдут. И корабельные экипажи наверняка на берегу. Тоже только на рассвете соберутся.
– Коч! – указал на бухту ватажник. – Куда их вести, атаман?
Вожников прикусил губу, лихорадочно размышляя.
Конечно, северные ворота и мост на глубине были бы предпочтительнее, но раз свеи в город не вышли, то привратных башен без большой крови и долгого штурма не взять. Ворота в здешнем мире защищать умели, держались за них крепко. Это не пушечный раскат, который только и годится, что от кораблей близких отбиваться, у ворот малой стражей не обходятся.
– Пусть сюда идут! – решительно рубанул рукой воздух Егор. – В протоку. Выдели десяток людей кровлю на ближних домах раскидать. Из стропил и обрешетки пусть мостки свяжут взамен подъемного пролета. Грузить добычу будем с моста. Глубина там два моих роста, я проверял. Кочам хватит, на брюхо не сядут.
– Сделаем, атаман! – Тимофей залихватски свистнул: – Мытарь, Веник, Щука, Феофан, все слышали? Бегом, бегом, исполнять!
Где-то в южном конце города послышались хлопки, потом зазвенели клинки. Похоже, там часть гарнизона решила-таки вступиться за горожан. Либо сами обыватели оказались зубастей прочих. Однако помочь своим ватажникам атаман ничем не мог – у самого под рукой всего пятеро бойцов осталось. Даст Бог, ушкуйники справятся и без него. Не первый раз в набеге, знают, как поступать. Прятаться не станут, сами на шум боя прибегут.
Тимофей, стоя на стене, хвощовой свечой подавал кормчему на коче понятные только им двоим знаки. Корабль, величественно взмахивая веслами, пробрался под стенами, свернул в протоку, стал пробираться по ней. Гребцы цеплялись лопастями за камни на берегах и ругались так, что было слышно даже на раскате.
– Проклятие! – сжал кулаки Егор. Он понял, что больше одного корабля к подорванным воротам подвести не получится. А значит, погрузка займет в пять раз больше времени, чем он рассчитывал.
Шум боя на юге никак не затихал и даже вроде как перемещался по проулкам в сторону ворот. Если гарнизон наберется храбрости и придет на помощь дерущимся горожанам, будет плохо. Все же силы города и маленькой ватаги несопоставимы…
Атаман перешел на другую сторону стены, выглянул. Посланные на мост воины уже перебрасывали балки от стены до ближнего пролета. Еще немного – и можно будет грузиться.
– Тимофей, – окликнул Егор ватажника. – Давай сигнал отхода.
– Да ты чего, атаман? – не поверил собственным ушам ватажник. – Да мы же… Да ведь город наш – гуляй не хочу.
– Всего золота не соберешь. Люди дороже. Мы уходим!
– Атаман! – покачал головой Тимофей. – Не поймет тебя общество. Ой, не поймет!
– Вы все клялись слушаться меня, не переча! – жестко напомнил Егор. – Зови ватагу. Мы уходим.
