Пришло письмо от принца Хёбукё:
«Всё в обильной росе
Листья хаги
Цвет свой меняют.
Нет никого, кто б отбил
Осенью платье моё[563].
Что же мне делать? Жить один я не в силах, и печалюсь я, что ты по-прежнему ко мне равнодушна».
Ответа на это не последовало.
Пришло письмо от правого генерала Канэмаса:
«Чтоб хоть во сне
Увидеть тебя,
Сколько раз в изголовье
Клал китайского платья рукав!
Но вновь и вновь сожалел я…
Ничего я не понимаю…»
Ответа на это не последовало.
Пришло письмо от советника Масаакира:
«Ветер на взморье
Мягко над волнами веет.
Разве ты хочешь,
Чтобы неистовой бурей
Он возмутил всё теченье?
Странное у тебя сердце!»
Пришло письмо от принца Тадаясу:
«Холодно сердце твоё,
И нет мне письма.
С кем же тебя
Сравнить мне?
Лишь с горою Атаго…»[564]
Как-то прекрасной лунной ночью Имамия и Атэмия, расположившись у занавеси, играли на лютне и цитре и любовались луной.
Накатада, спрятавшись, слушал их; с самого начала, когда Атэмия настраивала инструмент, ему стало понятно, что она играет так же великолепно, как он. Накатада пришёл в страшное волнение и решил: «Пусть даже ценой моей жизни, я хочу похитить Атэмия и укрыться с нею от всех». Но потом он задумался о том, как будет беспокоиться его мать, и на душе у него стало ещё тяжелее. Мучась такими мыслями, он крадучись прошёл к Соо и сказал ей:
— Почему в тот день Атэмия не написала мне ответа?
— Потому что она играла в шашки с императорским сопровождающим Накадзуми, — ответила девушка.
— Может быть, это оттого, что я очень взволнован, но игра Атэмия проникает мне в самое сердце. На цитре играет Атэмия, а на лютне кто?
— Имамия, — ответила Соо.
— Они уже теперь замечательно владеют инструментами. Каких же успехов ещё достигнут! — сказал молодой человек. — Атэмия настолько очаровывает сердца, что любой готов пойти на безрассудный поступок. Уж насколько я выдержан, но и моему терпению приходит конец.
— У грубых людей всегда невозможные намерения. Вы говорите неразумные вещи.
— Сколько раз я хотел забыть её! Но неужели я совсем не логу надеяться? Как же мне быть?
— Замолчите же. — Соо поднялась, чтобы удалиться.
— Но послушай, — удержал её Накатада, — разве своими речами я до сих пор причинил кому-нибудь зло? По правде говоря, я хотел бы как-нибудь сказать ей хоть одно слово, пусть через занавеску. Разве этого нельзя устроить?
— Вы просите о невозможном! Госпожа не хочет отвечать на ваши письма, я всякий раз очень её упрашиваю и так или иначе склоняю ответить. Однако ваши мечты о встрече с ней — совершенная нелепость!
— Как тяжело слышать твои слова! — опечалился Накатада. — Даже госпожа Дзидзюдэн в императорском дворце иногда приглашает меня к себе и беседует со мной. Почему же ты не хочешь сказать своей госпоже о моём желании?
— Через кого-нибудь я передам ей об этом, — пообещала Соо. — Разве я не хлопочу за вас перед Атэмия?
Накатада сорвал цветок горечавки и кончиком головной шпильки нацарапал на лепестках белого лотоса:
«Здесь мелкое теченье,
И плотовщик
Об этом не перестаёт
Вздыхать.
О, столько лет прошло![565]
Об этом мои постоянные мысли. Однако сегодня вечером я хочу сказать тебе всего лишь одно слово. Думаю, что слово это останется безответным. Но разве это преступление — выслушать меня?»
Он попросил Соо передать это письмо её госпоже.
Прочитав, Атэмия спросила:
— Где он сейчас находится?
