«Если бы они жили вместе, это была бы изумительная пара, — думал император. — Поселились бы в каком-нибудь дивном месте, с душистыми травами и красивыми деревьями, и весной, когда цветут вишни, или осенью, когда покрываются багрянцем клёны, в полные прелести сумерки обменивались бы уверениями в вечной верности, в глубокой любви и рассказывали бы друг другу о своих чувствах, — ах, какая это была бы исполненная тонкой гармонии, прекрасная картина! Все, кто бы мог их видеть и слышать, были бы очарованы таким сродством душ. Как бы все любовались ими, будь они мужем и женой!» Думая так, он наблюдал за ними и отметил изысканную утончённость госпожи, заметную в любой мелочи приготовленной ею трапезы, а также глубокий вкус генерала, проявившийся в устройстве соревнований. «Удивительно, как похожи их характеры!» — подумал император, и сочинив стихотворение, прикрепил его к особенно красивому цветку патринии и послал придворным, в группе которых находился Канэмаса:
«Красой очарован,
Оминаэси цветы полевые
В саду у себя посадил.
Разве случайно их лепестки
Усыпали капли росы?»[691]
— Сможет ли кто-нибудь объяснить смысл этих стихов? — спросил император.
Первым стихотворение прочитал принц Хёбукё, но смысла понять не мог. Однако поскольку в своём сердце он питал любовь к госпоже Сёкёдэн, он, стараясь не выдать себя, написал:
«Ждёт с нетерпеньем
В поле трава,
Когда возвратится
Оминаэси
Из изгороди цветочной»[692] —
и передал Канэмаса.
В глубине души Канэмаса продолжал питать глубокие чувства к Дзидзюдэн, но не догадывался, что император подозревает об этом, и раздумывая, какой смысл вложил государь в своё стихотворение, он написал:
«Если на бедное поле
Оминаэси цветы
Пересадят,
Полынь как царицу
Будет их почитать» —
и передал генералу Масаёри.
«Странно! — подумал тот. — Сейчас императору прислуживает моя дочь, Дзидзюдэн. И если государь именно в это время пишет такое стихотворение, это, по-видимому, неспроста».
«Никогда не хотел,
Чтобы этот прекрасный цветок
В диком поле терялся.
Пусть вечно он украшает
Роскошную изгородь!» —
написал он и передал Накатада.
Накатада, прочитав, сразу же понял, о чём тревожился Масаёри, и написал:
«Как радуется
Оминаэси цветок,
Что самой прекрасной
Гвоздикой украсил
Ароматов собранье!»[693]
Стихотворения поднесли императору. Прочитав их, он проник в смысл каждого стихотворения. Было ясно, что принц Хёбукё имел в виду Сёкёдэн. Прочитав стихотворение Канэмаса, император подумал: «Как удивительно, что он написал всё так, как я и предполагал», а прочитав стихотворение Накатада, он начал неудержимо смеяться.
— Почему ты так понял то, что я написал? — спросил он у молодого человека.
— Я не очень хорошо проник в смысл вашего стихотворения, — ответил тот. — Но неужели я совершенно ошибся, написав ответ?
— Ты всегда ловко прикидываешься, что ничего не понимаешь, — сказал император и никак не мог перестать смеяться.
Тем временем начались соревнования. Борцы левой и правой команд выглядели великолепно. До двенадцатого тура счёт был одинаковым. «До сих пор ни та, ни другая команда не добилась победы. Сейчас нужно провести ещё один, решающий тур», — сочли распорядители.
Для участия в соревнованиях в левой команде из провинции Симоцукэ прибыл знаменитый Наминори. ‹…› Он приезжал в столицу уже три раза и в какой-то год выступил один раз в соревнованиях, а потом соперников у него не оказалось, и ему пришлось возвратиться ни с чем. Это был самый сильный борец во всей стране. Масаёри думал: «Во всей левой команде нет никого, кто бы мог выступить против Наминори. На этот раз исход соревнования определён. Но борьба между соперниками будет упорной ‹…›».
Левая сторона надеялась на Наминори, правая — на Юкицунэ, с обеих сторон горячо молили богов о победе ‹…›, но никто из борцов не мог быстро одержать победу.
Солнце ещё стояло высоко. За столом императору теперь прислуживала госпожа Сёкёдэн. Приближалось время вечерней трапезы, во время которой подле государя должна была находиться дочь главы Палаты обрядов, но она, обратившись к Сёкёдэн, сказала:
— Пожалуйста, прислуживайте государю и сейчас. Я сменю вас попозже. — И Сёкёдэн оставалась подле императора до самого захода солнца.
Соревнования были очень напряжёнными, участники из правой и левой команд выходили бороться под звуки беспрерывно исполнявшейся музыки. Император не отрываясь смотрел на это захватывающее зрелище и не обращал внимания на Сёкёдэн, прислуживавшую ему за столом. Он не замечал ни её блистательной внешности, ни её великолепных одежд. Но наконец в перерыве между схватками, когда борцы удалились со сцены, он взглянул на неё. В лучах заходящего солнца всё красивое выглядит ещё лучше — и Сёкёдэн показалась ему привлекательнее, чем обычно. Император перевёл глаза с неё на принца Хёбукё, которым в то время восхищалась вся столица, и подумал: «Нет людей, сумевших бы в подобных обстоятельствах пройти один мимо другого, ничем себя не выдав. Они видятся друг с другом, но не
