императрице, «ханадзоно-фу» — наследнику престола, «мияко-фу» — его супруге. «Катати-фу» преподнёс левому министру[115] Тадацунэ, «оримэ-фу» преподнёс правому министру Тикагэ[116]. Император попробовал играть на всех этих кото. Звучание их было восхитительным.
— Как же были сделаны эти кото? — спросил император. — Вот уже давно не прикасалась к ним рука человека, но звук не стал хуже. И как смогли сделать так, что все семь имеют одинаковое звучание?
Тосикагэ подробно обо всём рассказал. Император был изумлён, он слушал с большим интересом, и не было конца его расспросам.
— Мне с непривычки трудно играть на этом кото. Поиграй на нём, — сказал император.
Тосикагэ взял кото «сэта-фу» и начал тихонько играть одно из «больших произведений»[117]. Звуки кото становились всё громче, и вдруг черепица на крыше дворца стала крошиться и сыпаться вниз, как лепестки цветов. Он заиграл другое произведение — и несмотря на то, что была середина шестого месяца, повалил снег, столь густой, что казался сплошным покрывалом. Император был в чрезвычайном изумлении.
— Это действительно удивительные произведения, — сказал он, — одно из них называется «Юйкоку», второе «Кусэкуюкухара». Рассказывают, что когда их играли китайские правители, с крыш сыпалась черепица и шёл снег[118]. Что за удивительный, что за редкостный у тебя талант! Ты сотворил невиданное в нашей стране! Давным-давно ты два раза сдавал экзамены и проявил себя человеком, в науках исключительным, превзошёл в этой области всех прочих. Тебе был пожалован чин, а потом ты был назначен воспитателем наследника престола. Но книжников в нашей стране много, хоть они тебе и уступают. А вот в игре на кото у нас второго такого нет. Учи наследника не наукам, а музыке. Принц обладает несомненными талантами. Он, вероятно, не будет доставлять забот своему учителю. Если ты всё своё искусство без остатка передашь наследнику, мы пожалуем тебе право являться во дворец в повседневном верхнем платье[119].
На это Тосикагэ ответил:
— Когда я был молод, я был разлучён с отцом и матерью и послан в Танское государство. Страшная буря и большие волны занесли меня в неизвестную страну. Ничто не могло сравниться с моей скорбью. После многих страданий возвратился я домой, но отец и мать мои уже скончались, и я нашёл одно лишь пепелище. В своё время я следовал высочайшей воле, несколько раз сдавал экзамены, отправился в страну Тан. Никогда не видел я больше ни отца, ни матери, долгое время жил на чужбине, испытал много горя, — и сейчас у меня нет сил учить наследника. Я знаю, что это непочтительно по отношению к моему государю, но я не буду учить наследника игре на кото.
После этих слов он удалился.
Отказавшись исполнить императорское пожелание, бросив службу, Тосикагэ поселился в просторном красивом доме, который он построил на окраине столицы, на перекрёстке Третьего проспекта и проспекта Кёгоку[120], и начал учить дочь игре на кото. Девочка запоминала всё с одного раза и в день выучивала пять или шесть «больших произведений» [121]. Под её пальцами те же самые инструменты звучали великолепнее, чем у отца. Она выучила всё, что знал отец.
Шло время. Тосикагэ разорился и не мог растить дочь в роскоши, как ему хотелось. Когда ей исполнилось двенадцать-тринадцать лет, только и было разговоров, что о её красоте. Блистательная внешность дочери Тосикагэ ослепляла всех, кто видел её, слухи об утончённости её души не смолкали. Император и наследник престола обращались к Тосикагэ с тем, чтобы она поступила на службу во дворец, и даже посылали письма самой девице, но Тосикагэ на эти предложения не отвечал и дочери отвечать на письма не разрешал. Что же до посланий других принцев и сановников, то их писем она вовсе не читала.
«Дочь моя, поручи себя Провидению. Если будет на то воля неба, быть тебе и матерью страны, и высочайшей наложницей[122]. Если же на это воли неба нет, быть тебе женой простолюдина, живущего в горах. Я человек бедный, неимущий. Как же мы можем быть связаны со знатными людьми?» — говаривал ей отец. И хотя благородные господа горели желанием жениться на его дочери, он этих разговоров не слушал.
Ворота его дома были обычно закрыты. Нарочные, приносившие письма от императора и наследника, посыльные от разных особ стояли у ворот до рассвета, но никто к ним не выходил.
Тосикагэ проводил всё время в занятиях с дочерью и не нёс никакой службы, и тем не менее его назначили главой Ведомства гражданского управления и советником сайсё.
В год, когда его дочери исполнилось пятнадцать лет, во втором месяце неожиданно скончалась её мать. Девица ещё горько оплакивала потерю, как заболел отец. Вскоре он совсем ослаб.
— Раньше я хотел, чтобы ты занимала высокое положение В этом мире, — сказал он, позвав как-то дочь к себе, — но в молодости я отправился в дальние края, а когда возвратился на родину, императору больше служить не стал. Со временем я разорился, и уже не могу устроить твоего будущего. Поручаю тебя Провидению. Мои поместья и земли обширны, но вряд ли кто-нибудь станет заботиться о твоих интересах. Кто будет приходить к тебе с тем, чтобы давать отчёт?[123] Однако после моей смерти тебе останется сокровище, которое вечно будет только твоим. — С этими словами он велел ей наклониться к нему и поведал дочери свою тайну: — В северо-западном углу нашего дома на глубине в один
После того, как он сделал своё завещание, жизнь его оборвалась.
Вскоре умерла и кормилица.
Оставшись одна, дочь Тосикагэ[125] дошла до крайней нищеты. Дни текли, а доходов не было никаких. Слуги её покинули. Каждый день кто-нибудь из них уходил, и скоро осталась она одна, совершенно беспомощная. Всего боясь и стыдясь своего положения, госпожа не хотела, чтобы кто-нибудь знал о её существовании, и пряталась от людей. Прохожие, глядя на дом, думали, что он необитаем, разбирали и по частям растаскивали строения. Вскоре из всех построек осталось только главное помещение, и даже веранда вокруг него исчезла. Сад зарос, как дикое поле.
Госпожа позвала к себе жить служанку своей покойной кормилицы, которая ютилась в бедном доме. Ещё при жизни отца случалось, что оброка с его земель не платили и надо было специально посылать кого-либо для его сбора, а сейчас, когда дочь дошла до крайней нищеты, и этот оброк оставался у управляющих, к вящему их удовольствию. Исчезли и мелкие личные вещи, которые спрятали тогда, когда скончались родители. Совершенно неопытная в житейских делах, госпожа проводила дни в тоске, весной глядя на цветы, а осенью на листья клёна. Ела она, если её кормила служанка, а если нет, то не ела. Почти всё, что было некогда в обширной усадьбе, исчезло, кроме ширмы и переносной занавески, за которыми мог укрыться только один человек. Отец её обладал утончённым вкусом, поэтому дом их когда-то был удивительно красив: просторные помещения, изысканно разбитый сад, и даже трава казалась не такой, как везде. Но сейчас за садом никто не ухаживал, и когда наступило лето, весь он зарос полынью и хмелем. Никто дочь Тосикагэ не навещал, так и жила она в одиночестве. Когда приходила осень, она смотрела на меняющиеся цвета трав и листвы, и грусть её была бесконечна.
