Я шел по Университетской набережной, думая о вопросах, которые задам каменным созданиям. В первую очередь узнать, как стать живым, потом… Остальное не так важно.
Я поминутно оглядывался, читая заклятья, помогавшие обнаружить невидимых и неслышимых тварей, но, кроме случайных прохожих да пролетавших по набережной машин, никого не заметил. Это хорошо. Я помнил предостережения старика и пошел бы к сфинксам через город, если бы не боялся тех мертвяков. Если бы не Леший, спасший меня тогда… «Мир не без добрых… мертвецов», – подумал я и нервно усмехнулся. Предстоящая встреча волновала так, что, будь мое сердце живым, оно бы колотилось, как сумасшедшее.
Призраки древнего Египта медленно выползли из тьмы. Сфинксы возлежали на гранитных постаментах, глядя друг на друга, и казалось, губы их саркастически улыбаются. Интересно, почему их расположили именно так, лицом друг к другу? Чтобы не скучно было?
Тусклый свет фонаря отбрасывал тени на высеченной в граните надписи: «Сфинксъ из древнихъ Фивъ в Египте. Перевезенъ въ градъ Святаго Петра в 1832 году». Однако, нет еще двух столетий. Под брюхом зверя по периметру каменного постамента тянулись египетские иероглифы. Представить только: тысячи лет сфинксы лежали в пустыне, тысячи лет! Я обошел потемневший от времени бронзовый светильник и встал напротив сфинкса. Симпатичное личико. И вовсе не кажется грозным. Помню какую-то легенду, там сфинкс загадки героям загадывал, а кто не разгадывал – убивал… Даже представить не могу.
Какое все-таки красивое лицо… Плавный изгиб носа, пухлые щеки и выразительные глаза. Очень красивые глаза! Ну, женское, определенно женское лицо, хотя я читал, будто бы их копировали с лица Аменхотепа Третьего. Ну, разве что он был женщиной…
Раскаленный ветер швырнул в лицо песок вечности, в один миг занесший Неву и мосты. В дрожащем от жары воздухе, заслоняя Исаакий, уходили в пронзительно-голубое небо ступенчатые колоссы. Город исчез, пропал в песках времени, словно никогда и не было. И я понял, что значит этот песок под ногами, что значим мы по сравнению с ним. Ступни утонули в песке, где каждый кристаллик был чьей-то душой, чьей-то жизнью… Я пошевелился, и хрупкая панорама рассыпалась. Уши резанул пронзительный гудок пронесшейся по набережной машины, а ноги едва не соскользнули с мокрого гранита. Ух ты! Вот это навь так навь! Я помотал головой, прогоняя египетский морок.
Широченные ступени сбегали к темной, пахнущей водорослями воде. Я решил освежиться и прийти в себя перед трудным разговором. Опустившись на колени, я сунул руки в воду и умылся. Маловато будет. Я лег ничком, сунул голову в воду, стал пить и вдруг почуял что-то…
Огромное черное тело стремительно поднималось из глубины. Я отшатнулся, но убежать не успел. Огромная волна выплеснула на берег Слизня.
– По суше гуляешь? – грозно вопросил он, глядя сверху. Было страшно подниматься, хотелось съежиться и ползти прочь от толстых извивавшихся щупалец. Но я поднялся и встал. – Ты что здесь делаешь?
Прошляпил, проморгал! Неужели он следил за мной? Хорошо, что я не начал разговор со сфинксом. Было бы не отвертеться. Я невольно повернул голову. Сфинкс ухмылялся в спину: выпутывайся сам!
Водяной припечатал меня к постаменту:
– Ты что себе позволяешь, гниль! Почему в воде не живешь, по земле ходишь? Забыл, кто ты есть и кому служишь?
С каждым вопросом он встряхивал меня, как тряпку. Краем глаза я заметил проходящего по набережной прохожего. Он посмотрел в мою сторону, но ничего не увидел. А может быть, он видел, но в темноте, да с десятка шагов даже такое чудище, как Водяной, могло показаться толстым мужиком в ластах, особенно если морок навести… Ну, поссорились водолазы, с кем не бывает?
– Как говорят у людей: в семье не без урода? Смотри у меня, голову оторву! Будешь безголовым жить, как рак, по дну ползать…
Если скажу, что я испугался, то это будет слишком слабо. Фраза «голову оторву» прозвучала настолько обыденно и равнодушно, что я ни на секунду не усомнился в реальности угрозы. Жить безголовым я не хотел, а потому, скованный ужасом, лишь слабо кивнул.
– Тебе жизнь дана. Моею волей дана. И будешь делать все, как я скажу!
Я снова кивнул.
– То-то же! – удовлетворенно произнес Слизень. – Раз любишь по суше ходить, так слушай мою волю: доставишь мне живую душу, мужчину ли, женщину ли, ребенка – все едино. Сроку тебе три дня. Справишься – награжу, не справишься – пеняй на себя!
Он отпустил меня и плюхнулся в черную воду. Я облегченно выдохнул, но голова Водяного вновь показалась на поверхности:
– А узнаю, что на Анфису заглядываешься – хрен оторву!
Он забулькал и скрылся под водой, не оставив даже кругов. Словно никого и не было.
Меня колотил озноб. Я едва не попался. Хотелось бежать, но я себя пересилил. Снаряд в одну воронку не падает, и вряд ли Водяной появится снова. И все же страшно. Мысли смешались, я забыл все словесные построения и, совершенно опустошенный, опустился на гранитные ступени, стараясь держаться подальше от воды. Задание. Слизень сказал, чтобы я доставил ему душу. То есть убил кого-то. Утопил. Иначе… Вот сволочь водоплавающая!
Прошел, наверное, час, прежде чем я собрался с силами и выбросил лишнее из головы. Ничто не должно отвлекать. Спокойно. Встань так, чтобы держать воду под контролем, скомандовал я себе. Да вряд ли Слизень пошлет кого-то следить за мной, после того как запугал лично. Ну, кажется, я готов.
Сфинксов я видел и раньше, в детстве гулял тут с родителями. Никаких эмоций каменные львы тогда не вызвали. Разве что размером. Дети любят все большое. Потом, в школе, узнав, что они привезены из Египта, из самих Фив, удовлетворенно хмыкнул: ничего себе, круто. И только. Для питерца они – привычный антураж, неотъемлемая часть города, как Адмиралтейская игла или Эрмитаж. Таких достопримечательностей – пруд пруди. Если уж на то пошло, я больше любил коней Клодта, чем далеких южных пришельцев.
Сфинксы были чужими в нашем городе и, судя по выражению их лиц, прекрасно это понимали. А что двести или сколько там лет стоят – так для них это не срок. На родине стояли много дольше… Если не изменяет память, кажется, они были охранниками у пирамид или усыпальниц. Почему же их здесь поставили? Для чего? Эх, плохо я историю знаю…
Архип сказал: в нашем мире сфинксы выглядят точно так же, как в мире живых. Я спросил: почему? Он ответил, что «навь древнеегипетская посильнее нашей будет», и потому увидеть их настоящий лик мы не можем, и это лучше для нас самих. И слава богу. Один факт, что они живые и могут говорить, вводил в священный трепет. Помню, Костик трепался, будто в глаза им долго смотреть нельзя или что-то в этом роде. Типа городские легенды. Я ведь в мистику не верил. Раньше.
Я огляделся. Ни машин, ни прохожих на застывшей в скудном электрическом свете набережной. В ста метрах, как метроном, тревожно считал секунды желтый светофор. Пора.
– Скажите, – я смотрел на каменную морду сфинкса с отколотым подбородком, не представляя, как он будет отвечать. Я кашлянул и произнес громче: – У меня есть шанс… стать живым? Пожалуйста… ответьте! Мне важно это знать, потому что…
Я заткнулся. Мне показалось, что сфинкс моргнул. Вот черт! Ладно, главное сказано. Я сосредоточился, как меня учил Архип, стараясь услышать нечто внутри себя. Не смотри на них – смотри внутрь себя, советовал утопленник. А может, он вообще пошутил? Архип может. Но не в этот раз!
– Кто спрашивает, знает ответ, – неожиданно раздалось в голове. Я вздрогнул и вскинул глаза. Каменные губы не шевелились, сфинкс сидел, неподвижно уставившись перед собой. Слова прозвучали отчетливо, а голос был удивительный, какой-то странной тональности. Не мужской и не женский. Спустя несколько секунд я осознал еще одно: сфинкс говорил по-русски. Да, если бы он говорил по-египетски, как бы я и Архип его поняли?
Чудеса… Но что значат эти слова? Ха-а, на то он и сфинкс, чтобы говорить загадками. Но мне не нужны загадки, мне нужен ответ. Бороться или… все бессмысленно?
Я ждал с минуту, но сфинкс молчал. Как, впрочем, и положено каменному зверю.
Вот дерьмо! Ведь знал же, догадывался, что так и будет! Зачем только тащился сюда? Египтяне
