позаботился, приготовил новый экипаж для матери. Он был заткан нитками, на этом фоне вышиты китайские птицы и павлины. Экипаж Инумия был очарователен: на фиолетовом фоне были вышиты мискант, бабочки и птицы, узоры составляли картину осеннего поля. На занавесках из тонкого шёлка были вышиты птички и бабочки, а на попонах, покрывающих волов, — китайские травы. Вместе со всеми ехал Канэмаса со своею свитой, он должен был возвращаться домой через три дня. За Накатада тоже шествовала внушительная свита. Левый министр прислал сопровождающих приятной наружности, отрёкшийся император Судзаку выбрал самых красивых молодых архивариусов четвёртого, пятого и шестого рангов, давно служивших во дворце, и велел им сопровождать поезд до Третьего проспекта. Как для шествий в храм Камо, в которых все стремятся участвовать, желающие подвергаются строгому отбору, так и здесь оба министра и отрёкшийся император сами выбрали свиту. Все, кто хоть что-то представлял собой в стране, посчитали бы позором остаться в стороне от такого события. Шились новые одежды, в домах царило волнение. Верховые спешно готовили сёдла и остальную сбрую. Накатада распорядился, чтобы молодые дамы из свиты матери надели нижние платья жёлтого цвета на зелёной подкладке, а дамы, сопровождающие Инумия, — бледно- фиолетовые. Дамы высших рангов, сопровождающие в трёх экипажах мать Накатада, были в алых платьях и китайских платьях из узорчатого шёлка рыжевато-жёлтого цвета, дамы более низких рангов — в платьях цвета прелых листьев и в платьях со шлейфом жёлтого цвета с морскими узорами. Дамы высших рангов, сопровождающие Инумия в четырёх экипажах, были в сиреневых платьях на зелёной подкладке и в китайских платьях красного и тёмно-фиолетового цвета, а дамы более низких рангов в светло-фиолетовых платьях и в платьях жёлтого цвета на зелёной подкладке со шлейфами, окрашенными травами в зелёный цвет. Юные служанки были в таких же платьях. ‹…›
Наступил час курицы.[362] Хозяева, принцы и сановники сели в экипажи, свесив наружу подолы своих платьев. Все были в сборе. Распоряжения отдавал Накатада. Прибыли чиновники, посланные отрёкшимся императором Судзаку, а кроме того, прибыл глава Левых императорских конюшен Минамато Мунэёси и доложил: «Государь велел, чтобы я сопровождал Инумия». Вскоре показались дамы из свиты Инумия и стали друг подле друга. К ним начали подъезжать экипажи. В то же время появились дамы из свиты матери Накатада. Экипажей собралось много, и трудно было сохранять порядок, поэтому свита Инумия и свита матери Накатада не должны были ехать вместе по Большому проспекту.[363] Мать Накатада выехала из западных ворот, а Инумия из восточных. Чиновники императора Судзаку сопровождали Инумия: десять человек четвёртого ранга, двадцать — пятого, двадцать человек, очень красивых, — шестого ранга и два подростка, сыновья важных сановников, в парадной одежде. Шествие было великолепным. Свита, присланная министром Масаёри, выглядела очень внушительно. В ней находились дядья Первой принцессы- второй советник министра Тададзуми и советник сайсё, которые ехали в экипажах, а Сукэдзуми и Тикадзуми следовали верхом. В свиту своей жены Канэмаса послал десять чиновников четвёртого ранга, двадцать — пятого, пятнадцать — шестого, среди последних были помощник главы Музыкальной палаты, который являлся сыном правителя провинции, помощник главы Хозяйственного ведомства, стражники Левого и Правого императорского эскорта. Так как Накатада, будучи генералом, занимал ещё должность главы Ведомства двора наследника престола, он пригласил в свиту двенадцать телохранителей наследника и разделил их на две группы. Даже обычные слуги четвёртого и пятого рангов были полны достоинства.
Сначала предполагалось, что от Канэмаса и Масаёри будет по двадцать экипажей, позолоченных и украшенных нитками.
— Нет, в этом я не уступлю ему, — говорил Канэмаса. — Масаёри очень важничает, что он со своей дочерью Дзидзюдэн воспитывает Инумия. Могу ли я ему уступить? у меня меньше детей, чем у него, так пусть сегодня у меня будет больше экипажей. — И прислал ещё пять колясок.
— К чему это? — возразил было Накатада. — Ведь везу свою дочь я, а не министр.
— Всё равно, пусть будет так, — ответил Канэмаса. Он принял это решение уже давно.
Таким образом, с его стороны было двадцать пять экипажей.
Наступил час отправления. Накатада велел экипажам подъезжать к дому. Когда Инумия садилась в экипаж, переносные занавески с двух сторон держали Масаёри и Накатада. Как только девочка заняла своё место, Накатада верхом отправился на Третий проспект. Мать ждала его в передних покоях с южной стороны, и он попросил, чтобы она поскорее садилась в коляску. Переносные занавески с двух сторон держали Накатада и Канэмаса,
Дамы, окружавшие Первую принцессу, в один голос восторгались Накатада: «Сколько ни расхваливай генерала, всё будет мало. Как он безупречно ведёт себя! Даже у государя нет таких прекрасных сыновей! Разве не замечательно, что он так прислуживает своей матери?»
Наконец все расселись по своим местам, и экипажи потянулись один за другим. Зрелище было поистине великолепным. Третья принцесса, глядя на процессию, воскликнула:
— Какая взысканная счастьем женщина! Родила только одного сына, но такого замечательного!
Она подумала о своей старшей сестре.[364] У той детей было очень много, все преуспевали, вокруг неё всегда было оживлённо. Казалось бы, Третья принцесса должна ладить с ней, часто встречаться и беседовать по душам, но нет — ей было тяжело видеть счастливую сестру. С самого детства Третья принцесса поражала всех своей красотой и необыкновенным высокомерием. «По-видимому, так предопределено предыдущими рождениями — Насицубо въехала во дворец и родила сына, но опять она оказалась позади Фудзицубо. Ах, если бы она родила сына первой…» — оплакивала свою участь Третья принцесса.
В это время к ней вошёл Канэмаса.
Накатада хотел, чтобы как можно скорее поезд прибыл в старую усадьбу. Наконец он увидел, что поезд дочери вместе с экипажами, посланными отрёкшимся императором Судзаку, приблизился к дому. В лучах заходящего солнца картина была необыкновенно красивой. Жители столицы, выехавшие в собственных колясках, чтобы полюбоваться на шествие, говорили между собой с завистью «О чём ещё может мечтать Первая принцесса? О нас, грешных, и говорить нечего, но даже у других принцесс нет таких замечательных мужей, как Накатада. Она должна быть очень счастливой!»
Тададзуми подошёл к экипажу принцессы и сказал:
— Как всё великолепно, прямо как в сказке!
— Разве мы прибыли на гору Хорай? — ответила она с улыбкой.
— Сегодня мне кажется, что я уже переселился в другой мир, — сказал он.
В одном из экипажей господа говорили между собой: «Как всё торжественно! Какая счастливая дочь Накатада, рождённая Первой принцессой! Сейчас все превозносят до небес Фудзицубо, но в день, когда наследник престола взойдёт на престол, наступит эпоха, которую будут называть эпохой Инумия. Наши дочери, которых мы так заботливо воспитывали, ничего рядом с ней не стоят, никто из них не оправдает наших надежд, и все они будут забыты». Зрители восхищались всем, начиная с самих экипажей.
Когда прибыли в усадьбу на проспекте Кёгоку, Накатада сначала приказал, чтобы экипаж матери въехал через западные ворота и подъехал с южной стороны к западному флигелю. Мать Накатада должна была жить в западной части дома. Экипажи Первой принцессы и Инумия подъехали к южной стороне восточного флигеля, и генерал поспешил туда. Первой из экипажа вышла принцесса. С двух сторон поставили переносные занавески высотой в четыре сяку, пурпурного цвета, который книзу становился темнее, на занавесках были гербы, изображавшие цветы горечавки. Возле экипажа Инумия поставили переносные занавески такого же цвета, высотой в три сяку.
— Возьмите Инумия на руки, — обратился генерал к кормилице.
— Нет, я выйду сама, как это сделала матушка, — сказала девочка и, закрыв лицо веером, неторопливо спустилась из экипажа.
Её походка была очень грациозна, и отец смотрел на неё с восхищением.
Господа стояли друг подле друга неподалёку от восточного флигеля, у павильона для уженья. «Она стала ещё очаровательнее…» — думали они.
Провизию для угощения господам, которые были в свите Первой принцессы, в первый день доставил Масаёри, во второй день — Канэмаса, в третий — Накатада. Перед принцессой, матерью Накатада и Инумия поставили двадцать подносов из светлой аквилярии с высокими чашами из сандалового дерева, столики
