набросилась на него и вцепилась в его руку, увлекая назад.
— Ты должен отвезти меня в больницу! — взвизгнула она. — У меня начались схватки!
Опешивший Лука высвободил руку и оттолкнул Келли на матрац.
— Сумасшедшая, мать твою, — пробормотал он, — я же только что сказал, что позабочусь о тебе.
Он схватил с ночного столика телефон с желанием швырнуть его в Келли, — но затем поставил его на место и вышел из комнаты, не обращая внимания на причитания Келли, снова и снова зовущей его по имени.
На кухне по радио звучала песня «Спокойной ночи, Ирен», исполняемая хрипловатым, вкрадчивым голосом. Сидящие за столом — ребята и двое поляков — молча изучали свои карты или просто смотрели перед собой. В подвале стонала котельная, а по всему дому шипели и булькали батареи. Лука снял с вешалки шубу.
— Винни, — сказал он, — собирайся в дорогу.
Оторвавшись от карт, тот вопросительно посмотрел на него. Как всегда, его одежда казалась не по размеру большой.
— Босс, — сказал Винни, — дороги замело.
Лука молча надел шляпу, подошел к двери и стал ждать. Тучи полностью проглотили луну, вокруг царила непроглядная темень, и только в полоске света, упавшей из приоткрытой двери кухни, кружились на ветру хлопья снега, Лука потер переносицу и снял шляпу. Шагнув на крыльцо, он подставил лицо ветру, растрепавшему ему волосы. Лука надеялся, что холод поможет унять головную боль. У него перед глазами возник образ белого живота Келли на фоне окровавленной простыни. По всему его телу разлилась горячая волна, и он подумал, что сейчас упадет на колени и его вырвет, но он продолжал стоять, подставляя лицо ветру, и тошнота прошла. У него за спиной открылась дверь, из кухни вышел Винни, зябко хлопая руками и поворачиваясь к ветру боком.
— Куда едем, босс? — спросил он.
— На Десятой авеню живет одна акушерка, — сказал Лука. — Знаешь, о ком я говорю?
— Ага, — подтвердил Винни. — Конечно. Филомена. Она принимает роды у всех итальянцев в городе.
— Вот к ней мы и поедем, — сказал Лука и шагнул в темноту, направляясь к машине.
Майкл с головой накрылся одеялом, но сверху все равно пробивалась полоска света. Скрючившись в три погибели, он читал, освещая книгу фонариком. В противоположном конце спальни на такой же в точности кровати лежал Фредо, устроившись на боку и приподняв на локте голову, и смотрел на падающие за окном снежные хлопья, освещенные фонарем. Внизу по радио только что закончилась реклама, и Джек Бенни принялся ругаться с Рочестером.[39] Фредо вслушивался в звуки радио, но ему удавалось разобрать лишь обрывки слов.
— Эй, Майкл, — окликнул он вполголоса, поскольку обоим уже полагалось спать, — чем ты занимаешься?
— Читаю, — помолчав, ответил Майкл.
— Cetriol’, — пробормотал Фредо. — Зачем ты вечно читаешь? Дело кончится тем, что у тебя ум за разум зайдет.
— Спи-ка лучше, Фредо.
— Сам спи, — огрызнулся тот. — Снегу-то сколько навалило — может быть, завтра мы не пойдем в школу.
Выключив фонарик, Майкл откинул одеяло и повернулся на бок, лицом к брату.
— Почему ты так не любишь школу? — спросил он. — Разве тебе не хочется чего-нибудь добиться в жизни?
— А, заткнись! — сказал Фредо. — Тоже мне, умник!
Положив книгу на пол рядом с кроватью, Майкл поставил на нее фонарик.
— Папа берет меня с собой в городской совет на встречу с депутатом Фишером, — сказал он, поворачиваясь на спину и устраиваясь поудобнее. — Фишер проведет меня по всему зданию городского совета, — с гордостью добавил он, обращаясь к потолку.
— Да я все знаю, — пренебрежительно произнес Фредо. — Папа и у меня спрашивал, хочу ли я.
— Вот как? — удивился Майкл, снова поворачиваясь к брату. — И ты не захотел пойти?
— А зачем мне разгуливать по городскому совету? — сказал Фредо. — Я же не умник.
— Не обязательно быть умником, чтобы интересоваться работой собственного правительства.
— Ну да, конечно, — сказал Фредо. — Я после школы буду работать у папы. Для начала, наверное, стану продавцом или еще кем-нибудь. Затем папа возьмет меня в дело, и я буду зашибать кучу денег.
Внизу по радио раздался взрыв хохота. Фредо и Майкл разом обернулись на дверь, словно пытаясь понять, что же такого смешного произошло.
— Фредо, почему ты хочешь работать на папу? — помолчав, спросил Майкл. — Разве ты не желаешь добиться чего-нибудь сам?
— Я добьюсь чего-нибудь сам, — ответил Фредо, — но только я буду работать и на папу тоже. А что? Ты-то сам кем хочешь стать, большая шишка?
Сильный порыв ветра налетел на дом, и задребезжали стекла в окнах. Майкл подложил руки под голову.
— Не знаю, — сказал он, отвечая на вопрос брата. — Меня интересует политика. Думаю, я смогу стать конгрессменом. Даже сенатором.
— V’fancul’, — прошептал Фредо. — А почему не президентом?
— Да, — согласился Майкл, — а почему бы и не президентом?
— Потому что ты итальянец, — выпалил в ответ Фредо. — Неужели ты ничего не понимаешь?
— А какое значение имеет то, что я итальянец?
— Послушай, дружок, — сказал Фредо, — в Америке никогда не было президента-итальянца и никогда не будет. Никогда.
— Это еще почему? — спросил Майкл. — Почему в Америке не может быть президент-итальянец, Фредо?
— Madon’! — воскликнул Фредо. — Послушай, Майкл, у меня есть для тебя одна новость. Мы итальяшки, макаронники, capisc’? В Америке никогда не будет президента-макаронника.
— Это еще почему? — повторил Майкл. — У нас уже есть мэр-итальянец. И людям он очень нравится.
— Во-первых, — сказал Фредо, свешиваясь с кровати к брату, — Лагуардиа неаполитанец. Он не сицилиец, как мы. И, далее, он никогда не станет президентом.
На это Майкл ничего не ответил. Вскоре внизу умолкло радио, родители погасили свет и поднялись наверх. Мама как обычно заглянула в спальню сыновей и что-то пробормотала себе под нос — Майкл предположил, что это была молитва, — после чего снова закрыла дверь. Затем Майкл еще какое-то время слушал шум ветра, грохочущего окнами. Наверное, Фредо уже спал, но Майкл все равно сказал:
— Возможно, ты прав, Фредо. Возможно, итальянец никогда не станет президентом.
Фредо не ответил, и Майкл закрыл глаза и постарался заснуть.
Через какое-то время из темноты донесся сонный голос Фредо:
— Эй, Майкл, ты у нас умный. Если тебе хочется мечтать, что ты станешь президентом, почему бы и нет? — Помолчав немного, он добавил: — Ну а если у тебя ничего не выгорит, ты всегда сможешь пойти работать к папе.
— Спасибо, — сказал Майкл. Перевернувшись на живот, он закрыл глаза и стал ждать, когда придет сон.
Хукс вымыл руки в тазу с теплой водой. Филомена, сидя в ногах кровати Келли, укутала новорожденного сына Луки в длинные полосы тонкой белой материи. Ребята по-прежнему играли внизу на кухне в покер, и их доносящиеся время от времени возбужденные или недовольные восклицания и смех служили фоном к тихим стонам Келли и громкому шипению пара в батареях — это древняя чугунная
