По лестнице бегут – подошвами шаркают. А во дворе уже гранаты бухнули. Уже пулемет садит вдоль улицы. Звякнув по булыжнику, воют шальные пули.
ОПЯТЬ СИНЯЯ ВОРОНА
![](/pic/1/2/6/9/0/8//any2fbimgloader4.jpeg)
Анна Секретарева надела самое лучшее платье плиссированное, расчесала густую челку и, погрозив своему отражению в зеркале кулаком, пошла в больницу с серьезным ответственным поручением. Ответственное поручение она получила от своего шестого класса, но платье надевать самое нарядное шестой класс вовсе ее не просил и челку расчесывать перед зеркалом совсем не приказывал.
Пришла Анна Секретарева в приемный покой и выяснила вмиг, что к Витьке Парамонову ее не пустят, что вот уже двенадцать с половиной часов он лежит без сознания. Ни мать, ни отца, ни бабушку к нему не пустили, так как врачам не ясна его болезнь и вокруг этого дела туман еще не рассеялся, а, наоборот, все еще больше запуталось. Анна Секретарева немного пошумела насчет ответственного поручения, но эти белые холодные айсберги, именуемые медицинским персоналом, ее и слышать не слышали.
Тогда Анна Секретарева, недолго подумав, применила тактику – прочитала список больных, к которым ходить можно, выбрала среди них одного с заковыристым именем-отчеством Никодим Архипович, натерла глаза кулаками и – в регистратуру.
– Мне к дедушке – заболел наш дедушка Никодим Архипович.
– Шестая палата.
Анна Секретарева взбегала по щербатым ступенькам и у всех, кто попадался ей навстречу, спрашивала:
– Где тут травматологическое отделение, палата номер два?
Ее направили в длинный коридор с кафельным полом. В конце коридора стоял медный широкоплечий бюст заслуженного академика из прошлого века. Анна Секретарева раскатилась по кафелю на кожаных подошвах, чуть не вонзилась в академика лбом и тут заметила сбоку в закутке никелированную каталку, а на каталке под простыней Витька Парамонов лежит, бледный с закрытыми глазами, нос в потолок, руки поверх простыни, вдоль тела.
– Парамонов, – строго сказала Анна Секретарева, – как тебе не стыдно, – и замигала, замигала глазами часто-часто, и голос у нее сразу сел и охрип.
С грохотом полыхали зори, сквозь красный трепещущий свет неустойчивый прорисовывалось голубое пространство.
– Каракуты кружевары, кар кадары, кар кадары! – прокричала где-то ворона. Просвистела крыльями. По-над Витькой прошел синий ветер.
Витька застонал, открыл глаза.
– Стреляй же ты, белогвардеец! Стреляй! На, прицеливайся в сердце… – Витька задышал носом для суровости. – Я Витька Парамонов! Вы еще услышите…
– Кружат, кружат круглеца ламца дрица хоп ца-ца. Крови надо?
– Что? – прошептал Витька. – Чего ты просишь?
– Крови надо?
Витька скомкал на груди белую простыню.
– Не нужно крови. Хватит крови…
Свет слегка прояснился, полыхнул зарницами, розовым рассветным лучом коснулся стен и Витькиного влажного лба.
– Витька, ну, Витька же…
Витька повернулся на голос. Возле него стоит девчонка.
– Я тебе кричу, кричу. Ты что, оглох?
Витька рванулся всем телом к ней и застонал. У него все болело, и в организме происходило нечто странное, словно все внутренние органы, толкаясь, искали свои места.
Анна Секретарева выглянула в коридор – нет ли кого, потом принялась ухом отыскивать Витькино сердце, показалось ей, что у Витьки Парамонова сердца нет, правда, это давно ей казалось, иначе зачем было бы человеку так всех пугать – все вокруг в панике, а он лежит себе нос кверху.
– Не вертись ты, – сказала ему Анна Секретарева.
– Нюшка, хорошо, что ты пришла, – забормотал он. – Я думал – ты так и не поверишь… Какая ты нарядная сегодня. Белые из города смотались, да?
Разговорившись, Витька на каталке сел. Но Анна Секретарева уложила его и простыней прикрыла.
– Лежи, лежи. Ты меня с кем-то путаешь, Парамонов, или бредишь.
– Нет, Нюшка, правда – ты красивая сегодня. И челка у тебя. Ты на одну девчонку похожа, на нашу старосту Анну Секретареву.
Шестой класс не наказывал Анне Секретаревой плакать, но она всхлипнула тоненьким голосом.
– А я и есть Секретарева Анна.
Свет вдруг сделался резким, солнечным. Он исходил от простыней, от белых стен, от кафельного пола и голубого неба за окном.
Витька дернулся, застонал:
– Где я?
– В больнице, где еще…