Двери, украшенные мастерски вырезанными лакированными драконами с рубиновыми глазами, распахнулись. О-Лэи показалось, что они вышли из помещения – столько вокруг оказалось света и пространства. Свет лился откуда-то и сверху, и с боков, он широким потоком струился из-за массивного трона, окутывая сидевшего на нем человека сияющим ореолом. На входе И-Лэнь сорвала с нее дорожное покрывало, отбросив его в угол, и шагнула вперед, держа дочь за руку. Они шли медленно, мелкими шажками, как подобает знатным женщинам. Но если длинные шелестящие одежды матери придавали ее движениям плавность и изящество, О-Лэи чувствовала себя все более неловко. Странно было бы жеманничать и демонстрировать безупречные придворные манеры в детском костюмчике, состоящем из наглухо застегнутой рубашки из плотного шелка с высоким жестким воротником, и широких, доходящих до щиколотки штанишек.
На этот раз И-Лэнь сама несла Бусо. По напряженным движениям О-Лэи поняла, что держать одной рукой упитанного пятилетнего крепыша матери трудно, и сама выпустила ее руку, хотя ей очень этого не хотелось. Без тепла материнской руки огромный безликий покой с уходящими вверх колоннами из красного камня с прожилками, более всего напоминающего сырое мясо, пугал ее, пугал невидимый человек на высоком сияющем троне. Она посмотрела себе под ноги и чуть не ахнула: они шли по воде, под ними колыхались водоросли и лениво проплывали большущие белые рыбины с красными пятнами по бокам. Она невольно замедлила шаг, но, почувствовав, как напряглась спина матери, решительно шагнула вперед. Встала рядом, чуть сзади и справа: место старшего ребенка в семье.
Опустив сына, И-Лэнь низко поклонилась, склонившись чуть не до земли. Ее одежда сегодня была ярко-алого цвета, и вот так, непостижимым образом распустив по чудесному полу полы своих одежд и склонив черноволосую голову с высокой прической, она была больше всего похожа на огромный диковинный цветок. О-Лэи тоже поклонилась, от напряжения куда более угловато, чем обычно. Хорошо, что мать ее не видит, – она бы пришла в ужас. Больше всего О-Лэи сейчас думала о том, куда девать свои вдруг ставшие ватными руки.
– Подойди, – раздался голос. Отражаясь от стен, он терял всякие человеческие качества – тембр, интонации. По нему ничего нельзя было определить – это был безликий голос Шафранового Господина, перед которым содрогается Вселенная.
– Приветствую тебя, Сердце Срединной, – почти прошептала И-Лэнь. Ее голос был тих и нежен, как дуновение летнего ветерка.
– Я не знал, что у тебя такой взрослый сын, – чуть удивленно произнес голос, и О-Лэи вдруг поняла, что император молод.
И-Лэнь замялась с ответом – не ожидала, что О-Лэи столь быстро привлечет к себе внимание. Она уже могла поднять лицо.
– Прошу простить нас, если мы невольно ввели Шафранового Господина в заблуждение, – стараясь, чтобы голос звучал мелодично, ответила она. От волнения ей казалось, что она каркает, как вороны на стене Утэй. – Моей дочери О-Лэи двенадцать, и она обрезала волосы, нося траур по отцу. А мой сын Бусо…
– Женщина. – Голос стал недоуменно-разочарованным. – Посмотри, Рри, я и вправду принял ее за очаровательного мальчика.
О-Лэи обдало волной страха и обиды, она не смела поднять глаза от носков своих мягких белых туфелек.
– Сам Синьмэ на вашем месте тоже бы обманулся столь разительным сходством, мой господин, – раздался протяжный молодой голос. – Детство – это возраст невинности, в нем между мужчиной и женщиной еще не возникают различия. Девочка еще не осквернена своей женской сутью.
О-Лэи задрожала от унижения, изо всех сил зажав большие пальцы в кулаках.
– Хватит об этом. – В голосе императора прорезались властные нотки. – Мы не затем вызвали вдову моего бывшего военачальника. Женщина, – обратился к И-Лэнь император, – мы получили официальный доклад и доклад нашего Первого Министра о случившемся с твоим мужем. Что ты можешь добавить?
– Что мой муж до конца оставался верен интересам вашего величества и Срединной, – прошелестел голос И-Лэнь.
– Да? И почему же тогда он бежал, если нашей волей был направлен… остудить свою буйную голову? – раздраженно спросил император.
– Должно быть, нашлись люди, известившие моего господина, что вам угрожает опасность, о которой вы не подозреваете. – И-Лэнь бросила фразу, после которой воцарилась напряженная тишина.
– Ты так думаешь – или знаешь? Можешь назвать имена? Говори! – потребовал он.
– Я только знаю, что мой муж получал письма, – ответила И-Лэнь. – И эти письма он тут же сжигал. Но я видела, что его гложет печаль. Мой муж никогда не строил никаких заговоров, и я знаю, что его печаль могла быть вызвана только заботой о процветании Срединной и вашего величества…
– Заговоры, заговоры, всюду заговоры! – Император ударил кулаком по ручке трона, вырезанной из цельного нефрита и покрытой золотым орнаментом. – А нам сейчас нужен твой муж. Мы хотели отозвать его из ссылки.
О-Лэи поняла: да, Шафрановый Господин говорит сейчас правду. Отец не дождался совсем чуть-чуть! Острое как нож сожаление вошло ей в сердце, на глаза навернулись слезы, и она быстро-быстро заморгала, чтобы прогнать их.
– Почему Фэнь не доверял мне? – В голосе императора прорезалась обида, и от волнения он отбросил официальное «мы». – Почему не написал прошение о помиловании? Он, конечно, не мог не следить за ходом войны. Он знал, что рано или поздно мне понадобится!
– Да, мой господин, – тихо сказала И-Лэнь. – Он собирал все сведения о Южной войне, какие мог добыть. Он начертил карту тех земель, и день за днем рисовал тактические планы. А потом сминал бумагу и начинал все сначала… – Голос И-Лэнь дрогнул – совсем чуть-чуть, но все присутствующие в зале, включая тех, что прятались за ширмами, подслушивая и записывая разговор, представили себе невысокого человека с чуть припухшими нижними веками и крупным, четко очерченным ртом, который бессильно мечется по комнате, сминая хрусткие свитки с бесценными выкладками.
– Они сохранились? – В голосе императора послышалось нетерпение. – Ты сохранила их?
– Да, мой господин, – коротко ответила И-Лэнь, и О-Лэи в очередной раз удивилась. Конечно, она помнила отца за работой. Их жилище в Восточной Гхор было слишком маленьким, чтобы соблюдать традиционное разделение на женскую и мужскую половину: две крошечные комнаты, одна из которых служила спальней, а вторая – столовой и рабочим кабинетом одновременно. Отец позволял О-Лэи играть или рисовать, пока он работает, только молча, и девочка, сидя в углу со своей единственной тряпичной куклой, ловила каждое его слово…
– Пошли за ними! Немедленно! – приказал император.
– Они у меня с собой. – И-Лэнь запустила руку в волны алого шелка и извлекла оттуда стопку аккуратно сложенных листов.
– Ты предусмотрительна, женщина, – с некоторыми изумлением сказал император, пристально, как будто только что увидел, поглядев на нее.
– Я не могла помыслить, что моя персона сама по себе может заинтересовать Шафранового Господина, – мягко ответила И-Лэнь. – И не могла не сохранить наследие своего мужа. Это все, что у меня от него осталось… – Она деликатно всхлипнула.
Император еле заметно поморщился.
– Мы не хотели смерти твоего мужа, женщина. Мы хотели вернуть ему командование Южным фронтом.
А вот это была ложь, и О-Лэи почувствовала изумление: неужели Шафрановый Господин может лгать? Но это было неправдой. Хотя вернись отец ко двору и будучи прощен…
Фаворит императора – теперь О-Лэи могла разглядеть его – вышел из-за трона и, подойдя к И-Лэнь, взял у нее листы и развернул их. Его лицо вытянулось от огорчения:
– Но тут только карты, испещренные непонятными значками!
– Покажи мне! – потребовал император. По щелчку фаворита двое слуг внесли широкий низкий стол для карт, на который Рри прикрепил листки. О-Лэи и отсюда узнала манеру письма своего отца.
Император встал с трона в нарушение этикета аудиенции и подошел к столу. Вместе с Рри они
