честь и разрешите проводить вас, господин Ито. Наш разговор столь интересен, что мне хотелось бы продолжить его по дороге. Эй, распорядитель утробы, – обратился он к хозяину традиционным прозвищем, – присмотрите за моими вещами, пока я провожу достойного господина.
– Право, не стоит даже думать, – смущался растроганный господин Ито. – Мой дом здесь прямо за углом, и я с большим удовольствием показал бы вам…
Пошатывающийся уездный писарь, почтительно поддерживаемый торговцем Ду, скрылся за порогом. Какое-то время еще было слышно его неразборчивое бормотание, шаркающие шаги и успокаивающий голос его спутника – тихий и невыразительный. Однако хозяин гэдзи едва не вывернул тощую шею, стараясь уловить каждое слово. Под его подбородком, словно у большой птицы, туда-сюда нервно заходил кадык, желваки на скулах напряглись. Наконец он, воровато оглянувшись, спустился на кухню, выдернул с кухни трудившуюся там жену и прошипел:
– Будет спрашивать кто – пошел за мукой для завтрашнего хлеба. И ни звука никому. Я быстро.
Юэ закончил наносить каллиграфический текст на шелковую поверхность платка в левом нижнем углу, как требовала строжайшая из традиций. На платке было с большим искусством изображено деревце вишни, отражающееся в воде. Мягкий бледно-розовый фон наводил на мысли об утренней свежести. Несколько нежных зеленых листков оживляли пастельные разводы, белые цветки усыпали темные, прочерченные резкими штрихами ветви.
Стоит сказать без ложной скромности – платок отвечал самому взыскательному вкусу. Такой подарок мог бы, как говорили многие, украсить свою владелицу. Юэ очень надеялся на это, тем более ему еще не приходилось подносить кому-то шелковый платок – традиционный символ ухаживания.
Юэ собирался поднести платок своей избраннице тайно, как это описывалось в лучших любовных драмах, освященных временем и оттого тронутых патиной изысканной грусти. Правда, со стыдом признавался он себе, полюбить живущую по соседству девушку, а не какую-нибудь известную, ни разу не виденную даму, для человека, сведущего в высоких чувствах, совсем не оригинально. Но оттого тем более следовало придать своему ухаживанию всю возможную в этих приземленных обстоятельствах возвышенность. Например, как в поэме «Сань Фу» трехсотлетней давности, когда влюбленного, не успевшего признаться в своих чувствах, убивают на войне, а дама, получившая таинственный и несравненный подарок, отказывается от притязаний других женихов и до самой смерти ожидает призрачного возлюбленного…
Хотя канва стихотворения содержала довольно прозрачный намек: кто еще может каждодневно следить за утренним туалетом красавицы, как не сосед, чьи окна находятся напротив ее спальни?
Ах, не слишком ли явственен намек? Вдруг прелестная Ы-ни разгадает его слишком быстро – и отвернется от него, занимающего по социальной лестнице куда более скромное положение? Впрочем, если кто и может опередить соперников в борьбе за сердце девушки – это, конечно, он, Юэ. Сосед, у которого есть возможность ежедневно любоваться ею и знать о ней куда больше, чем это позволено для девушки из знатной семьи, которой зачастую позволено увидеться со своим женихом только после помолвки.
Когда он закончил, за окном уже давно стемнело. Юэ подул на ткань, чтобы высохла краска, брызнул на платок из флакончика с позолотой, и на его поверхности рассыпались клейкие сверкающие пылинки. Вот так. Осталось выдержать краску в закрепителе, высушить – и думать, как преподнести. Что само по себе будет целой проблемой, учитывая, что отец Ы-ни, рин третьего ранга, господин Хаги, никак не возжаждет ухаживаний со стороны сына своего писаря. Да и отцу это может повредить.
Господина Хаги, могущественного главу провинции Нижний Утун, маленький писарь весьма забавлял – своим наивным добродушием, своим пристрастием к военной истории, настолько несовместимой с его внешним обликом. И своей необыкновенной памятью, собиравшей и хранившей все, что когда-либо видел и слышал господин Ито. Следует отметить, что именно это качество, насколько ценилось господином Хаги, настолько же раздражало госпожу А-ит, супругу господина Ито. В первую очередь потому, подозревал Юэ, что оно мешало госпоже А-ит спорить с мужем, который помнил все ее доводы и упреки, приведенные годы назад. Если бы не необыкновенная кротость в семейных делах господина Ито, неизвестно даже, не отослал бы он свою супругу обратно родителям. И тогда, кстати, не было бы сейчас господина Юэ, новоиспеченного Служителя степени сэй восьмого ранга, расписывающего этот платок. Юэ усмехнулся. При сдаче экзаменов их заставляли упражняться в логике, риторике и философии.
«
«
Юэ, подобно древним полководцам и мыслителям, вел дневник своих собственных изречений и втайне мечтал, что когда-нибудь, после многих великих побед, в таких вот школах на степень сэй восьмого ранга будут цитировать его, Юэ. «Нечего говорить мне о молодости, юнцы! Великий Юэ записал эту мысль в возрасте двадцати двух лет. Извольте хотя бы без запинки повторить за ним!»
Юэ тряхнул головой и рассмеялся. До исполнения этих великих планов еще далеко.
Господин Ито не слишком хорошо помнил, как попал домой. Подвыпив больше, чем следовало, он тем не менее сохранял в какой-то степени разумность и входил в дом с черного хода, чтобы не будить слуг и жену. Потому что, если жена заставала его на месте преступления, следовал громкий скандал, и господин Ито изгонялся в деревянный павильон во внутреннем дворе. Невзирая на время года, а ночи уже стояли прохладные.
Видимо, в этот раз все обошлось без скандала. По крайней мере, когда господин Ито открыл глаза, расшитый птицами шелковый потолок был потолком его спальни. Правда, почему-то потолок заслоняла чья-то отнюдь не дружелюбная рожа.
– Караул! Грабят! – придя в себя, что есть мочи закричал господин Ито и получил за это быстрый и сильный удар в челюсть. Господин Ито упал с кровати и закрыл голову руками, ожидая новых ударов. Его рот наполнялся кровью, язык нащупывал выбитый зуб (о милосердная Иань, уездный писарь не может щеголять прорехами во рту – это неприлично!), и господин Ито решил, что самым благоразумным будет молчать. Он только жалобно стонал, когда сапоги присутствующих обрушились на его ребра.
– Отвечай, падаль, где он?
– Фто? – просипел господин Ито в полном недоумении. Изо рта и носа у него ручьем лилась кровь.
– Тебя с ним видели, так что не отпирайся. Говори, куда он направился? Или ты его спрятал?
– Фто? – печально вопросил господин Ито. – Гофподин Фу?
– Ты что, издеваешься? – Господина Ито за шиворот подняли с пола, и его глаза оказались прямо напротив некоего толстогубого, дурно пахнущего рта. Передние зубы значительно выдавались вперед, как у огромного зайца.
– Фто фы, гофподин, – испугался господин Ито, – никак неф!
– Тогда отвечай! – Хватка чуть ослабла.
– Но я нифефо не фнаю. – Господин Ито всхлипнул. – То есфь я фыл ф зафедении… Гофподин Фу пфедложил пфофодить меня…
– И ты не знаешь, кто он такой? Не морочь меня, дурак! Мне донесли о чем вы говорили!
– О фоенном деле, – еще больше испугался Ито. – Я им уфлекаюсь, знаете ли…
