попасть под второй выстрел.
– Кто бы он ни был, убийца все еще сидит в ивняке. Поднявшись, мы снова станем мишенью.
– Я могу прикрыть тебя! – предложила девушка.
– Следующая стрела может попасть тебе в глаз, – прошипел Илуге. – Или в шею. Она может быть отравлена. Стрелок хорошо укрыт, и мы его оттуда вряд ли выманим. Мы должны как можно быстрее убраться отсюда. Сумеешь уйти на одном стремени? Прикроемся лошадьми.
Ну конечно, он сам видел ее на тренировках. Нарьяна молча кивнула. Подозвав коней, оба одновременно прыгнули, уцепившись за луку седла, повиснув сбоку и опираясь на одно стремя. Отъехав на полет стрелы, они смогли, наконец, сесть ровно и оглянуться. Никого.
Теперь Илуге видел, что, несмотря на свою браваду, девушка кривится от боли, на лбу выступили бисеринки пота. Или все-таки задело? Он осторожно выдернул стрелу: наконечник защемило между двумя колечками, однако он даже не оцарапал кожу.
– Болит? – Он ощупал место, куда попала стрела.
Нарьяна охнула.
– Возможно, ребро треснуло, – пробормотал Илуге. – Ехать сможешь?
– Угу. – Нарьяна держалась не слишком хорошо. Как всегда, когда спало первое напряжение, боль вернулась с удвоенной силой. С ним тоже так бывало.
Илуге осмотрел зажатую в руке стрелу. Так и есть – наконечник смазан чем-то темным.
– Стрела отравлена, – глухо сказал он. – Если бы ты получила хоть царапину…
– Пойду поклонюсь в ноги Ягуту, – побелевшими губами прошептала та. – Он ведь совсем недавно мне кольчугу сделал. Мне она так нравилась – легкая, красивая. Как серебро. Я ведь ее сегодня так просто надела, из чистого удовольствия…
– Носи всегда, – мрачно посоветовал Илуге. – Судя по всему, находиться со мной рядом… небезопасно.
– Надо ехать к Темрику. Сейчас ехать. – В ее голосе копились сдерживаемые слезы.
– Тебе надо сначала ребра осмотреть, – рявкнул Илуге. Вот упрямая!
– Сначала к хану. Пусть сам на мою спину полюбуется! – Глаза Нарьяны сверкнули.
Илуге не стал спорить. Не сейчас. Они понеслись со всей возможной скоростью, вспугивая мелкую живность, вылезшую погреться на солнышке. К концу скачки Нарьяна еле держалась в седле, поэтому они в результате остановились у ханской юрты – до нее было просто ближе.
Стоявшие на страже воины попытались было протестовать, но, увидев выражение лица Илуге, полуповисшую на нем девушку и стрелу в его руке, молча расступились.
Хан был один. Должно быть, он отдыхал, потому что его лицо какое-то время оставалось обмякшим и лишенным выражения, когда Илуге, еще не успокоив дыхание, одним духом выложил ему последние события. О своих подозрениях, правда, умолчал. Может, убийцу прямо по горячим следам схватят, и ему не придется быть доносчиком на ханских внуков – обоих?
Едва он замолчал, Темрик рявкнул:
– Шамана сюда! Живо! Бозой! Хойбо! Собрать десять воинов и послать к ивнякам, что к северу отсюда, за ложком. Осмотреть следы!
Он с большим проворством поднялся и сам помог уложить Нарьяну на живот, поднял кольчужку и ощупал ей спину опытными пальцами.
– Хороша кольчуга, – проговорил он спустя какое-то время, качая головой. – Такая стрела могла и звенья разорвать. А так – скорее всего ты прав, ребро треснуло. Пущай со своими девками ошалелыми не носится, а для разнообразия в юрте до новой луны посидит. Ну и на спину опрокидываться какое-то время будет несподручно. – Хан хохотнул, но потом снова посерьезнел. – А вот с тобой, парень, разговор у нас будет серьезный.
– Одно можно точно сказать, – мрачно сказал Илуге, – стрела-то джунгарская!
Стрела и вправду была джунгарская, с белым оперением.
– А вот наконечник-то, поди, не Ягут ковал, – сказал хан, поднося стрелу к глазам, потом осторожно понюхал. – А-а-а, взвар аконита. Распространенный яд, везде его варят. – Старая это стрела. Не этой зимой сделана. С чего бы?
Теперь и Илуге увидел, что наконечник выделан куда хуже, чем у тех стрел, что он сам носил в колчане.
– Пожалел, может, новую-то? – предположил он.
Хан только посмотрел на него, и Илуге понял, что сморозил глупость.
– Что стряслось? – На пороге бесшумно возник Онхотой. Увидев лежащую девушку, он был возле нее, прежде чем кто-то из них раскрыл рот. Выслушал слова Илуге, не поднимая головы и продолжая ощупывать спину Нарьяны. Когда поднялся, Илуге увидел, что его неприятные, льдисто-голубые глаза спокойны. Значит, можно перестать тревожиться и ему.
– Иди к Ягуту, благодари, – буркнул Онхотой. – Корову попросит – давай корову. Коня попросит – коня дай. Спасла девке жизнь его кольчуга. А девка твою жизнь спасла. Так что ты снова в долгу. – В ледяных глазах зажглись смешинки, твердые губы дрогнули.
– Еще бы знать, кто стрелу послал, – нерешительно спросил Илуге.
– Я, пожалуй, догадываюсь, – медленно, словно раздумывая, произнес Темрик. – Но тогда все совсем запутывается…
Илуге, затаив дыхание, ждал. Хан иногда любил сделать такую вот внушающую уважение паузу, заставляя собеседника вдоволь помучиться.
Он уже совсем было расхрабрился, чтобы все-таки нарушить воцарившееся долгое молчание, как вдруг снаружи раздались чьи-то возбужденные голоса. Буквально отметя с дороги стражника, в юрту ворвался Буха – бледный, с непривлекательно отвисшей губой и мутным, испуганным взглядом. Взгляд хана метнулся к нему и резко сфокусировался.
– Что с Чиркеном? – безо всяких предисловий спросил он. Дородный Буха медленно повалился на колени, норовил ползти. В его глазах блестели слезы.
– Клянусь, я не знал. Никто не знал… Прости, великий хан, – невнятно бормотал он.
– Говори! – рявкнул Темрик и его рука медленно попозла к левому боку, комкая блестящую шелковую ткань.
– Чиркен… Чиркен ушел… – давясь словами, пробулькал Буха. – Говорят, у них с Джэгэ вышла ссора. Ну так они все время сцепиться норовили… А ночью Чиркен выкрал девушку – Шонойн, о которой Тулуй с ее отцом, Галбаном, еще с рождения договорились. Галбан-то ее, как оказалось, Джэгэ недавно пообещал. Вот Чиркен и выкрал ее. А только Джэгэ с его нукерами, видно, ожидали чего-то в этом духе, так как юрту стерегли. Пошли в погоню. Чиркен с девушкой хотели за Уйгуль уйти, а тут нукеры стрелять начали… Клянутся, что не знали, кто девушку украл, темно, мол, было… Девушку-то потом ниже по течению нашли – на берег ее вынесло, стрела ей в шею попала… А Чиркена не нашли. Может, добрался до того берега и ушел-таки к косхам, как хотел… Я не знал ничего об этом, не знал, клянусь!
Теперь Илуге увидел, что лицо Темрика стало почти таким же серым, как у Нарьяны. Хан руками все тер и тер себе грудь. Раскрыл рот, силясь что-то сказать, но захрипел и начал валиться на бок. Илуге с Онхотоем подхватили его, и шаман вдруг не своим голосом заорал:
– Вон отсюда!
Буха, напуганный еще больше, чем до того, выскочил из юрты с удивительным проворством.
– Ч-что с ним? – Губы Илуге тряслись, когда он увидел, что глаза Темрика закатились, а дыхание еле прорывается сквозь пересохшие губы.
Онхотой бесцеремонно разорвал ханский халат, отстегнул ножны с поясом и уложил Темрика на то самое место, где только что лежала Нарьяна. Та, поднявшись и прислонясь к стене, смотрела на хана с нескрываемым ужасом.
– У меня… так с отцом было, – невидяще глядя куда-то в сторону, вдруг сказала она. – Вот так же как-то закричал на меня… потом схватился за грудь… и умер.
– Во-о-он!
Глава 6. Последняя воля хана
Темрик все-таки не умер в тот день, но был очень плох. К нему никого не пускали, и Онхотой не
