Кто-то скинул с двери засов, и в комнату ворвались стражники, быстро покончившие с теми, кто еще сражался, деловито дорезали раненых. Остальные варвары, поняв, что лаз – это ловушка, прокричали что- то своим и попятились в темноту. Несколько монахов двинулись за ними. Начальник личной охраны князя, глянув на лаз, упал на колени.
Ригванапади взмахнул так и не обагренным вражеской кровью мечом и с наслаждением снес ему голову. Кровь брызнула ему на лицо.
– Теперь я знаю, почему умер мой брат, – сказал он. – У него тоже был… неосведомленный начальник охраны.
Ицхаль приподнялась на полу, бессмысленно моргая. Ее длинные белые волосы тоже были заляпаны кровью.
– Видимо, у Эхэ-Гэсэра были планы насчет тебя, дорогая сестра. – Ригванапади, почувствовав, что непосредственная опасность миновала, теперь ощущал запоздалую ярость. – Если бы он сразу кинулся ко мне, мог бы и не промахнуться.
– Я ничего не знаю об этом, – пожала плечами Ицхаль, поднялась и подошла к окну, демонстируя полнейшее равнодушие. – На твоем месте я бы на это посмотрела, – добавила она какое-то время спустя.
Ригванапади, в суматохе забывший, что снаружи все еще идет бой, подскочил к окну. И вцепился руками в позолоченные ставни.
Внизу темнели тысячи серо-рыжих спин, на ступенях дворца вперемешку валялись трупы. Многоголосый вой поднимался к небесам. Должно быть, часть нападающих уже прорвалась во дворец, судя по тому, как мало оставалось его защитников. Как им это удалось?
– Давай! – Он рванул Ицхаль за руку. – Смети их! Уничтожь их всех!
– У меня нет такой силы. – Ицхаль покачала головой, словно к чему-то прислушиваясь. На самом деле сейчас она взвешивала, что последует за тем, если Ригванапади будет все-таки убит. Быть может, это будет для нее спасением?
Князь, тяжело дыша, переводил взгляд с нее на пленников, стоявших перед ним на коленях, с опущенными головами. «Тоже прикидывает, – пронеслось в голове у Ицхаль. – Убить их сейчас – сделать меня своей наследницей. Наследницей, за которую другие проделали всю работу. А убить меня тоже пока не решается…»
Палец князя ткнул в одного из жрецов.
– Где Горхон?
Монах послушно закрыл глаза, сосредотачиваясь. На его лбу вздулись жилы.
За дверями уже раздавался грохот и вопли: нападающие подбирались в третьему этажу.
– Смотрите! – закричала Ицхаль. Ее рука показывала на Усуль – Дорогу Молитв, которая сейчас – в который раз! – оправдала свое название. Потому что по ней текла темная людская река.
– Куаньлины, – выдохнул князь, разглядев опознавательные знаки, – пришли.
Какое-то время они, стоя плечом к плечу, затаив дыхание наблюдали, как всадники несутся вниз, к городу. Они еще были слишком далеко! Одновременно с этим их слух улавливал шумное дыхание и рев разъяренных людей за дверью. Схватка, похоже, кипела уже совсем близко. Кто-то из царедвордцев судорожно икал, затыкая рот цветастым рукавом. Ригванапади резко отвернулся от окна и влепил ему тяжелую пощечину.
– Жрецы! – выдохнула Ицхаль.
– Наконец-то! – Ригванапади подскочил к окну.
Несколько десятков жрецов в синих одеждах появились на дальней стороне плошади. И запели. Низкие, чудовищно низкие ноты слились со столь же чудовищно высокими, на грани визга. Гул нарастал, резонировал. В какой-то момент Ицхаль почувствовала, что сползает на пол, зажимая уши. С треском рассыпались стекла, и в комнату ворвался ледяной ветер. Звук ввинчивался в мозг, превращая его в кровавую кашу. Еще немного – и она не выдержит…
Звук оборвался с ударом гонга, после которого у нее перед глазами поплыли разноцветные пятна. Если такая реакция была у них, то что произошло с теми, на площади? Ицхаль подползла к окну и выглянула наружу. Ощущение было, что по площади прошел ураган – она была заполнена стенающими, повалившимися с седел, ползающими на четвереньках людьми. Правда, звуковая волна накрыла всех без разбора. Звуки схватки за дверью тоже затихли, сменившись стонами.
Они еще не успели подняться, как из храмов и проулков начали возникать монахи. Ицхаль узнала и коричневые рясы школы Гарда, и это наполнило ее гордостью, – уходя к князю, она никак не думала, что монахам придется вступить в бой. Многим сектам и школам вообще запрещалось причинять вред любым живым существам, а боевые секты были далеко не у каждой школы. Монахи вступили в бой, разноцветные рясы и бритые затылки замелькали в людской каше. Многие из них были вооружены только короткими пиками, заостренными на обоих концах, но скорость, с которой они ими размахивали, делала их эффективными даже против мечей и устрашающих шипованных палиц.
И тут подошли куаньлины. Первые из них тоже попали под звуковую волну и так же корчились рядом со своими врагами. Однако основная масса была слишком далеко и маневр монахов дал им необходимое время, чтобы добраться до столицы и принять бой. Степняки, очумело мотая головами, были вынуждены сражаться, но с них был сбит тот боевой настрой, тот шок, что позволяет с ревом прорубаться вперед, не думая об опасности и боли. Многие даже не защищались, и куаньлины с налету рубили их сотнями. Ицхаль никогда не видела столько смертей. Сейчас на залитой кровью площади громоздились целые кучи еще подергивающихся тел, отрубленных голов и конечностей, мертвые кони и куски обломанных панцирей.
Она услышала медленный выдох брата за спиной.
– Где Горхон? – рыкнул он на застывшего монаха.
– Здесь, – отвечал сам Горхон, появляясь из того лаза, по которому пришел Эхэ-Гэсэр. – Прошу меня простить. Я слишком поздно понял, что на Лханнском перевале нас ждали каких-то пятьсот воинов. Боюсь, перестарался… гм… и теперь по Лханнскому перевалу вряд ли кто-то когда-то проедет.
– Ты должен был предвидеть это. Предательство. – Ригванапади обвиняюще ткнул в труп Эхэ- Гэсэра.
Горхон равнодушно пожал плечами.
– А я и предвидел. Если вы помните, я предсказал вам победу. С неожиданным исходом.
– Но меня могли убить! – вскричал Ригванапади возмущенно.
– Кто? Эти щенки? – Горхон обвел пленников скучающим взглядом, подошел к каждому, заглянул в наполненные страхом глаза. – Боюсь, у них не было никаких шансов.
– Эхэ-Гэсэр чуть не убил меня, – упорствовал князь.
– Но ведь не убил? – Горхон поднял одну бровь. – А чувство опасности… так освежает!
«Его-то уж точно», – подумала Ицхаль, глядя в его лицо, на котором под бесстрастной маской легко могла различить бурлящее возбуждение.
Ригванапади начал остывать. Звуки за дверью затихли, а вот разбитое окно теперь не защищало от воплей на площади и ужасной смеси запахов крови и содержимого распоротых кишок. Ицхаль сглотнула – даже ее выдержка давала трещину.
– Поди открой дверь, – приказал князь Горхону. Жрец молча подчинился, распахнул дверь, легко, словно танцуя, отступил, давая затаившемуся за дверью степняку рассечь воздух тяжелой секирой, а потом быстрым движением ткнул его куда-то в район ямки на горле. Губы варвара округлились, секира выпала из рук, а из дыры в горле толчками начала выливаться кровь. Оттолкнув с дороги тело, Горхон оглянулся и сказал:
– Это последний, кто стоял на ногах. Остальных добить.
По его знаку монахи споро принялись за работу. Ручейки крови поползли по полу, сливаясь с уже подсыхающими липкими лужами.
По коридору раздался частый топот множества бегущих ног.
– Мой господин, – в покои князя ворвался Юэ, обвел взглядом присутствующих и дал быстрый знак удалиться сгрудившимся за его спиной куаньлинам, – вы живы!
– Заканчивайте там. – Ригванапади царственно махнул рукой в сторону окна.
– Мои… наши воины… уже практически закончили, – ровно сказал Юэ. И не сдвинулся с места.
