Он не сводил с Долорес глаз, буквально гипнотизируя ее. Не добавив больше ни слова, он распахнул перед ней дверь.
Возвратившись, домой в конце рабочего дня, Долорес нашла перед дверью громадную корзину цветов. Она поискала карточку и нашла белый прямоугольник, на котором было написано:
«Не будьте Пандорой». Без подписи.
«Еще один занудный дневной прием. И зачем я приняла приглашение Эдмунда Астора, если я наперед все знала?» — думала Кэрри.
К ней подошел хозяин дома, который, как обычно, забыл, что они знакомы, представился и повторил приглашение поехать с ним за город на уикэнд на фотоохоту. Кэрри отрицательно покачала головой, тогда Эдмунд Астор легонько приобнял ее за талию и объявил стоящему рядом Кассару Литуину:
— Я ведь в нее влюблен!
— Но она не может стать твоей, — возразил тот, — потому что Уорс заметил ее и успел влюбиться раньше тебя.
Уорсом звали работодателя Литуина, Уорсингтона Миддлсекса, манхэттенского чудака, который обладал свойством, обратным тому, каким был наделен царь Мидас: до чего он ни дотрагивался, все мгновенно обращалось в сор.
— Помилуйте, — не сдавался Эдмунд Астор, — поскольку Дело происходит в моем доме, то мне, по меньшей мере, должно принадлежать друа дю сеньер, право первой ночи.
Эдмунд уже стискивал плечо Кэрри, которая чувствовала, как ее кожа покрывается пупырышками от омерзения. «Неужели мужчины считают, что женщина не имеет права на защиту собственного тела?» — недоумевала Кэрри.
— Ну, хорошо, Эдмунд, — соглашался между тем Литуин. — Пусть она будет твоей сегодня ночью, но после того, как Уорс умыкнет ее с твоей территории, она станет его!
Одни и те же диалоги, хватание руками, шуточки — Кэрри понимала, что ей остается только улыбаться. Появился Саймон Роджерс. Низенький, толстенький, лысенький. С сигарой. Эдмунд Астор представил его.
Саймон Роджерс управлял нью-йоркским отделением голливудской киностудии.
— Вы могли бы стать «звездой»! — начал он. — Вам это известно? У вас есть все данные. Господи, до чего же она красива! Вас еще никто не захватил!
— Я не актриса.
— Ну и что? Кому это нужно? Вы что, думаете, что все эти коровы на экране — актрисы?
— Право же…
— Актрисы-шмактрисы!
— Со мной никто и не вел переговоров о кино.
— А ты не допускай, чтоб все эти агенты морочили тебя. От них не зависит, кто будет играть в кино, кто не будет! Ты-то знаешь, как девочка попадает в кино?
— Как?
— По блату. В кино все по блату. Идешь в кино и видишь там девулю в маленькой роли. Она никакая не Лиз Тейлор, она никакая не «звезда», но если она получает следующую роль, значит, ее подпирает какой-то мужик. Все на этом.
— Вот оно что.
— И тебе нужна подпорка. — Он наклонился к Кэрри. — Могу помочь. Могу сделать так, что дела твои пойдут.
Саймон стряхнул пепел с сигары и запыхтел, стараясь раскурить ее, но сигара погасла. Ему пришлось достать спички и зажечь ее заново.
— Слушай, а может, мы встретимся и обсудим этот момент? Почему бы нам не выпить вдвоем, когда здесь все закончится?
Он хитро посмотрел на нее.
— К сожалению, не смогу. Мне завтра рано вставать.
В половине двенадцатого ночи зазвенел телефон.
— Прошу вас, — сказала Кэрри в трубку. — Прошу вас не звонить мне в такое время.
— Кто это был? — спросила Долорес.
— Саймон Роджерс.
— Ты в своем уме? Ты знаешь, кто он?
— Мне все равно, кто он. Большая птица или нет. Он отвратителен. Мне надоело постоянно обороняться от их липких рук, от всех этих пустых, надутых, мелких, поверхностных, невыносимых импотентов.
— Все верно! — прервала ее Долорес. — Но как раз поэтому они — легкая добыча!
Она покрутилась перед Кэрри.
— Как я выгляжу для позднего свидания?
— Сногсшибательно! Я только не понимаю, как ты все это выдерживаешь?
— Каждую минуту кайф ловлю. Долорес послала ей воздушный поцелуй.
— Чао! Побежала на свидание к моему очередному красавчику!
— Ура! — завопил Рекс при виде Евы. — Ты прошла по конкурсу на рекламу бисквитов! Ура-ура!
— Потрясающе! — закричала Ева.
— Я так за тебя рада, Ева, — сказала Чарлин. — Приятно иметь постоянный доход.
— Ну еще бы!
— Живешь совсем по-другому, когда знаешь, что раз в неделю тебе платят. А эта бисквитная реклама — дело очень надежное, поэтому так за ней все и охотятся.
— Я знаю! Это ответ на мои молитвы.
— Эй, Ева Парадайз! — вдруг прищурился Рекс. — А ты, случаем, в весе не прибавила?
Чарлин нахмурила брови:
— Действительно! Округлилась как-то.
— Ну, может, фунт или два, — смутилась Ева.
— Кисуля, ты что это? Не понимаешь, что не можешь себе позволить потерять форму? Тебе повезло, что бисквитная фирма предпочитает модели такого типа, но другие-то от тебя откажутся, если ты не сохранишь фигуру! Займись собой, детка.
— Я перестала принимать эти пилюли для похудания.
— Ну, так начни опять, — холодно сказала Чарлин, кивая Рексу, который двинулся к выходу. — И кожу тебе не мешало бы хорошенько почистить. Давай я договорюсь с доктором Бергманом! Это все нью- йоркский воздух — одна сажа. Не город, а экологическая катастрофа. Ты сейчас прилично зарабатываешь и должна взять в привычку бывать у доктора Бергмана не реже, чем дважды в неделю. Не забывай, ты должна заботиться о внешности, если не хочешь потерять работу. Молоденькие девушки постоянно стучатся в наши двери. Молодость — самое большое твое преимущество. Я бы все на свете отдала, чтобы оказаться на твоем месте с моим опытом жизни. Вы, молоденькие, понятия не имеете, какое богатство — ваш возраст! Ева вздохнула:
— Я, конечно, хотела бы продвинуться, пока молода. У меня, знаешь, какая проблема… — Ева уставилась в пол. — Мне до того одиноко. Возможно, я потому и ем, и прибавляю в весе. Господи, неужели мне так никто и не встретится?
— О, Боже! — ахнула Чарлин. — Кто бы мог подумать? Чтобы такая красотка не могла никого себе найти в этом городишке!
— Наверное, я слишком застенчивая, — сказала Ева. — Наверное, у других девушек есть качества, которых у меня нет. Я стараюсь внушить себе, что и я не хуже других, но все кончается одним: я чувствую себя ненастоящей, какой-то подделкой. Тогда я себе говорю: Ева Петроанджели, ты просто кривляка!
Чарлин смотрела на Еву с искренним сочувствием:
— Деточка моя, тебе следовало давно мне все рассказать! Не надо было слоняться и лелеять в себе комплекс неполноценности. Это не смешно — ты и комплекс неполноценности! Да ты ничем, ровно ничем не хуже других девушек. Тебе так трудно давались первые шаги, но ты уже добилась большого прогресса.
