возвращаются, опасность удваивается. Еще одна причина для беспокойства — ее родители. Зилла еще не рассказала им о смерти Джерри. И не сообщила, что по официальной версии они с Джерри не были официально женаты. По всей видимости, свадебного торжества не избежать. Разумеется, за все заплатит Джимс. Интересно, подумала она, как устроить, чтобы мать не рассказывала лидеру оппозиции в парламенте, не говоря уже о лорде Стратклайде, как она брала с собой маленькую Зиллу, когда отправлялась стелить постели или мыть посуду в большом доме, и как пятилетней девочке иногда позволяли поиграть с семилетним Джеймсом.
Пришел поезд. Вагон был заполнен уроженцами Ямайки из Харлсдена [20]; они пили пиво из жестяных банок и напоминали ей о мире, который она скоро навсегда покинет. На станции «Килбурн-Парк» Зилла пересела на другую ветку и поехала на Оксфордскую площадь. Лучшее из известных ей лекарств от нервов и депрессии — прогулка по магазинам, которой до недавнего времени она не могла себя побаловать. Просто удивительно, как быстро привыкаешь к этому занятию и какое удовольствие от него можно получить. Прошло лишь несколько недель, а Зилла уже знала имена всех дизайнеров, начала понимать, как выглядят сшитые ими вещи и чем отличаются друг от друга. Если бы научные дисциплины давались ей так же легко, то она уже получила бы ученую степень. Хотя для брака с Джимсом ученая степень не нужна.
Полтора часа спустя Зилла вынырнула из «Браунс»[21], нагруженная пакетами, необыкновенно счастливая и беззаботная; она удивлялась, почему раньше ходила как в воду опущенная. До Баттерси она взяла такси. Дети пили чай вместе с няней.
— Миссис Пикок говорит, что ты собираешься выйти замуж за Джимса, — сообщила Евгения. — Но я сказала, что ты не можешь, потому что ты замужем за папой.
— Это моя оплошность, миссис Лич. Я думала, дети знают.
— Мама выходит замуж за папу, — сказал Джордан, — завтра. — Он взял тарелку и стукнул ею по столу, опрокинув кружку с апельсиновым соком, и закричал. — Джордан хочет к папе! Сейчас!
Зилла схватила тряпку и стала вытирать стол, а миссис Пикок сидела неподвижно, переводя взгляд с Зиллы на фирменные пакеты «Браунс» и «Либерти» и обратно.
— В чайнике еще остался чай, миссис Пикок?
— Наверное, он уже остыл.
Глава 8
Минти еще ни разу не присутствовала на свадьбе. Обычные женские страхи были ей чужды, и поэтому она совсем не беспокоилась по поводу того, что надеть и нужно ли покупать шляпку. Не укради Джок ее сбережения, Минти преподнесла бы Джозефин и Кену подарок, но теперь у нее осталась только зарплата и она не могла себе позволить никакой роскоши, в том числе подарков. Интересно, вернул бы Джок деньги, будь он жив? Может, возвращаясь в виде призрака, он не собирался забирать ее с собой, а просто хотел отдать долг?
Минти не видела его с того вечера в кинотеатре, но размышляла над словами Соновии и Лафа. Кошка, идущая по ее могиле. Она не могла отделаться от мыслей о том, что ее могила может оказаться на том огромном, ужасном кладбище на севере Лондона, куда Тетушка однажды брала ее на похороны ее сестры Эдны. Это не будет похоже на место упокоения Тетушки, красивое и уютное, под большими темными деревьями, рядом с домом, только по другую сторону высокой стены — одна из голых каменных плит в длинном ряду, неотличимая от других, открытая дождю и ветру. Будет ли на ней надпись? Кто ее закажет? Теперь, когда ушли Тетушка и Джок, у нее никого не осталось.
Минти снилась могила. Она лежала в ней под землей, но не в гробу. Гроб — непозволительная роскошь. Она лежала в холодной, мокрой земле — хуже места невозможно представить, — и грязь покрывала ее всю — кожу, волосы, ногти. Старый кот мистера Кроута пришел на могилу и стал разгребать землю лапами, как обычно делают кошки. Минти видела его над собой сквозь прокопанную дыру: серую морду, оскаленные зубы, злобно сверкающие глаза, дрожащие усы. Потом кот вновь зарыл яму, земля набилась Минти в нос и в рот, и она проснулась, жадно ловя ртом воздух. После этого сна ей пришлось встать и принять ванну — посреди ночи.
Слова Лафа о том, что она бормотала с закрытыми глазами, а также фраза Соновии, что разговаривать с собой — первый признак безумия, ей тоже не понравились. Ничего она не бормотала, а закрыла глаза потому, что испугалась. В пабе Соновия с Лафом все время смеялись над ней. Минти решила, что когда в следующий раз захочет посмотреть фильм, то пойдет в кино одна. Почему бы и нет? Раньше она ходила одна — и теперь может. Купит себе пакетик леденцов «Поло». Или банан, потому что
Домой она поехала на автобусе, и на соседнее место сел какой-то мужчина. Минти не собиралась смотреть на него, поскольку была уверена, что это Джок, и даже слышала его голос, шептавший: «Поло, Поло». Но когда она очень осторожно и медленно повернула голову вправо, то увидела совсем другого мужчину, пожилого, с седыми волосами. Должно быть, Джок улизнул, воспользовавшись тем, что она не смотрит, и заставил старика сесть сюда.
Люди редко ходят на сеанс в три тридцать. Многозальный кинотеатр в это время почти пуст. По субботам «Чистюля» закрывалась в час дня, и после обеда Минти решила посмотреть фильм «Талантливый мистер Рипли». Она купила билет, и ей сказали, в какой зал идти. Там сидели всего два зрителя, и в ее распоряжении оказался целый ряд. Джок не появился. Минти не видела его уже неделю — та встреча в автобусе не считается. Она радовалась одиночеству, когда не нужно благодарить за то, что тебе передали попкорн или шоколад, а сидящие сзади люди не просят тебя заткнуться.
Вечера становились светлее. Минти уже могла при свете солнца купить цветы для Тетушки в киоске у ворот кладбища и пройти к могиле. Вокруг никого не было. В последнее время так часто шел дождь, что ваза переполнилась водой, хотя цветы в ней увяли. Минти выбросила их под куст падуба и поставила в воду желтые нарциссы. Затем вытащила из сумочки две салфетки, расстелила на могильной плите и опустилась на колени, зажав между указательным и средним пальцем серебряный крестик. Крепко зажмурившись, она молилась Тетушке, прося навсегда избавить ее от Джока.
Соновия стояла у ворот, прощаясь с Дэниелом, который забегал на чашку чая. Минти не видела его несколько месяцев, с того дня, как получила письмо о смерти Джока.
— Как дела, Минти? — спросил он голосом, каким обычно говорят врачи, легкомысленным и фамильярным. — Полегчало?
— Все в порядке, — ответила она.
— Видела что-нибудь интересное? — Тон Соновии словно намекал, что жизнь Минти обычно скучна, и в нем пряталась насмешка. Минти не ответила. Она чувствовала, что поясной кошелек с ножом внутри сдвинулся под одеждой. — Хочешь надеть на свадьбу Джозефин мое синее платье с жакетом?
Минти растерялась. Не в состоянии придумать предлог для отказа, она смутилась и молча кивнула. Дэниел пошел к машине, которую мог парковать где угодно, потому что на стекле у него была наклейка с надписью, что он врач. Минти хотелось убежать домой, хорошенько вымыться, убедиться, что Джока нет, и закрыть все двери. Вместо этого пришлось пойти к Соновии, заглянуть в ее платяной шкаф и взять синее платье с жакетом — независимо от желания, потому что это единственная вещь, которая ей подходила.
— Я уже не влезаю в него с тех пор, как стала набирать вес, — сказала Соновия.
Минти пришлось примерить платье. Выбора не было. Ей не нравилось, что Соновия видит ее обнаженную кожу, такую бледную и пахнущую мылом, глазеет на поясной кошелек на ее тонкой талии. Платье оказалось немного великовато, но подошло. Минти так дрожала, натягивая его через голову, — неизвестно, сколько раз его надевали и стиралось ли оно, — что Соновия задала свой обычный вопрос: ей не холодно?
— Очень мило. Тебе так идет. Ты должна чаще носить синее.
