– Вот оно в чем дело, Лена Сергеевна! А я все гадаю, чего он к ней прицепился? Надо же, у нее, оказывается, воображение есть, а с виду и не скажешь. Читать вообще вредно. Ладно, это уже неважно. Теперь уже все без нас..
– Басаргин, – сказал бледный незнакомый человек, заглянув в лаборантскую, – зайдите в кабинет.
Вася обернулся на Петрищенко, но та равнодушно кивнула. Мыслями она была уже далеко.
– Вася, не знаешь, случайно, – остановила она его, когда он, виновато взглянув в ее сторону, пошел к двери, – а Стефан Михайлович сейчас где?
Человек сидел за столом Петрищенко, это было неприятно и непривычно. На столе перед ним были разложены бумаги, и он время от времени делал пометки в блокнот. Правильный такой человек, как по заказу. И вовсе не в замшевом пиджаке. Жаль, подумал Вася, с теми, кто в замшевых пиджаках, по крайней мере, можно найти общий язык.
Он еще немножко постоял для вежливости и сел, не дождавшись приглашения.
– Какой у вас опыт работы?
– Два с половиной года, – сказал Вася, – по распределению. До этого производственная практика на севере.
– Почему так поздно подняли тревогу?
– Как это – поздно? – удивился Вася. – У нас все четко. Идентифицировали, локализовали очаг поражения. Стадион закрыли, точки все поблизости закрыли.
– Почему не вернули объект в естественную среду?
– Он не очень-то хочет возвращаться, – сказал Вася, – упирается.
– Это не смешно, – сказал его собеседник.
– Я не смеюсь. Понимаете, мы обычно имеем дело с формами, которым тут неуютно. Здесь сильная конкуренция и чужая среда. Но некоторые пытаются приспособиться. Этот приспособился.
– В общих чертах понятно. Какого вы мнения о вашем непосредственном начальнике, кстати?
И почему это, интересно, подумал Вася, «кстати» обычно говорят, когда заводят разговор о чем-то совершенно не относящемся к делу.
– Лена Сергеевна? Ну, душевная женщина. Хорошая. Болеет за свое дело.
– У меня другие сведения, – сказал человек, у которого не было замшевого пиджака, – она нечетко работает. Нерешительна. И попадает под влияние чуждых элементов.
– Если вы про Стефана Михайловича, то это по моей рекомендации. И Лещинский разрешил.
– С ним мы потом поговорим на эту тему. Устроили тут, понимаешь, самодеятельность. В общем, Василий Трофимович, – человек поднялся, – есть утвержденные методики, по ним и действуем. Есть бригада специалистов, серьезные люди. Если хотите помочь, присоединяйтесь.
Вася подумал.
– А… Лена Сергеевна?
– Я бы сугубо неофициально вам рекомендовал ориентироваться на нас. А не на нее. Тогда все получится. Ясно?
– Ясно. Куда уж яснее.
– Я вам добра хочу, – сказал москвич, – неужели трудно понять? Чтобы хотя бы кто-то из вашего подразделения принял участие в уничтожении объекта. Кстати, эта ваша тоже просилась. Каганец. Я отказал.
Вася подумал, что москвич гораздо симпатичнее, чем кажется на первый взгляд.
– Хорошо, – сказал он, – я готов.
– Что здесь происходит? – Женщина с сумками остановилась и удивленно поглядела по сторонам. – Киносъемка?
– Киносъемка, – сказал Вася. – Про Винету снимают. Вождя апачей.
Все кругом что-то делали, деловито перемещались, два солдатика пронесли мимо тяжелый контейнер. Вася чувствовал себя не у дел. Его никто ни о чем не просил.
– А Гойко Митич? Приедет?
– Сначала массовку отснимем…
– А почему оцепление?
– Чтобы не мешали.
Усиленные мегафоном голоса мешались с топотом сапог; солдаты, высыпаясь из грузовиков, разбегались по периметру. Это хорошо, подумал Вася, эта тварь шума не любит. Кто-то поджег пропитанную горючим паклю, пламя зашипело и скользнуло дальше, образуя пылающую пентаграмму.
– Взвейтесь кострами, – пробормотал Вася, – синие ночи. Мы пионеры, дети апачей…
Москвича Вася оглядел с некоторым даже восхищением, а солдатик на воротах и вовсе приоткрыл рот в тихом восторге.
Москвич был гол до пояса, в одних штанах с бахромой по швам, лицо у москвича было вымазано красной и белой краской, а на голове – убор из орлиных перьев. На груди распластался татуированный орел.
– Классная штука, – уважительно сказал Вася, показывая на убор.
– Еще бы, – сказал товарищ майор, потряхивая перьями, – это орлан-белохвост. Их, считайте, вообще не осталось. В Красной книге вид. В международной.
– Не жалко? – спросил Вася.
– Я эту штуку в музее взял, – обиделся москвич, – ей лет сто, не меньше.
– А вы вообще где работаете?
– В институте США и Канады.
– А, – сказал Вася, – ясно. И как, бывали в Америке?
– Конечно. И в Центральной. И в Северной. А вы?
– Не довелось, – сказал Вася злобно.
– Очень жаль, там есть весьма интересные практики. Вы вообще где стажировались?
– На Крайнем Севере.
– Уверен, – сказал майор, – что вы тоже потратили время с пользой.
Он быстро шел по направлению к беговым дорожкам; здесь в самом центре пылающей звезды вознесся тотемный столб с распростертыми крыльями и чудовищным ликом.
– Чем это вы его вымазали? – Вася оглядел вырезные, крашенные белым деревянные глаза.
– Кровью, конечно.
– Человеческой?
– Естественно. Взяли на станции переливания крови.
– Послушайте, а вы уверены, что это сработает?
– Должно сработать. Не резать же нам белых пленников.
– Нет, я имею в виду – все это.
Вася обвел широким жестом стадион.
– Должно, – повторил москвич, – есть утвержденные методики. Разве вы не так работаете?
– Ну, в общем, так, – неуверенно сказал Вася, – ну, у нас антураж, конечно, похуже. Но мы как-то без антуража…
– На местах, – сказал москвич, – всегда упрощают по максимуму, я уже давно заметил. Наверное, правильно, обычно ведь с мелочью всякой дело имеете.
– Куда уж нам, – мрачно сказал Вася. – А у вас какой опыт работы, извиняюсь?
– Годичная практика в Штатах, – равнодушно сказал москвич, – и в Мексике. Послушайте, я с самим доном Хуаном работал. Правда, он больше по Мезоамерике.
– А кто это? – равнодушно спросил Вася.
– Местный специалист. Серьезный.
– В Мезоамерике тоже дрянь всякая водится, но этот еще хуже. Я начал щупать и сбежал. Честно.
– Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики, – сказал майор и, потряхивая перьями, пошел к тотемному столбу мимо фальшивых кинокамер. Или не фальшивых? У них наверняка какой-нибудь архив есть, все фиксируется, хотя что там фиксировать, если честно? Только половецкие пляски москвичей. Пленка, что фото, что кино, – это Вася помнил еще со спецкурса, – регистрирует объекты только в исключительных случаях.
