фирменной одежды, пусть шоколадные конфеты и копченая колбаса покупались только по праздникам, а старенький компьютер один служил всей семье и не «тянул» многих красочных современных игр. Зато в доме имелось старинное пианино, звучанием которого восхищались даже опытные настройщики. Зато стеллажи, подпиравшие высокие потолки во всех комнатах, включая прихожую, были битком набиты чудесными книгами. Зато почти каждые выходные мама, папа и Таня всей семьей отправлялись за город – зимой с лыжами, а летом на купание и пикники. У Кузнецовых было много друзей и знакомых, все, как на подбор, замечательные и интереснейшие люди, и оттого в их доме всегда было шумно и весело, кипели горячие споры, звучала хорошая музыка, и пахло вкуснейшими пирожками, печь которые Танина бабушка была большой мастерицей…

Жили Кузнецовы почти в самом центре, недалеко от живописного пруда, который по старой московской привычке до сих пор именовался не одним прудом, а «прудами». Их дом, небольшой и некрасивый, постройки еще двадцатых годов прошлого века, давно уже обветшал, и потому жильцы с тревогой ожидали, как сложится их дальнейшая судьба. Разговоры о том, что дом вот-вот будут сносить, начались еще до рождения Тани – но она уже успела появиться на свет и даже подрасти, а дом все стоял. Но все-таки гром грянул. Почти два года назад, позапрошлой весной, жильцам объявили, что их дом выкупает крупная строительная компания. Разумеется, заинтересовал бизнесменов не сам дом, который не было смысла реставрировать, никакой ценности, ни материальной, ни культурной он собой не представлял, а земля, где он находился. Дом планировалось снести, а на его месте построить новое современное здание. Дело оставалось за малым – освободить дом, расселив жильцов.

Взамен обжитых семейных гнезд строительная фирма предложила им вполне приличные квартиры в Южном Бутове. И многие согласились на такой вариант, так как сочли, что лучше жить в современном муравейнике на «экологически чистой» окраине и добираться до метро на маршрутке, чем оставаться в ветхом здании в загазованном центре. Но нашлись и такие жильцы, кто наотрез отказался переезжать, для кого расставание с видом из окна на старый московский пруд было невыносимо. В их числе оказались и Кузнецовы, обитатели девятой квартиры, а также их соседи из десятой, Медынцевы, молодожены с маленьким сыном. И те, и другие никак не хотели покидать район, в котором родились и выросли, где жили когда-то их родители, бабушки и дедушки, а до них – прабабушки и прадедушки. Люди вросли здесь корнями, они знали и могли рассказать историю не то что каждого строения – каждого дерева и камня в округе. Это был их воздух, их жизнь, их единственно возможная форма существования. Переезд на окраину обернулся бы для них настоящей драмой, они зачахли бы там, как чахнет растение, пересаженное в непривычную, чуждую ему почву.

Первое время представители фирмы вели переговоры с упрямыми жильцами, пытаясь втолковать им, что селить их в том же районе никто не будет, слишком дорого. Потом, осознав, что это не помогает, начали им угрожать. А когда и это не подействовало, им объявили настоящую войну. В доме постоянно отключали воду и свет, но взрослые Кузнецовы не обращали внимания и на это. «Ничего, это скоро кончится! – оптимистично заверяла бабушка, зажигая расставленные по всей квартире свечи в старинных подсвечниках. – Они поймут, что мы упрямее, и сдадутся». Однако сдаваться представители строительной компании не собирались. Когда пришла осень и настали холода, они не стали включать в доме отопление, и это привело к ужасной трагедии. Костик, маленький сын Медынцевых из десятой квартиры, внезапно заболел. Молодые неопытные родители решили, что у мальчика самая обычная простуда, стали лечить его традиционными средствами и слишком поздно вызвали врача, который установил, что у ребенка ложный круп. Костика срочно отправили в больницу – но спасти уже не успели.

О том, что творилось тогда в семье их соседей, Таня до сих пор вспоминала с ужасом. Лена, мама умершего Костика, которой было всего двадцать три года, на глазах поседела от горя. А Виктор, ее муж, бывший спецназовец, почему-то решил, что в смерти ребенка виновата жена, которая не сразу вызвала к Костику врача. Изо дня в день он орал на Лену, доводя ее до истерики, и кончился весь этот ужас тем, что однажды ночью несчастная молодая женщина выпила целую горсть снотворных и успокоительных лекарств. Ее похоронили рядом с сыном, на могиле которого еще не успела просохнуть земля. А потерявший жену и сына Виктор куда-то исчез, по слухам, его отправили в сумасшедший дом. Таня тогда очень остро переживала все случившееся – ведь до этого в ее уютной и благополучной жизни не происходило ничего подобного. Тогда девочка еще не знала старой русской поговорки «Беда не приходит одна». А меж тем у дверей Кузнецовых уже стояла своя беда, не менее страшная.

Однажды, это случилось в начале апреля, ночью их дом «случайно» загорелся. По официальной версии, пожар устроили бомжи, поселившиеся в расселенных квартирах, но в это объяснение никто из местных не верил, все считали, что поджог устроили специально, по заказу строительной фирмы. Быть может, новые хозяева дома и не хотели жертв, они собирались лишь попугать строптивых жильцов. Но, так или иначе, огонь разгорелся неожиданно быстро, вспыхнули перекрытия, и к тому моменту, когда пожарные прибыли и справились с пламенем, несколько человек уже погибло, задохнулось в дыму. Среди них были и родители Тани. Из семьи Кузнецовых спасли только бабушку, ее отвезли в больницу, но там ей стало плохо, и она умерла на другой же день. Так Таня за одни сутки сделалась круглой сиротой. Сама она осталась в живых буквально чудом, лишь потому, что в тот день ей разрешили переночевать у подружки. Утром девочка вернулась домой к пепелищу. Квартира выгорела дотла. Книги, пианино, мебель, многочисленные, милые сердцу, безделушки, так украшавшие их уютный дом, документы, скромные денежные сбережения, Танины игрушки и школьные тетради – все погибло в огне.

– И я осталась одна, – взволнованно закончила свою историю Таня. – Меня определили в детский дом, но я не захотела там жить и сбежала… У меня вообще ничего, представляешь, вообще ничего не осталось из наших вещей! Ни одной тряпочки, ни одной бумажки… И знаешь, чего мне жалко больше всего?

– Пианино? – предположил Стас.

– Нет, – покачала головой девочка. – Хотя пианино тоже, конечно, очень жаль. И книг… И картины, которая в гостиной висела, такой красивый пейзаж… И бабушкиного старинного туалетного столика с зеркалом… Но больше всего мне жаль наш семейный альбом с фотографиями. Ведь когда у человека есть такой альбом – значит, у него есть семья. Даже если все его родные уже умерли…

Тут она не выдержала и разрыдалась, Стас обнял ее и неумело попытался успокоить. Он гладил ее по голове, по этим ужасным шапкам, по спине и плечам, пытался шептать какие-то утешающие слова. Ему очень хотелось сказать, что у нее вся жизнь еще впереди, что у нее еще обязательно будет и семья, и альбом с фотографиями… Но произнести это все вслух он почему-то не решался. И вдруг девочка перестала всхлипывать и затихла. Видимо, воспоминание о душевном потрясении отняло у нее все силы, потому что она внезапно заснула прямо у него на коленях. Стас неловко держал ее, смотрел на измученное детское лицо, и сердце его нестерпимо сжималось. «Какой же я на самом деле эгоист и слабак, думал он, – сижу тут и корчу из себя жертву… Здоровый, взрослый мужик, а она, такая маленькая и уже столько всего перенесла, но все еще держится. Вот она по-настоящему очень сильная, несмотря на всю свою слабость…»

Голова Тани откинулась назад, и со лба съехали натянутые друг на друга замурзанные шапочки. Стас с изумлением глядел на нее. До этого момента даже и лица-то девочки как следует не разглядывал – до того как увидел сегодня ее улыбку, когда Таня играла на рояле. Они ведь вечно общались в полумраке, который не мог рассеять ни свет от камина, ни тем более огонь единственной свечки. А сейчас, при дневном свете, да еще когда эти дурацкие шапки почти совсем свалились, он снова подумал, что Таня будет самой настоящей красавицей: милое, словно фарфоровое, личико, несмотря на перепачканные щеки и потрескавшиеся от мороза губы, длиннющие густые ресницы, высокий гладкий лоб и потрясающие вьющиеся волосы каштанового цвета… Просто самый настоящий маленький ангел.

Глава двенадцатая

За пять дней до Нового года

Утро понедельника для Сергея Головина началось очень рано. К восьми часам он уже отправился на Тверскую, к газетному киоску, продавец из которого, судя по рассказу Юрия, стал несколько дней назад свидетелем странного происшествия. Вчера Сергей тоже побывал здесь, без особой, впрочем, надежды на успех, вероятность того, что в воскресный день киоск окажется закрыт и разыскать старика не удастся, была очень велика. Так и вышло, но даже безрезультатная поездка представлялась Головину вчера лучшим выходом из положения, чем ее альтернатива – полное бездействие. Потому что никаких других вариантов поиска шефа у него не имелось. Больше делать было нечего – разве что еще раз, более тщательно, но опять безрезультатно, опросить всех знакомых шефа, не знают ли они что-нибудь о нем, да

Вы читаете Искупление
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату