одиночества. Когда-то в далеком детстве у Стаса была красочная книжка с пословицами, где на каждой странице было по поговорке, а к ней – иллюстрация на весь лист. «Скучен день до вечера, коли делать нечего», – гласила одна из пословиц. Что было нарисовано на той картинке, Стас уже за давностью лет не помнил, но сама пословица последнее время то и дело приходила ему на ум. Раньше он вообще не знал, что такое скука, все время был чем-то занят, не бизнесом, так сопутствующими делами. Если он был не в офисе, не на объекте и не на переговорах, то постоянно ездил на какие-то встречи, тусовки и светские мероприятия, где человеку его статуса появляться просто необходимо. Стас вечно бывал так занят, что с трудом выкраивал время на отдых, путешествия или занятия любимым делом, например, на музыку, кино или книги. Теперь казалось, что все это было словно бы и не с ним. За последние несколько дней, проведенных в грязных обшарпанных стенах полуразрушенного особняка, в его душе поселилось стойкое впечатление, будто прежней его жизни и не было совсем. Не было бурных годов учебы в Оксфорде, не было размеренных благополучных лет жизни и работы в Швейцарии, не было даже последних трудных месяцев после смерти отца, когда Стасу пришлось принять на себя ответственность за его осиротевшую компанию и начать осваивать новое, непривычное дело, в новых, непривычных условиях ведения бизнеса. Все это словно ушло в далекое прошлое и уже готово было порасти быльем. Нынче существовали только окружавшие Стаса развалины и самые простые, на уровне примитивных потребностей, желания – есть, пить, хоть немного согреться и принять удобную позу, в которой меньше будет болеть разнывшееся плечо.
Сегодня Стас и впрямь неважно себя чувствовал, поэтому ему вообще ничего не хотелось делать. Не хотелось искать себе хоть какое-нибудь занятие (а именно так он и коротал время все предыдущие дни, поджидая, когда вернется Таня, принесет еду и можно будет разжечь камин), не хотелось бродить по особняку, даже думать ни о чем не хотелось. Единственное дело, которое он сделал сегодня за весь день, – это вышел во двор и некоторое время рылся в строительном мусоре, пока не нашел именно то, что искал – обрезок арматуры длиной около полуметра. После вчерашнего внезапного нашествия поджигателей, заставшего его абсолютно врасплох, хотелось обзавестись хоть каким-то оружием. Стас принес арматуру в комнату и положил около камина, чтобы, на всякий случай, всегда была под рукой.
Затем, промаявшись несколько часов от безделья, Стас улегся на Танин матрас, завернулся в одеяло и уснул. Иногда он просыпался, с трудом разлепляя веки, осматривал комнату, догадывался, что, видимо, еще рано, поскольку Таня пока не пришла, и снова забывался сном.
Когда он наконец совсем проснулся, в комнате уже царил густой мрак. Конечно, это еще ни о чем ни говорило, конец декабря – самое темное время года, дни в этом месяце совсем короткие и темнеет рано, чуть ли не в четыре часа. Но Стас уже научился чувствовать время, не имея возможности посмотреть на циферблат, – и оттого догадался, что сейчас давно наступил вечер. Число прохожих за окном, и днем-то невеликое, сильно сократилось, машины тоже проезжали по переулку нечасто, небо уже приобрело густой, почти черный, а не синий сумеречный цвет. Обычно они с Таней в это время уже начинали топить камин, но сегодня девочки до сих пор не было дома. Конечно, Стас помнил ее предупреждения – Таня хотела в предпраздничный вечер поработать подольше, а потом еще собиралась зайти за едой – но все равно на душе стало немного тревожно. Мало ли, что может случиться в большом жестоком городе с маленькой и, по сути, совершенно беззащитной девочкой! Таню могли забрать в полицию, она могла попасть под машину, на нее могли наехать взрослые бомжи, которые сочли, что она покушается на их территорию… Против его воли в сознании Стаса стали возникать картины одна страшнее другой. Он начал не на шутку волноваться. Что греха таить, конечно, Стас понимал, что в сложившихся обстоятельствах его жизнь напрямую зависит от присутствия рядом Тани. Без ее помощи, без перевязок, без еды, которую она приносит, он просто загнется через несколько дней от голода и холода. Но все-таки он беспокоился не только о собственной шкуре. Совсем не безразлично Стасу было и благополучие Тани, этой удивительно стойкой девочки, с которой так несправедливо обошлась судьба – но которая сумела, несмотря на все выпавшие на ее долю невзгоды, сохранить в сердце и доброту, и талант радоваться жизни, и умение понимать прекрасное.
Текли мучительно долгие минуты ожидания – а Тани все не было и не было. Стас обратил внимание, что в нескольких окнах дома напротив уже начали гасить свет. Неужели уже так поздно, что люди ложатся спать? Где же Таня, почему не возвращается так долго? Не решаясь без нее даже зажечь свечу, Стас только ходил из угла в угол по темной комнате, точно дикий зверь, очутившийся волею судеб в клетке зоопарка. Как жаль, что из окна не видно входа в особняк! Даже то, как девочка идет по переулку, из него не видно, потому что Таня движется всегда с другой стороны, от Тверской.
В очередной раз Стас приблизился к окну в тщетной надежде высмотреть появление Тани – и вдруг ему показалось, что за стеной кто-то негромко вскрикнул. Он прислушался – нет, вроде тихо. Однако на душе стало еще беспокойнее. Постояв немного, Стас уже хотел отойти от окна – и тут с улицы снова раздался крик. Сомнений не было – это кричала Таня. Голос был ее. Что именно она кричала, Стас не сумел разобрать, но ему показалось, что она зовет его по имени.
Вмиг забыв о том, что боится покидать пределы особняка, Стас схватил так вовремя припасенный сегодня обрезок арматуры и со всех ног ринулся на улицу. Ради спасения девочки он готов был бы выбежать даже на шумную, ярко освещенную Тверскую и схватиться с целой армией. Но ни того, ни другого не потребовалось. Таню он увидел сразу же, едва проскользнув через лаз – она лежала прямо на земле, в двух шагах от забора. А на нее навалилась, пытаясь сорвать с нее одежду, темная мужская фигура. Девочка отбивалась, как могла, но силы были явно неравны.
– Пусти! Пусти! Стас! Помогите! – кричала Таня.
– Заткнись, сучка, а то порежу! – хрипел насильник.
Не помня себя, Стас коротко взревел, бросился на парня и пинком отшвырнул его от девочки. Тот явно не ожидал нападения, да еще такого активного, отлетел в сторону, но тотчас вскочил на ноги. Лицо его, совсем молодое, еще безбородое мальчишеское лицо, исказилось звериной злобой.
– Убью, сука! – заорал он и кинулся на Стаса. Тот успел заметить блестевшее в свете фонаря лезвие ножа и приготовился к бою. С силой ударив отморозка по руке арматурой, Стас выбил у него оружие. Парень взвыл, нож со звоном отлетел куда-то далеко в сторону. Не давая противнику опомниться, Стас снова замахнулся арматурой, хотел попасть по голове, но насильник увернулся, и удар пришелся ему по спине. Впрочем, и этого оказалось достаточно. Парень упал, Стас тут же подскочил к нему и принялся пинать ногами поверженного врага. Он вообще не соображал, что делает, перед глазами стояло красное марево, а душу вдруг захлестнула какая-то нечеловеческая первобытная ненависть. Стас избивал этого отморозка с такой силой, точно мстил ему за все несчастья, словно только этот парень и никто другой был виновен во всех невзгодах, свалившихся на него… На него и на Таню.
И снова взлетела вверх арматура и уже готова была опуститься на голову лежащего, но движение руки внезапно остановил крик девочки:
– Стас, что ты делаешь? Прекрати! Ты же убьешь его!
– И поделом! – прохрипел Стас, но Таня уже повисла на нем всем телом и этим все-таки предотвратила удар, который, весьма возможно, мог сделаться смертельным.
Тяжело дыша, Стас прислонился спиной к забору. Всплеск адреналина, ударивший в его мозг и практически полностью отключивший сознание, понемногу стал стихать, и теперь Стас чувствовал себя совершенно измотанным и невероятно усталым. Таня тем временем бродила вокруг него, собирая уроненные вещи – пачку газет, несколько разломанных картонных коробок, два пакета и бутылку с водой. Все это она просунула через лаз внутрь двора, видимо, для сохранности, после чего подошла к лежащему на земле парню и наклонилась над ним:
– Ты жив?
Тот зашевелился, промычал что-то невнятное, потом встал на четвереньки и с трудом, медленно поднялся на ноги. Вид у него был ужасный, лицо разбито, но стоял отморозок, почти не шатаясь, так что, видимо, серьезно он все-таки не пострадал. Увидев Стаса, который снова сжал в руке арматуру, парень сначала попятился, но, поняв, что больше его бить не будут, сплюнул, выругался, покачиваясь, пошел прочь и вскоре исчез из виду. Таня и Стас проводили его взглядом, затем посмотрели друг на друга и молча полезли в лаз.
– Ну, ты даешь… – только и сказала Таня, когда они оказались в своей комнате. – Я даже представить себе не могла, что ты можешь быть таким.
– Я тоже не мог себе такого представить, – буркнул в ответ Стас. – Ты как? Что он успел с тобой
