«Если бы не сталинские репрессии!» Как Вождь спас СССР

техникой, основная проблема – отсутствие налаженного технологического процесса массового производства. Орудийные заводы производят продукцию в основном теми же методами, которыми орудия делались десятки лет назад». Но в этом не было вины Сталина. Технические кадры не успевали за требованиями времени.

Но только благодаря Сталину советская военная промышленность получила возможность развития. Вождь лично держал «оборонку» под своим контролем. В годы второй пятилетки активно наращивались и мощности авиационной промышленности. В 1937 году в стране насчитывалось 57 авиационных заводов, на которых было занято 249 тысяч рабочих и служащих. В предвоенные годы основные темпы роста производства военно-промышленных наркоматов составили 141,5% вместо 127,3%, предусмотренных третьим пятилетним планом. С развитием военной техники сильный импульс получили также научные исследования. Конструкторскими коллективами были разработаны: бронированный штурмовик ИЛ-2 (под руководством Ильюшина), скоростной пикирующий бомбардировщик Пе-2, истребители ЛаГГ-3, МиГ-3, Як-1. В начале 1941 года авиапромышленность полностью перешла на выпуск самолетов только новых конструкций. На 22 июня 1941 года их насчитывалось уже 17% от общего количества находившихся на вооружении самолетов.

В начале 1941 года к серийному выпуску Т-34 подключились все тракторные и сталелитейные заводы страны. Изготовленные в течение 1940 года и первой половины 1941 года 1225 танков Т-34 вместе с 636 тяжелыми танками «КВ» производства ленинградского Кировского завода составили около 10% от общего количества единиц бронетанковой техники, состоявшей на вооружении РККА. В середине 30-х годов происходил существенный количественный рост советских Вооруженных Сил: с 600 тысяч человек в 20-е годы до 1433 тысяч человек в 1937 году. Возросло число военных академий для формирования высших командных кадров и военных училищ для подготовки офицерского состава – до 13 и 75 соответственно к концу второй пятилетки. Причем из 75 военных училищ 18 готовили авиаторов и 9 – танкистов.

По большому счету, коллективизация стала одной из главнейших мер, осуществленных Сталиным в процессе подготовки к «Великой войне». Из трех китов, на которых крепилось будущее Великой Победы, первыми двумя были: промышленность, созданная в результате индустриализации, и модернизированное сельское хозяйство, реформированное в результате коллективизации.

Логика исторического опыта заставляет сделать вывод, что Сталин в своей деятельности допустил единственную крупную ошибку. Она состоит в том, что расстрелять Тухачевского нужно было не в 1937-м, а еще в 1930 году. Или, по крайней мере, упрятать его в сумасшедший дом. Кстати, для этого был повод. 18 августа 1930 года ОГПУ арестовало бывшего соратника и ближайшего друга Тухачевского Н. Какурина. Царский полковник Николай Какурин, окончивший еще до Первой мировой войны академию Генерального штаба, в период Гражданской войны служил в Галицийской армии. На сторону красных он перешел после отступления деникинских войск с Украины. В конце декабря 1920 года командующий Западным фронтом Тухачевский назначил его своим 2-м помощником, а в следующем году они вместе участвовали в подавлении Тамбовского восстания.

Уйдя со строевой службы из-за болезни, в конце 1922 года Какурин устроился на должность старшего руководителя по тактике Военной академии РККА. А по совместительству – начальником отделения по истории Гражданской войны в Оперативном управлении Штаба РККА. Занявшись сочинением истории, Какурин стал главным творцом «образа и легенды Тухачевского» как выдающегося «полководца», вписавшего «блестящие» страницы в историю Красной Армии. Во время подавления Тамбовского восстания Тухачевский сошелся и с другим «историком», тоже бывшим подполковником Генерального штаба И.А. Троицким. В 1925 году, вернувшись из командировки в Турцию, Троицкий «восстановил связи с Тухачевским и Какуриным». Позже на допросе Троицкий показал: «У Тухачевского я сделался частым гостем. У него собирались почти каждый день. ... Я являлся агитатором достоинств Тухачевского. Восхвалял при всех удобных случаях его таланты»[26].

Приятелей командующего Ленинградским военным округом Какурина и Троицкого арестовали летом 1930 года. Сослуживцы рассматривали арест Какурина как следствие отношений с его любовницей – цыганкой Мелиховой-Морозовой. Ее подозревали в связях с иностранными разведслужбами и поговаривали, что ОГПУ получила информацию о ней от ревнивой жены бывшего полковника. Обвинения в шпионской деятельности Какурин сразу отмел, но на допросе 23 августа признался, что его симпатии «склонялись теоретически к правому уклону». Спустя два дня арестованный сделал и другие признания. Рассказывая о круге почитателей и приверженцев Тухачевского, Какурин показал на допросе 26 августа:

«В Москве собирались у Тухачевского, временами у Гая, временами у цыганки (Мелиховой-Морозовой). В Ленинграде собирались у Тухачевского, лидером всех этих собраний являлся Тухачевский, участники: я, Колесинский (поляк, бывший поручик.— К. Р.), Эстрейхер- Егоров (австриец, бывший лейтенант австро-венгерской армии), Гай (армянин, настоящая фамилия Бижишкян, бывший штабс-капитан), Никонов (бывший подпоручик), Чусов (бывший подпоручик военного времени), Ветлин, Кауфельдт (латыш, бывший прапорщик)».

Пользуясь современной терминологией, все эти «бывшие» подпоручики, прапорщики, лейтенанты представляли собой неких диссидентов своего времени. Людей, не удовлетворенных своим служебным и общественным положением и поэтому охотно злословивших «на кухне» о власти и ее «политике». Однако Какурин свидетельствует, что рассуждения единомышленников не были безобидной болтовней. Военные фрондеры намеревались действовать; правда, еще не определившись, к какому краю примкнуть.

Какурин рассказывал, что в 1930 году, «в момент после XVI-го съезда было уточнено решение сидеть и выжидать, организуясь в кадрах в течение времени наивысшего напряжения борьбы между правыми и ЦК. Но тогда же Тухачевский выдвинул вопрос о политической акции как цели развязывания правого уклона и перехода на новую, высшую ступень, каковая мыслилась как военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон. В дни 7-8 июля у Тухачевского последовали встречи и беседы вышеупомянутых лиц и сделаны были последние решающие установки, то есть ждать, организуясь»[27].

Как ни крути, а показания подследственного свидетельствуют чуть ли не о классическом заговоре. Правда, вялотекущем и нерешительном. Но в том, что заговорщики уже «точили ножи» и выбрали себе предводителем в диктаторы неудачника Варшавы, не может быть сомнений. Причем Тухачевский охотно и многозначительно ораторствовал в этом кругу. Какурин рассказывал следователю: «Далее Михаил Николаевич говорил, что, наобо­рот, можно рассчитывать на обострение внутрипартийной борьбы. Я не исключаю возможности, сказал он, в качестве одной из перспектив, что в пылу и ожесточении этой борьбы страсти и политические и личные разгорятся настолько, что будут забыты и перейдены все рамки и границы».

Тухачевский говорил, передавал его слова Какурин: «Возможна и такая перспектива, что рука фанатика для развязывания правого уклона не остановится и перед покушением на жизнь самого тов. Сталина. У Мих. Ник., возможно, есть какие-то связи с Углановым и, возможно, с целым рядом других партийных или околопартийных лиц, которые рассматривают Тухачевского как возможного военного вождя на случай борьбы с анархией и агрессией».

Из этого подследственный делал вывод: «Сейчас, когда я имел время глубоко продумать все случившееся, я не исключу и того, что, говоря в качестве прогноза о фанатике, стреляющем в Сталина, Тухачевский просто вуалировал ту перспективу, над которой он сам размышлял в действительности»[28].

Конечно, признания Какурина не могли не привлечь внимания Менжинского. 10 сентября, сообщая о его показаниях находившемуся в отпуске на юге Сталину, председатель ОГПУ писал: «Я доложил это дело т. Молотову и просил разрешения до получения ваших указаний держаться версии, что Какурин и Троицкий арестованы по шпионскому делу. Арестовать участников группировки поодиночке – рискованно.

Выходов может быть два: или немедленно арестовать наиболее активных участников группировки, или дождаться вашего приезда, принимая пока агентурные меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. Считаю нужным отметить, что сейчас повстанческие группировки созревают очень быстро, и последнее решение представляет известный риск»[29].