камней и рифов, где те норовили спрятаться.
— Удачно? — окликаю его я.
— О, счур хорошо сегодня.
Из темноты вылетает какой-то темный предмет, который шлепается на стол, как рыцарская перчатка, и соскальзывает в сторону. Темно-синее тело лангуста оторочено коричневым и заканчивается изящным веерообразным хвостом — это очень красивое животное около фута в длину. Он садится, потрясенный подобным отношением к собственной персоне, и явно ждет следующего акта агрессии. Ждать приходится недолго: едва лангуст успевает собраться, как Смол Том хватает его и устремляется по направлению к кухне Эллен.
Через несколько минут тот возвращается, и теперь прекрасная тварь, которую Смол Том держит в руках, успевает приобрести темно-красный цвет с желтой оторочкой. Мы задумчиво поедаем лангуста, и я снова погружаюсь в размышления об организации птицефермы. Может, нам удастся купить яйца и самостоятельно их высидеть? Я в этом не был уверен. Надо спросить у Уоррена. Да уж, он и в самом деле поразительно волосатый человек.
В автоматизированном, изощренном западном мире осуществление столь незначительного проекта вряд ли сопровождалось какими-либо трудностями, и о них никто даже не стал бы говорить. Достаточно всего лишь снять телефонную трубку, вставить кредитную карточку, а потом сидеть и ждать, когда предприятие начнет приносить доход. По крайней мере так я себе это представлял, хотя и не занимался прежде ничем подобным. Однако здесь, на просторах Тихого океана, в стране, обладавшей лишь самой элементарной инфраструктурой, даже простейшее дело могло в любую минуту превратиться в неуправляемую авантюру, и я не сомневался, что меня ждут серьезные испытания. Но тогда, раскусывая клешню лангуста и высасывая содержимое, еще не догадывался, какие поистине титанические усилия от меня потребуются.
Глава 8
Вуни и вантоки
Когда на следующее утро я прихожу на службу, о чем ежедневно печется Стэнли, проявляющий особую заботу о моей душе, то замечаю, что уже многие обеспокоены обуревающими меня проблемами. Потом возвращаюсь домой и заканчиваю завтрак, состоящий из блинов, рецепт которых мне передала Марлен и который теперь усовершенствовала Эллен. (Увы, мы обходимся без масла, молока, яиц и дрожжей. А они, несомненно, существенно улучшили бы качество блюда.) Я запиваю их черным новогвинейским чаем и наблюдаю за тем, как Стэнли ловит рыбу на наживку.
Каждый день на краю сходней, расположенных рядом с кухней Эллен, плавают целые стаи рыб. Стэнли забрасывает свой тройной крючок на отмель и ждет несколько мгновений, прежде чем выдернуть его обратно. Если везет ему, а не рыбе, то на одном из крючков болтается улов. И Стэнли опускает извивающегося малька в помятый котел, расположенный в шаге за его спиной; живая наживка, корчащаяся на крючках, производит куда как менее аппетитное впечатление. Увы, всякий раз, когда Стэнли бросает рыбу в котел и поворачивается к воде в ожидании новой, из дома выскакивает Чатни, которая тут же вытаскивает лапой его улов. Зажав его в зубах, она бросается домой, чтобы съесть свою добычу под моим столом. Через час Стэнли разворачивается к котлу со своей наживкой и обнаруживает, что тот пуст, если не считать пары дюймов воды на дне. Он негодующе морщит лоб и оглядывается по сторонам, но видит лишь Чатни, которая нежится на солнце, — вид вполне невинный, а я, будучи невольным соучастником, сижу за столом и поедаю свои блины. Стэнли недоумевающе качает головой и вновь возвращается к своему занятию. Чатни приоткрывает один глаз.
Через плечо Стэнли я вижу неподражаемую фигуру Кисточки, который плывет к нам, а его волосы разлетаются в разные стороны, словно куст на ветру. Кисточка освоил или даже изобрел метод «самовычерпывания». Старые каноэ зачастую покрывались трещинами от долгого пребывания на солнце. Порой эти трещины затыкали старыми тряпками, но обычно вода просто просачивалась внутрь. Кисточка, скрестив ноги на корме, гребет к берегу, выплескивая скапливающуюся воду за борт при помощи ступни. Он причаливает к пристани и с поразительным проворством выскакивает на берег. Нагнувшись к своему каноэ, извлекает из него огромную рыбину в три фута длиной. Ловко запихивает ей под жабры свои окровавленные пальцы, и они странным образом высовываются из зубастой пасти рыбины.
— Королевская рыба для Уильяма. Он номер раз, и ему самая лучшая. — Кисточка бросает гладкую блестящую рыбину на стол рядом с моими блинами с такой силой, что расплескивает чай.
— Счур хорошая. — Действительно потрясающая, искренне соглашаюсь я, любуясь переливами бесконечных оттенков на ее серебристой чешуе.
В районе Соломоновых островов водилось несколько разновидностей рыб, восхитительных на вид, некоторые из них вполне съедобные, но подавляющее большинство представляло собой мешки с костями, а их мясо было столь же безвкусным, как если бы вы попробовали жевать собственную рубашку. С момента своего приезда я уже успел повидать довольно много морских обитателей. Королевская рыба, или испанская макрель, как ее иногда называли, обладала белым мясом, имела очень незначительное количество костей и была настолько крупной, что не разваливалась при готовке.
— Может, Эллен приготовит ее на ланч? — Она недавно стала пользоваться новым рецептом, предполагавшим применение лайма и имбиря, которые в изобилии росли в джунглях; и результат оказался замечательным. — Ты останешься на ланч, Кисточка?
— А почему бы и нет? Меня есть хорошая история, но меня отдыхать сначала.
Наступало время его обязательного послеполуденного сна, и мне ничего не оставалось, как ждать, когда он выложит свои новости.
Кисточка устраивается на одной из узких скамеек рядом с домом. Он вытягивается в полный рост, а подушкой ему служит его роскошная шевелюра. Вскоре он начинает похрапывать и не обращает внимание на внезапно появляющуюся толпу мальчишек. Они окружают его со всех сторон, некоторые даже забираются на стол, внимательно следя за тем, как я пишу письмо домой. Обхватив друг друга за плечи, мальчишки обмениваются взглядами, восхищенные этим зрелищем. То один, то другой принимается осторожно водить пальцем по столешнице, делая вид, что тоже пишет воображаемому другу.
И лишь когда мы приступаем к смакованию сочного филе королевской рыбы в отсутствии вкрадчивой Чатни, которая чувствует легкое недомогание и отдыхает на моей кровати, Кисточка рассказывает мне свою «хорошую историю», и она действительно оказывается очень хорошей.
Утром он рыбачил за мысом в Кукуране за Пао.
— Меня ловить немного, меня вытащить эту королевскую рыбу. Потом меня видеть один ванток, который мой.
— Ванток? Что такое ванток?
Кисточка вздыхает, явно недовольный тем, что я прерываю его рассказ, а Эллен снисходительно улыбается, когда он начинает объяснять суть этого одного из важнейших институтов Соломоновых островов. Время от времени Кисточка делает паузу, и на его лице отражается искреннее желание, чтобы я все правильно понял. Он не без оснований подозревает, что мне будет довольно трудно осмыслить это явление. «Ванток», или «один говорит», в переводе с искаженного английского означал человека, с которым вы говорите на одном языке. Поскольку население Соломоновых островов изъяснялось более чем на сотне языков и диалектов, только на Рандуву можно было услышать их чуть ли не дюжину, вантоки действительно считались почти родственниками, даже если жили на совершенно разных островах. Но в этом нет ничего удивительного: в Англии общий говор тоже зачастую становится поводом для дружеских отношений, что нередко оказывается ошибкой. Гораздо более удивительно то, к чему обязывало человека это «вантокство». Иными словами, ванток мог воспользоваться любой твоей собственностью, если
