заполнена механизмами, автомобилями, приборными контейнерами, саженными катушками кабелей. Но на спиральную дорогу уже не въезжали. Одна за другой застывали стрелы кранов. В зоне еще работали человек двадцать. Да в башне, в нижних этажах, прикинул Пец, человек десять энергетиков и обслуги, да охрана — всего с полсотни наберется. Ну, эти эвакуируются легко, когда начнется, ноги сами унесут. «Что начнется? — спросил он себя. — Как это будет выглядеть? Волны неоднородности, идущие сверху, сильные колебания засосанного в Шар воздуха… словом, весело будет. Самум, тайфун и землетрясение».
Лавируя между машинами и ящиками, Валерьян Вениаминович выбрался к краю зоны. У ограды на бетонном фундаменте стояла лебедка. От ее барабана уходили вверх сплетенные вместе канаты: металлический, для заземления сети, и капроновый — из тех, что удержат работающий всеми движителями океанский лайнер. Рядом прохаживался охранник в черной форме и с карабином. Увидев директора, он встал смирно, назвался, доложил, что на вверенном ему посту все в порядке. Пец осмотрел канат: пожалуй, выдержит. Тогда, вероятно, вырвет лебедку вместе с фундаментом?… Скорее всего, еще до этого порвутся сети.
Молодцеватый блондин-охранник с таким уважением смотрел на Пеца, что тому захотелось сделать что-то приятное и ему. «Не назначить ли его с завтрашнего числа начальником охранотряда?» Но Валерьян Вениаминович вовремя понял, что это провор-резвунчик толкает его на выходку, удалился молча.
У проходной «П, Р, С» его ждал озабоченный Буров. Он сообщил об осечке: в хозяйство Волкова его не пустили, поскольку право входа туда имели только директор и главный инженер по спецпропускам, а у него такого еще нет. Он связался с Волковым по телесвязи, потребовал выполнить распоряжения дирекции…
— …а он, понимаете ли, ни в какую: они не могут прервать испытания, да и с техникой безопасности, говорит, у нас порядок.
— Ага… — Пец заколебался. «Они в середине башни, от десятого до двадцатого уровня. Успеют удрать?… Ой, вряд ли! Эй, если ведешь крупную игру, не думай о пешках. На войне как на войне. Предупредили их, что еще? Нет, нельзя».
Вместе с Буровым он вошел в комнату табельщиков, вызвал по инвертору Волкова. Тот возник на экране, заговорил первым:
— Товарищ Пец, о таких вещах нас следует предупреждать заранее. Мы не можем прервать испытания, это ведь испытания на время непрерывной работы — именно! Если остановить, весь комплект устройств надо выбрасывать, ставить новые. А это миллионы и миллионы. И потом, вы ведь знаете: у нас за все время ни одного случая, ни одного ЧП.
— Дело не только в технике безопасности… — Пец, желая поладить миром, попытался даже вспомнить имя-отчество полковника, но не вспомнил, — товарищ Волков. Вы лучше меня знаете, что в армии о подъемах по тревоге заранее не предупреждают. Так и здесь. Не ставьте себя государством в государстве, выполняйте приказ!
— Я никем себя на ставлю, но ваш приказ выполнить не могу, поскольку он противоречит приказу моего начальства: срочно провести испытания. Снеситесь… вы знаете с кем, добейтесь отмены.
В упорстве, с каким это было сказано, Валерьян Вениаминович легко уловил подтекст: не заставишь, и про то оружие докладную напишу!
— Хорошо. А какие вам даны приказы на случай опасности?
— Какой еще опасности?
— Такой, когда можно и машины, и головы потерять. Скажем, землетрясение в семь баллов? — Пецу все-таки не хотелось говорить прямо.
— Что-то я не слышал о присоединении Катагани к сейсмической зоне, — быстро отпарировал Волков. — Во всяком случае, будем вести себя, как там: нет землетрясений — работают, есть — спасаются. Вот так!
— Так вот, — симметрично отозвался Пец; он сознавал, что отправляет себя на скамью подсудимых, и тем не менее сказал все весомо и четко: — Мы ожидаем сегодня, в 17 часов с минутами, нечто вроде землетрясения, только придет оно сверху, из ядра Шара. Какие формы оно примет, неясно, но возможны и самые катастрофические. Поэтому… и учтите, наш разговор записывается на пленку! — к пяти часам будьте настороже — и при первых признаках опасности… она проявит себя изменениями неоднородности, почувствуете — все вниз. И не рассчитывайте заработать медаль «За отвагу», полковник. И медали не будет, и головы.
Он отключил инвертор, вышел с Буровым наружу.
— Что-то вы его слишком натурально стращали. Валерьян Вениаминович, — заметил тот, — не понарошке.
— Так ведь геройские люди, их иначе не урезонишь, — ответил Пец, направляясь за проходные, в сторону вертодрома. Он был взбудоражен разговорами и очень хотел остаться один, успокоиться; и вообще — чтобы все поскорее кончилось. — Ну, Витя, на сегодня все, отправляйтесь домой, отдыхайте, набирайтесь сил, завтра будет трудный день. («Завтра не будет трудного дня, вообще больше не будет трудных дней».)
— Нет, я хотел бы остаться, — заявил Буров. — Надо же кому-то из… из руководителей находиться здесь, присматривать.
«А оставь его, он тотчас утянется наверх. Вот еще морока!..»
— Не согласен, эвакуация есть эвакуация, — сказал директор. — Для поддержания порядка здесь достаточно комендантской команды. Но раз вы настроены работать, поедем вместе в город, обсудим по дороге проблемы дальнейших исследований. — Он не глядя почувствовал, как приободрился, даже просиял Буров, и вознегодовал, что снова и снова приходится врать. «Мир заблуждений, спасаемый ложью, — что ж, это естественно. Я за эти часы навру больше, чем за все время работы в Шаре». — Только сейчас помолчим, хорошо?
И зашагал по тротуару вдоль ограды, будто спешил. Врал и этим, озабоченной спешащей походкой. Куда теперь было спешить!
Поток машин на кольце иссякал. Люди разъезжались, расходились. Бетонный склон башенного холма за оградой светил внешними огнями, с высотой меняющими цвет от желтого до белого и голубого. Шар нахлобучивался на башню-гору грозовым облаком. «Красивую махину сгрохали, — прощально думал Валерьян Вениаминович. — Доказали, что можно жить и работать в НПВ — и еще как! Могли и больше развернуться, да только черт догадал там оказаться этой MB? Зачем человеку Вселенная, да еще Меняющаяся!.. И, конечно, исключительной сволочью выглядит директор, который отдает на уничтожение такой уникальный Институт. Просто вредитель… Ну, суд так суд. Не боюсь. — Что могут мне сделать в сравнении с тем, что уже сделалось?»
Виктор Федорович посматривал, на директора — растерянно спешащего, о чем-то напряженно думающего (с подергиванием плечами, с жестами, с гримасами наклоненного вниз лица), — с недоумением. Таким он его еще не видел.
— Валерьян Вениаминович, — сказал он, — а ведь это и в самом деле может быть. То, чем вы Волкова пугали. От метания Метапульсаций, очень просто. А?
— Что? А!.. Ну, почему же… но почему бы и нет! Витя, я же вас просил!
«Ох, что-то темнит Хрыч!»
А Пец сейчас ненавидел не только себя, но и настырного Бурова. «Вот навязался!» Он глянул на часы: 16.15. Оставался еще час.
Впереди стояли вертолеты с устало обвисшими лопастями. На дальней части вертодрома трудились люди: наклонялись, перебирали руками. Коротко вспыхивали огоньки электросварок. Сеть собирают, понял Пец. Или заплаты?
Оттуда к директору двигался широким шагом Петренко, на лице его выражалась готовность доложить. Но Валерьян Вениаминович взмахами рук остановил его, направил обратно на поле, сам поворотил назад. Он уже боялся новых встреч.
Однако у проходной, когда они вернулись, его ждала еще одна встреча: возле директорской «Волги» маячила знакомая долговязая фигура — Юрий Зискинд, загорелый и худой.
