слушал и смотрел. Вы знали об этом?
Никто не ответил на мой вопрос. Я поражался, как у человека могут быть черпая кожа и зеленые глаза и как он мог произвести на свет одного за другим одиннадцать сыновей, а потом избрать единственного внука и через головы сыновей сделать его своей тенью на земле. Либо этого не было в действительности, либо происходило в стародавние времена, когда случались всякие чудеса. Я продолжал:
— Говорят, что дед и внук пили вместе вино и по ночам невольницы пели для них и танцевали обнаженными. Это происходило в большом зале или посреди шатров. Вы об этом знали?
Опять никто не ответил на мой вопрос. Я представил себе их шатры, сгрудившиеся на высоком холме, словно маленькие крепости, вдали от жилого квартала. Они были самостоятельным миром. Я сказал:
— Говорят, что Марьюд от имени Бендер-шаха вмешивался в самые сокровенные дела. Они даже не могли сами выдавать замуж своих дочерей.
Мой дед произнес:
— Свидетельствую, что нет бога, кроме аллаха.
Хамад Вад Халима добавил:
— Свидетельствую, что Мухаммед — посланник аллаха.
Я продолжал свои разоблачения:
— Говорят, что Марьюд будил их на заре и запирал в доме после захода солнца, что каждый день их гнал, как скот, па работу.
Они заерзали на своих кроватях, но ничего не сказали. Я продолжал:
— Говорят, Бендер-шах лишил своих детей наследства и записал все свое имущество на имя Марьюда. Он утверждал, что все они не стоят ногтя на мизинце Марьюда.
Вад Хасаб ар-Расул вскочил, закричав:
— Ты слушаешь, что говорят подонки вроде Вад Джабир ад-Дара, Вад Мифтаха аль-Хазны и Вад Рахматуллы. Теперь, когда господний суд свершился, они злословят: «Бендер-шах был такой-сякой». Бендер-шах был не таким, как все люди. Чтоб Бендер-шах пил вино? Аллах свидетель, Бендер-шах в жизни не пил вина и не совершал ничего дурного.
Внезапно они все трое встали и, опираясь друг на друга, вышли, оставив меня в комнате одного, словно в могиле. Я испытывал гнев и печаль и величайшее замешательство.
Лежа на спине и глядя в потолок, Ат-Тахир Вад ар-Равваси сказал:
— Знаете, братья, в этом мире все получается наоборот. Вот ты, Михаймид, хотел стать фермером, а стал городским эфенди[60]. Махджуб желал быть эфенди, а остался землепашцем.
В последнее время состояние Махджуба улучшилось. Он уже не жаловался на астму и перестал ходить на утреннюю молитву в мечеть. Засмеявшись, он проговорил:
— Да пощадит тебя аллах. Если бы я раньше пошел учиться, нынешним грамотеям за мной было бы не угнаться. Я бы стал начальником или министром.
Ат-Тахир возразил:
— Это дело проще простого. В наше время кто только не становится министром. Клянусь верой, если Ат-Турейфи, сын Бакри, не станет министром, я не буду сыном своего отца.
В разговор вступил Михаймид:
— Как он может стать министром? Все министерские посты уже заняты.
Ат-Тахир сказал:
— Чего-нибудь придумают. Возьмут и сделают его министром по делам благотворительных обществ. Мало ли что им может прийти в голову?
Махджуб возразил:
— Ат-Турейфи, сын Бакри, не справляется и с кооперативом. Как же ты хочешь, чтоб он стал министром?
Ат-Тахир ответил:
— Ты думаешь, дело в способностях? Здесь все очень просто. Важно красиво говорить и поменьше делать. Кричи только почаще: «Да здравствует такой-то, слава такому-то!» Увидишь, что какая-то партия сильна, вступай в нее. Где-то выступишь с речью, где-то устроишь банкет, где-то дашь взятку. Мало- помалу, глядишь, станешь депутатом парламента. После этого лежи себе, плюй в потолок.
Михаймид спросил:
— А если после того, как тебя изберут в парламент, не станешь министром? Что тогда будешь делать?
Вад ар-Равваси отвечал:
— Если меня не назначат министром, то, клянусь, устрою военный переворот.
— Ну а потом?
— Что потом? Все. Буду себе лежать и прохлаждаться. Если что нужно, нажму звонок: «Такой-то входи, такой-то выйди. Тебя я назначаю начальником полиции, а тебя — главным инспектором. Ты мне не подходишь, посажу тебя в тюрьму. Твоя физиономия мне не нравится, а вот ты — душа-парень». Тогда я буду разъезжать по городу в «шевроле», а люди будут кричать: «Да здравствует Ат-Тахир Вад ар-Равваси! Слава Ат-Тахиру Вад ар-Равваси!» Все. Теперь я верховный правитель.
Махджуб расхохотался:
— Эка куда хватил! Ты что думаешь? Управлять государством — это нажимать на звонок да говорить: «Войди такой-то, выходи сякой»?
Михаймид сказал:
— Да будет тебе известно, там машины получше твоего «шевроле», «шевроле» рядом с ними — как ишак рядом с конем.
Вад ар-Равваси удивился:
— Да неужто? И они даже больше «шевроле»?
— Да конечно.
— А намного больше?
— Ну, вот как эта комната.
— Да, на все воля аллаха.
— Если так, да пощадит вас создатель. Считайте меня с завтрашнего дня кандидатом в президенты.
Все трое рассмеялись.
Разговор происходил после обеда. Они лежали все в тех же неизменных позах на кроватях. Михаймид сказал:
— Эх, милый человек, ты должен благодарить господа. Что такое директор, что такое министр? Ты в лучшем положении, чем все они. Ни тебе забот, ни хлопот.
Махджуб сокрушенно вздохнул. Ат-Тахир ответил:
— Ей-богу, ты прав. Пока у человека есть чем поужинать вечером, ему незачем становиться начальником полиции или там каким-нибудь генералом. Теперь скажи, Михаймид. Вот ты всю жизнь учился, ездил туда-сюда, а вернулся в этот разнесчастный Вад Хамид, как и уехал, ни с чем. Ты как будто стал эфенди по ошибке. Вот уже сколько времени ты сам гнешь спину в поле.
Михаймид, лежавший па кровати своего деда, вздохнул и, подумав, ответил:
— Ты правильно говоришь. По праву Махджуб должен был пойти по этому пути. Махджуб честолюбив, любит власть. А я люблю правду. К власти и правде ведут разные пути.
Вад ар-Равваси язвительно засмеялся:
— Значит, сейчас ты приехал в разнесчастный Вад Хамид, потому что в нем правда? Ну и дела!
Махджуб сказал:
— Дело тут не в правде, а в его собственной дурости. Мы с Михаймидом учились вместе в начальной школе. Помните? Я был самым способным в классе. Михаймид же отставал. Мой отец, да помилует его аллах, сказал: «Довольно. Все эти школы — пустая трата времени, одна болтовня». В тот год сезон жатвы
