Кошки говорят «мяу»

1

Тот день с самого утра был окрашен в юмористический тон. Почему-то все вызывало у меня смех — лопнувший тюбик с зубной пастой, внезапно выключившаяся, едва я успела намылить спину и грудь, горячая вода в душе, сломавшийся и сжегший бутерброды ростер, отскочившая крышка кофемолки, плюнувшей мне в физиономию недомолотыми кофейными зернами, и все прочие «прелести» нашего совкового быта. Всегда вызывавшие у меня глухое раздражение, в тот день эти прелести почему-то заставляли глупо хихикать — они словно подводили, легонько подталкивали к главному событию, пику всей сегодняшней клоунады, который должен распахнуть шлюз, сдерживающий смех, и исторгнуть из глотки настоящий хохот.

«Шлюз» распахнулся и я, наконец, с каким-то жутким облегчением расхохоталась, когда, придя домой на два часа раньше обычного, застала своего благоверного в нашей супружеской койке с не первой молодости блондинистой шлюшкой, испуганно натягивающей простыню на свои отвислые грудки, не замечая, что тем самым она одновременно стягивает ее с выпуклого брюшка и вяло приподнятого конца ее партнера — моего, извиняюсь, шаловливого супруга.

Это, и вправду, был пик клоунады.

Смех, а вернее, настоящий хохот вызывало все. И их нелепая поза, и ее вытаращенные намазюканные глазенки, и его жалкая идиотская ухмылка, и главное: разительный контраст того, от чего я минут двадцать назад ушла, с тем, что сейчас торчало передо мной.

Контраст просторной, со вкусом обставленной спальни моего красавца-хахаля с нашей убогой, захламленной квартиркой; контраст загорелого, налитого упругой силой тела моего мужика с брюшком и вялым отростком, всегда опадавшим (уж я-то знала!) от любого незапланированного скрипа нашей койки,

(чего уж там говорить про незапланированное появление благоверной…)

моего мужа; контраст этой потасканной шлюшки с уже опавшими грудками с хохочущей рыжей бабой,

(рыжей, если угодно, блядью, но… Настоящей блядью, а не жалкой подделкой…)

отражавшейся в нашем дешевеньком трюмо у разложенного старенького дивана; контраст широкого двуспального «аэродрома», с которого я соскочила пол часа назад, с этим стареньким польским диваном — нашим семейным ложем любви…

И когда шлюшка, впопыхах одевшись, убралась, и он, тоже прикрыв свои причиндалы трусами и старым халатом,

(еще одни контраст — час назад я с наслаждением заворачивалась в роскошный махровый халат с капюшоном, испытывая удовольствие и от мягкой шероховатой ткани, и от уверенности, что сейчас эту ткань с меня сдернут, и то, что сейчас ласкают прикосновения ткани, будут ласкать сильные ладони и твердые, резко очерченные мужские губы…)

в третий раз тупо спросил, почему я так веселюсь, я честно, откровенно и со всеми подробностями рассказала ему, почему.

Рассказывая, я отвернулась от него, и сообщив напоследок, что сегодня мой красавец трахнул меня не только в койке, но и в ванной, двинулась к двери и… Услыхала за собой шумное сопение, а потом потные ладони моего муженька больно сдавили мне плечи возле самой шеи и в ушах раздалось сдавленное шипение:

— Кур-рва рыжая!.. (Получилось: рыш-шая…)

Моя правая рука вдруг сама согнулась в локте, двинулась вперед и вверх,

(я не делала это сознательно… Не делала!..)

мой торс — то, что мужики называют у баб «станком», — слегка выгнулся дугой влево, и…

Какая-то чужая, посторонняя сила швырнула согнутую правую руку вниз и назад. Я ничего не чувствовала в тот момент — мозг не отдавал никаких команд, не посылал никаких разрядиков в мышцы, и мышцы руки не напрягались, хотя… Я не знаю — я действительно ничего не чувствовала, просто…

Просто руки, больно давившие на мои плечи, вдруг обмякли, сзади раздался странный приглушенный звук, и когда я медленно обернулась, то увидела, что мой благоверный с какой-то лиловато-серой физиономией прижимает ладони к животу и судорожно пытается втянуть в себя воздух через раскрытый рот. Но у него это не получалось, потому что… Потому что — я только сейчас, повернувшись и глядя на него, поняла, — мгновенье назад, я правым локтем въехала ему в почти незащищенное мышцами

(Пресс надо было качать по утрам, а не тянуться, едва продрав глаза, за сигаретой… Пресс качать — хоть на ковре, хоть на мне…)

солнечное сплетение.

Я никогда не относилась к категории слабеньких, изнеженных дамочек, но… Хоть мой муженек был не из тренированных атлетов, он все-таки был мужиком, и двигай моей рукой я сама, мне вряд ли удалось бы привести его в такое состояние. Типа нестояния. На согнутых вздрагивающих ногах,

(Почему, интересно, он в носках?.. Он что, и трахался, не снимая их?..)

неуверенно делавших маленькие шажки назад, пока он не бухнулся на кровать, не откинулся навзничь, подтянув ноги к краю кровати и по-прежнему судорожно ловя воздух раскрытым ртом.

Вдруг моя правая рука… Я неожиданно снова почувствовала ее — почувствовала внезапную ноющую боль в плечевом суставе и ниже, в мышцах, какая бывала у меня (довольно часто) от таскания тяжелой хозяйственной сумки. Боль перетружденных мышц, вынесших слишком большую нагрузку, и… Я вдруг испугалась. Потому что неожиданно поняла… Вернее мне показалось, или… Словом, я знала: если бы то, что двинуло моей правой рукой, включилось на полную мощность, мой локоть пробил бы его брюхо, как тонкую пленочку, и легко раздробив позвонки, выскочил бы с другой стороны.

Что-то заставило мою руку совершить действие, на которое она не была рассчитана, но ныла она сейчас не от той силы, которая привела ее в движение,

(сначала медленно — вперед и вверх, а потом резко — вниз и назад…)

а от той, что сдерживало это движение… Сдерживало эту силу. Держало ее под контролем.

Расширенными глазами я уставилась на свою руку, и то ли от напряжения, то ли еще от чего-то, картинка стала как-то расплываться, выходить из фокуса, а потом наоборот, стала слишком четкой — такой четкой, что я могла разглядеть каждую пору на коже руки, каждый малюсенький… Это не было увеличением или приближением, как при взгляде через лупу или в бинокль, это… Словно включилось какое-то другое зрение, словно глаза стали видеть как-то иначе, не по…

Зажмурившись, я легонько тряхнула головой, и это другое исчезло. Растаяло. А вместе с ним растаял и страх.

Я присела на краешек нашей койки — разложенного дивана, — положила руку ему на ляжку и стала легонько гладить его ногу, нажимая на нее все сильнее и сильнее — постепенно заставляя его разогнуть колени и расслабиться. Наконец он умудрился как следует вздохнуть. Я скользнула взглядом по его животу, груди и выше — к лицу постепенно приливала краска, оно уже не было таким мертвенно серым, хотя еще и не стало нормальным. Но скоро станет. И может даже у него встанет… Мне совершенно не хотелось трахаться, тем более с ним, тем более сейчас, когда после своей шлюшки и моего локтя он лишь заведет, раздразнит меня и оставит почти ни с чем,

(конечно, я умею кончать и почти ни от чего, но на кой черт мне сейчас такие вымученные оргазмы — после тех?.. От которых матка еще слабо гудит, словно сыто мурлыкающая