чертовски отважен. Он словно глумился над опасностью, лез, как говорили на Востоке, подергать тигра за усы. Что не мешало ему иметь столь условные представления о воинской дисциплине, что во всех известных армиях былых и нынешних времен такого не стали бы держать ни минуты. Но этот балагур был неправдоподобно удачлив. Как любой корсиканец, Бонапарт высоко ценил это качество в людях.
— У тебя есть план?
— Ну, шо касается плана, то у моего доброго друга и вашего родича…
Бонапарт нахмурился.
— Ну да, ну да, у вашего… э-э-э… а впрочем, неважно, составлять планы выходит куда лучше. Я так, сплаваю на тему выразить адмиралу восхищение от имени и по поручению всего молдавского народа в моем лице. Кстати, пока нас толком не разглядели, я бы рекомендовал сменить французский флаг на…
— Что?! — возмутился капитан. — Спустить свой флаг перед врагом? Точно какой-то пират, укрываться под чужим?..
— Минуточку, а кто тут сказал «чужим»? Моим собственным! Мне тут друг Марик Александрийский презентовал замечательный плащ из расшитой парчи.
— Ты что же, предлагаешь поднять вместо флага плащ?
— А шо, у нас в Молдавии так принято. Насколько я знаю, у англичан нет проблем с молдавским флотом. А во французском морском уставе не записано, что военный корабль не имеет права ходить под чужим плащом. Тем более — первый и единственный корабль нашей маленькой, но великой молдавской державы.
— Хорошо, — усмехнувшись, кивнул Бонапарт. — Делайте, как он говорит.
— О, замечательно! Итак, где там мои шмотки? Не будем тупо ждать досмотровую команду, Осман Сулейман Бендер-бей сам нанесет визит славнейшему из славных, знаменитому флотоводцу, адмиралу Нельсону. Благо с английским у меня не хуже, чем с турецким. Капитан, скомандуйте шлюпку на воду.
Комната для переговоров была мне уже знакома, однако на этот раз Жан де Батц вовсе не производил впечатления человека, склонного к метафизическим рассуждениям, воспоминаниям и вообще какой бы то ни было дипломатии. Шпага на поясе и пистолеты в руках свидетельствовали о готовности принять бой.
— Это ваших рук дело? — прошипел он, едва увидев меня и прячущуюся за спиной Камиллу. — Я сделал громадную ошибку, подпустив вас так близко. Но, можете не сомневаться, что бы вы ни замышляли, лично для вас игра уже кончена. Вы умрете здесь…
— И сейчас, — завершил я.
— Что?
— Я говорю, умру здесь и сейчас. Угроза нелепая и, главное, абсолютно лишняя.
Мой собеседник несколько озадачился:
— Это еще почему?
— С одной стороны, на такой дистанции я могу уничтожить вас и вашего помощника быстрее, чем вы вскинете пистолеты. С другой — я здесь для того, чтобы помочь вам. А сейчас помощь вам еще более необходима, чем прежде.
Жан на мгновение задумался, стараясь погасить распиравшую его досаду.
— Да, Мано писал о ваших умениях.
— Обойдемся без демонстраций?
— Хорошо, — скривился де Батц. — Слушаю ваши предложения.
Я благодарно склонил голову:
— У стен монастыря находится порядка батальона пехоты с тяжелыми орудиями. Я не знаю, как они вас нашли, хотя подозреваю, что действительно выследили. Точнее сказать, уверен, что их появление не случайно. Мне неплохо известен человек, отдающий там приказы.
— Вот даже так? Кто же это?
— Некий Арман де Морней, человек Талейрана, его верный пес. Подозреваю, если он здесь, то речь идет не о банальной карательной экспедиции по ликвидации роялистского гнезда. Это охота на дофина. Талейран чертовски желает заполучить его себе.
Лицо де Батца сложилось в непроизвольную гримасу брезгливости. Похоже, образ Отенского епископа-расстриги не вызывал у него благоговения.
— Вам приходилось с ним встречаться ранее? — настороженно поинтересовался я.
— Приходилось, — выплюнул де Батц.
— Насколько я понимаю, уже после революции?
— Почему вы так решили?
— Пока что это лишь предположение. Вас предали в тот момент, когда вы были в полной уверенности, что все готово для спасения короля. Могу предположить, что попытки освободить королеву срывались также в последний момент, и абсолютно случайно.
— Да, это так, но…
— Я готов держать пари, что все это время, вплоть до освобождения дофина, вы работали под неусыпным контролем Талейрана. Он вам бросал наживку, а вы ее заглатывали, он тащил ее все дальше и дальше, до поры до времени давая вам чудесную возможность в последний момент ускользать из-под носа революционной Фемиды. Это его почерк.
Жан задумчиво глядел на меня.
— Строго говоря, он взращивал в вас ощущение вины. Освободив дофина, по его мнению, вы должны были передать мальчика тому, кто сможет о нем позаботиться, возвести на трон. А вам самому лучше всего сложить голову, как и подобает храброму гасконцу, со шпагой в руке и королевским именем на устах.
Де Батц молчал.
— Что-то пошло не так?
— Да, — несколько обескураженно признался барон. — Похитить дофина было непростым делом. Следовало усыпить бдительность стражей. Одного из псов удалось подкупить, но, по распоряжению самого Робеспьера, они менялись каждый день. До момента, когда можно будет провернуть дело, пришлось выжидать. Мальчика держали в башне в замурованной комнате с небольшим окошком, через которое передавали еду. Через нее же стражник мог наблюдать за происходящим по ту сторону стены. Я хорошо знал Тампль еще до революции и благодаря подкупу лично организовал так, чтобы его высочество разместили именно в той камере.
— Подземный ход? — предположил я.
— Конечно. Вам должно быть известно, что предок супруги Маноэля де Батца, Гуго де Пейрак, был одним из соратников де Моле. Но, в отличие от великого магистра и множества рыцарей Соломонова храма, не был брошен в тюрьму или казнен. С несколькими рыцарями он исчез из Тампля, ушел через тот самый ход, спасая архив братства. Так что легенды о потайном ходе в семье ходили несколько веков, а у меня еще до революции было время их проверить. Я предложил маркизу де Антрагэ попробовать воспользоваться моим знанием и получил согласие на сей рискованный шаг. Другого варианта не было.
Месяц за месяцем, день за днем принц брал еду и подходил к окошку, чтобы надсмотрщик мог убедиться, на месте ли его высочество. Но с каждым днем он выглядел хуже и хуже, а в один прекрасный день и вовсе не встал. Это было как раз дежурство уже подкупленного нами сторожа. Врач, которому тоже было заплачено, огласил диагноз: смерть от золотухи. Еще несколько дней дофина пришлось укрывать на чердаке Тампля, пока все было готово, чтобы вывезти его из города, пока хоронили несчастного умершего мальчика, действительно чем-то похожего на принца.
Именно в это время меня нашел бывший сослуживец по драгунскому полку ее величества с поклоном от маркиза де Лантанека. Он предложил свой план, утверждая, что наш никуда не годится. Мы поспорили, и тогда он вызвался пойти на встречу с теми, кто должен был вывезти нас из города, вместо меня. Вместо дофина он прихватил младшего брата. — Жан де Батц нахмурился и неохотно продолжил: — Их ждали, но совсем не те, кого надеялся увидеть я.
Переодевшись нищим, я наблюдал издали. Почти у самого места встречи мой друг и его брат наткнулись на отряд национальной гвардии. Те пожелали выяснить, кто эти двое. Естественно, документы были фальшивыми, и мой друг бросился наутек. Мальчишку догнали быстро, в него стреляли, но, я сам это
