верить, что Армана. Во всяком случае, преследователей с Брестского тракта она убрала ловко, одной фразой, одной недовольной гримасой. Теперь моя, пусть временная, но все же союзница находилась в Париже, и, черт возьми, с ней необходимо было встретиться для согласования дальнейших планов.
Тулон встречал эскадру с неистовым восторгом, с каким приветствовал бы героев, вышедших живыми из львиной пасти. Последние вести о злополучной судьбе французской эскадры пришли сюда с экипажами транспортов, бежавших из-под Александрии во время разгрома. В их устах и без того трагическое событие превратилось едва ли не в первый акт Судного дня. И вот теперь французские войска, увенчанные победой, сходили на берег под звуки маршей, и, казалось, не осталось ни одного цветка на всем юге Франции, который не летел бы сейчас в колонны бравых усачей.
— Они бы лучше геранями кидались, только без горшков! — отмахиваясь от брошенной в лицо охапки роз, буркнул Лис. — Шипы ведь!
— Это бремя славы, друг мой, — выхватывая из ножен шпагу и воздевая ее над головой, через плечо прокричал Наполеон.
— А нельзя его поменять на бремя сытости? От корабельных сухарей кишка кишке дули крутит.
— Я знаю этот город. Я уже однажды брал его, будучи в том же звании, что и ты сейчас. Поверь, это, в буквальном смысле, еще цветочки.
— Знаю-знаю, — натужно улыбаясь, хмыкнул Лис. — Потом начнутся ягодицы.
— О чем ты?
— Вон о тех солдатах с генералом впереди.
— Это почетный караул.
— А вон из тех пушек они будут давать салют прямой наводкой?
Лицо Бонапарта вмиг помрачнело. Позади ликующей толпы на террасе, господствующей над акваторией порта, стояли шеренги стрелков. В промежутках между ротами виднелись орудия, направленные в сторону прибывающих кораблей.
— Они, — продолжая кивать и принимать цветы, процедил Бонапарт, — они не посмеют стрелять в толпу. — Должно быть, в голове его сейчас всплыло недоброе воспоминание о паперти святого Роха. — Или посмеют… — Он оглянулся. — Если немедленно скомандовать гренадерам ударить в штыки, быть может, есть шанс. Конечно, потери будут огромными. Сколько раз успеют выстрелить пушки? Два, ну, может, три раза? Но это два или три выстрела в упор…
С галерей послышалась команда, и ждавшие приказа стрелки заученным движением взяли ружья «на караул». Из строя выехал рослый всадник в генеральском мундире. Буланый испанский конь, горячий, но послушный воле седока, горделиво и неспешно спускался по широкой мраморной лестнице.
— Что ж, сначала они хотят говорить, это хороший признак. Как минимум, он даст возможность выиграть немного времени. А время и пространство решают все.
— Ну да, — вторил ему Лис, — если пространство еще, при случае, можно отбить, то с временем этот фокус не проходит.
Наполеон оглянулся:
— Я это и хотел сказать. Ты что же, прочел мои мысли?
— Да так, вдруг подумалось…
Между тем всадник на буланом жеребце приблизился к главнокомандующему египетской армии.
— Бригадный генерал Рюдель, — отрекомендовался он.
— Дивизионный генерал Бонапарт.
— Я помню вас еще капитаном.
— Постойте. — Бонапарт начал вглядываться в моложавое лицо собеседника. — Лейтенант Рюдель?! Вы командовали ротой здесь, в Тулоне, когда мы штурмовали «маленький Гибралтар».
— Ну да, я тогда отдал вам своего коня, после того как вашего убили, а потом под вами убили и его, а затем следующего.
Наполеон пришпорил скакуна, бросаясь навстречу старому боевому товарищу:
— Вот так встреча!
— И я тоже весьма рад, — чуть отстраняясь, проговорил бригадный генерал. — Но тут есть одна незадача.
— В чем дело?
— Сегодня утром прибыл гонец из Парижа с приказом арестовать вас, если вдруг, паче чаянья, вы пожелаете высадиться в Тулоне.
— Кем подписан? — Лицо Бонапарта помрачнело.
— Первым консулом Республики, Бернадотом.
— Есть еще и второй?
— Да. Маркиз де Талейран. Как видите, многое изменилось с тех пор, как вы отбыли за море.
Лицо Бонапарта стало непроницаемо-мрачным, точно вырубленным из куска базальта.
— Что же вы намерены предпринять?
Генерал Рюдель замялся:
— Я комендант Тулона и обязан подчиниться, — он вздохнул, — приказу…
— Тогда…
— Прошу извинить, я не договорил. Но такой приказ идет вразрез с моей честью. И потому, как записано в уставе, желаю подать в отставку и сдать дела старшему по должности и званию, то есть вам, мой генерал.
Наполеон бросился к Рюделю и обнял его.
— Мой старый боевой товарищ, я не принимаю твою отставку! Я назначаю тебя комендантом свободного Тулона!
— Кажется, сегодня наедимся от пуза, — резюмировал Лис.
На наше счастье, в Париже было довольно спокойно. Всякий, имеющий глаза, видел, что в городе военные приготовления, по улицам через заставы то и дело проносятся адъютанты, маршируют какие-то части, тащатся фуры обозов. Но, судя по всему, падение Директории ни у кого не вызвало сколько-нибудь заметного огорчения. Недавняя гроза и ливень, омывший запыленный город, произвели на парижан куда большее впечатление.
Подумаешь, собралась пара батальонов возле Тюильри, да постояла два часа. Ни тебе пальбы, ни пожаров, даже на гильотину никого не отправили — скукотища! К чему суетиться? Бернадот — красавец, рубака, кумир всех дам, да и Талейран по-своему хорош: не гляди, что хромой, голова ого-го! Правда, на местах кое-где еще палят в кого ни попадя, но что Парижу до какой-то там провинции?
Мы с Кадуалем и тройкой его бойцов въехали в город, пристроившись к какому-то обозу. При въезде на мост у одного из возов слетело колесо. Тут-то мой «сержант» и показал себя во всей красе, приподняв кузов и держа его, покуда ошеломленный кучер ремонтировал свое транспортное средство. За это время я успел разговориться с интендантским офицером, возглавлявшим обоз. А дальше, если и был на заставе приказ задержать меня, то кто станет приглядываться к этакой веренице телег и сопровождающему их эскорту? Особенно под вечер.
Париж меня не порадовал. На улице Красного Колпака, как утверждал отловленный мною Гаспар, было пусто. Не видел он и полюбовника моей ветреной невесты. Что бы это ни означало, следовало менять ситуацию быстро, времени для долгих поисков не было. Дождавшись, пока стемнеет, мы занялись приведением в исполнение второй части моего плана.
Около полуночи по улице Победы в сторону особняка гражданина Бонапарта направлялся армейский патруль во главе с офицером. Около дома солдаты остановились. Караульные, охранявшие вход, мигом встрепенулись:
— Кто идет?
— Я майор Арно из штаба первого консула. Где караульный офицер?
Молоденький лейтенант поспешил мне навстречу.
— Простите, гражданин майор, у меня приказ никого не впускать.
