Видно было, что искали второпях. В углу на столе виднелись серебряные ступка и пестик, рядом лежала открытая кастрюлька с серебряными опилками для амальгамы. Что же это за налетчики, что пренебрегают «скуржой»?[72]
Ответ на этот вопрос Лыков нашел под буфетом. На полу, едва заметные, лежали в ряд четыре крохотных конуса белого порошка. Титулярный советник аккуратно собрал их в конверт, понюхал, попробовал на язык.
– Что это? – спросил Григораш, с любопытством наблюдая за манипуляциями Алексея. Он полгода лишь как перевелся в полицию из крепостной артиллерии, и проза службы еще не постигла его.
– Обычная мука. Кажется, провиантская. Хотя нет, бери выше – пеклевань![73]
– Мука? В аптеке? Как она здесь оказалась?
– Полагаю, высыпалась из одной из этих коробок. Надо найти, из какой именно.
– Зачем аптекарю понадобилась пеклевань? Мацу печь?
– Ну, например, он продавал ее заместо кокаина уголовным, и те его за это убили.
Поручик несколько секунд ошеломленно смотрел на Лыкова, потом воскликнул:
– Здорово! В жизни бы не догадался! Убежден, что так именно и было. Вы все там, в сыскном, такие? Леш, прими меня к себе, я буду стараться!
– Вакансий сейчас нет, – важно ответил польщенный в душе Алексей. – Но я возьму тебя на заметку.
– Спасибо!
– Ты ведь артиллерист, значит, математику знаешь. Такие люди, склонные к умственной деятельности, в сыске годятся. А из пехоты с кавалерией одни приставы выходят! Но – продолжим.
В ходе дальнейших поисков Алексей нашел пустые коробки, предположительно из-под кокаина, и несколько столь же пустых жестянок. Последние имели надписи на немецком языке, которые Григораш смог перевести. Если он не ошибся, в жестянках содержались ампулы с морфием! Все это свидетельствовало о том, что преступление – если оно имело место быть – связано с «кикером». [74]
Под небольшой ванной для смешивания составов Алексей нашел оторванную пуговицу, видимо, от ворота мужской рубахи. Боролись? Душили? Пока нет трупа, нет и убийства; а сейчас, накануне ярмарки, никому не нужно таких происшествий.
Однако очень скоро наступила ясность в этом вопросе. В дверь лавки постучали, просунулась усатая физиономия околоточного, густо пахнуло нюхательным табаком. Надзиратель энергически высморкался и доложил:
– Ваше благородие, нашлось.
– Что нашлось, Беспояско?
– Кажись, тело нашлось. Евонное тело.
– Где?
– В Звездином пруду. Там тропинка есть малая, вот я по ней к самой воде спустился. Дай, думаю, проверю. Оченно удобное место, чтобы покойника спрятать. И точно, нашел… Там и лежит. Только ноги торчат. Кубыть, он это и есть, аптекарь…
Прервав обыск, Лыков с Григорашем поспешили за надзирателем. Спустились по четырехсаженной круче к воде и увидели тело.
Звездин пруд представляет собой большую и довольно глубокую лужу в том конце Звездинского оврага, где он пересекает Алексеевскую улицу. Питается пруд родниками, бьющими под Новой площадью и засыпанными двадцать лет назад. Обыватели, живущие по обеим сторонам гигантского оврага, используют его для выброса мусора и нечистот. Ужасное зловоние, которое по этой причине распространяется вокруг, заставляет людей редко спускаться на дно. Брось туда труп и прикрой его чем-нибудь, так и целый год не найдут! Поэтому Лыков первым делом похвалил Беспояско за сообразительность.
Тело человека лежало в воде и было закидано гнилыми досками, только ноги чуть-чуть высовывались на берег. Выдернув труп и перевернув его, околоточный надзиратель сразу признал:
– Он, аптекарь.
На шее несчастного Бомбеля был туго затянут сыромятный ремень простой работы, лицо черное, язык наружу… Непривычный к таким вещам поручик Григораш отбежал в сторону и произвел «франц-хераус»[75]. Сомнений в том, что случилось наиболее тяжкое преступление – умышленное убийство, уже не оставалось.
Оправившийся Григораш послал за телегой, труп увезли в покойницкую. Лыков сел за протоколы и рапорты. Закрутилось рутинное колесо следствия. Из сыскного отделения в помощь титулярному советнику прибыли агенты Исупов и Девяткин и принялись опрашивать обывателей. Повалило начальство: помощник прокурора, полицмейстер, судебный следователь, начальник второго отделения канцелярии губернатора. Только Благово не появлялся, предоставив Алексею действовать самостоятельно. В перерывах между объяснениями с тузами тот обыскал квартиру провизора, и небезуспешно. Под половицей обнаружились еще пять запаянных жестянок, на этот раз не пустых. В каждой из них оказалось по дюжине стеклянных ампул с раствором морфия. Жестянки были необандероленные[76] и, следовательно, контрабандные.
Только к шести часам пополудни помощник начальника сыскной полиции оказался в управлении. Там его ожидал мрачный Благово. Он давно уже сплавил своего приятеля-моряка: загримированный франтом, тот шлялся по городу под конвоем Фороскова.
Алексей выложил перед шефом свои трофеи: пустые коробки, предположительно из-под кокаина, жестянки с ампулами и без оных, а также несколько щепоток обнаруженной муки. Высказал свою версию: Бомбель продал кому-то муку вместо «кикера» и поплатился за это. Причем впустил убийц сам, значит, знал их.
Павел Афанасьевич молча выслушал доклад, осмотрел и обнюхал муку, то же самое сделал с пустыми картонками. Спросил:
– Где была пеклевань?
– Под буфетом.
– Только там?
– Да, в единственном месте.
– Как она лежала?
– Четыре маленьких конуса на одной линии. Будто кто сыпал из горсти.
– Ты заметил, что в пустых картонках был кокаин, а никакая не мука?
– Мне тоже так показалось, но точно скажет лишь анализ.
– Отнеси Милотворскому и конверт, и коробки. Однако, если я прав, мы всюду находим следы наркотических веществ, и только в одном месте – чуть-чуть муки, не больше золотника[77]. Поэтому считаю твою версию неубедительной. Мука могла оказаться в аптеке и случайно.
– Каким образом?
– Упасть с одежды убийцы, например. Ты же знаешь, что грузчики с мельниц обсыпаны ею с ног до головы.
– Грузчики с мельниц, Павел Афанасьевич, по аптекам не ходят. До сих пор они у нас на Руси обходились без «кикера», довольствуясь водкой.
– Пропал также и морфий. А его, ты знаешь, используют в военных госпиталях для снятия болей у раненых. Что, излечившись, но пристрастившись к наркотике[78], эти люди никак не могут пойти в мукомолы?
Лыков загрустил. Его красивая версия, с ходу принятая на веру поручиком Григорашем, дала трещину.
– Если хочешь знать, я уже догадываюсь, кто направлял убийц и почему. Вот лист бумаги. Я напишу на нем фамилию и уберу в стол. Когда ты выйдешь на этого же человека, приходи – сверим.
И Благово, написав что-то на клочке бумаги, убрал его в ящик стола. Алексей с досадой следил за этим.
