Один из них даже числился сельским стражником и разгуливал по улицам с полицейской бляхой!
Петра поразила дисциплина в банде. Все приказания Битюга выполнялись беспрекословно. Он запретил пить перед налетом – и матерые громилы перешли на квас. В выселке отряд Иванова квартировал открыто, держался властно и делал, что хотел. Однако местное население, само полууголовное, относилось к этому, как говорится, со всей душой.
На второй день Форосков познакомился с кассиром. Маленький лысый человечек, с постоянно шмыгающим носом и ватными шариками в ушах, нарисовал внешний вид всех дверных запоров. Первая дверь – с улицы в сени – открывалась рычагом изнутри и была обшита железной полосой. Ее можно было выбить хорошим ударом кувалды. Вторая дверь, из сеней в саму башню, являлась более серьезной преградой. Блиндированная и оборудованная бойницей, она запиралась на два внутренних засова. Требовалось сначала рассверлить железный косяк, а затем выбить языки засовов из пазов. Порывшись в своих инструментах, Форосков сказал Максиму:
– Прорвемся.
Затем пришел стрелок со звучной фамилией Дешевов. Судя по синему в прожилках носу, охотился он в основном на выпивку. Вскоре выяснилось, что парень еще и хвастун. Когда он рассказал, как с двухсот саженей завалил бегущего лося, Петр погрустнел и прямо заявил мазу:
– Подведет. Или пьяный явится, или промажет.
Но Иванов уперся:
– Я за него отвечаю. Когда надо, он будет в ажуре; проверенный человек.
Пришлось Фороскову учить Дешевова стрелять из своей винтовки. Извели две дюжины зарядов, паля по пустым бутылкам, поставленным на пятидесяти саженях. Последние десять раз охотник не дал ни одного промаха и здорово загордился, Битюг тоже был доволен.
Последней прошла рекогносцировка местности. Петр, Максим и стрелок будто невзначай прошли из котельного цеха мимо бывшего каретного сарая. Мельком взглянули на башню: солидное сооружение! Наверху, видимый в окне по пояс, сидел усач с ружьем и внимательно наблюдал за всем вокруг. Но огневая позиция была удачной: если проникнуть в сарай с другого конца и целиться в сторожа из-под ставня, наверняка останешься незамеченным.
На этом подготовка завершилась, осталось только ждать.
Утром в день налета Максим разбудил Фороскова и сказал только одно слово:
– Привезли!
После этого все начали собираться. Двое утюгов должны были остаться у пролеток; в саму башню, кроме механика и маза, идут еще пятеро. Бандиты оделись неброско, в мешковатые поддевки, скрывающие спрятанное на теле оружие. Форосков прихватил с собой ящик с инструментами и полупудовую кувалду, отдельно положил в коляску завернутую в кошму винтовку.
Три пролетки с седоками стояли на улице, не хватало только стрелка. Тот опаздывал уже на десять минут. Битюг нервничал, поглядывая на часы, и вполголоса ругался. Наконец Дешевов появился в конце порядка. Даже отсюда было видно, как его мотает от забора к забору…
Иванов посмотрел на Фороскова, тот ответил ему понимающим взглядом.
– Сколько возьмешь?
– Плюсом десять тысяч. Тебе наука – слушай умных людей!
– В первый раз по человеку стрелять будешь?
– Не твое дело! Не бойся – попаду.
Пролетки тронулись с места. Поравнявшись с незадачливым охотником, Битюг велел одному из бандитов остаться и убрать пьяного с улицы. При этом сказал:
– Чтобы я его больше не видел. Никогда.
В завод въехали поодиночке. Сторожа на воротах не обратили на них внимания и вообще вели себя лениво. Пролетки собрались за каретным сараем. Там их уже ожидал кассир с портфелью в руках.
Форосков расчехлил винтовку, зарядил ее и осторожно проник в сарай. Битюг не отставал от него ни на шаг и внимательно следил за манипуляциями механика. Подобравшись к окну, тот выглянул из-под ставня. Охранник отчетливо виднелся в окне: он спокойно курил, держа ружье у плеча.
– Я готов, – шепотом доложил Петр мазу.
– Кассир, пошел!
Форосков положил ствол на подоконник и тщательно прицелился. Человек в окне увидел выходящего из-за угла кассира и махнул ему рукой. Тут раздался выстрел, в стекле напротив сердца охранника что-то взорвалось, и образовалась дыра размером с кулак. Самого же сторожа как ветром сдуло…
– Бегом, бегом! – рявкнул Максим, и семь человек бросились к башне. Кассир же, сделав свое дело, засеменил в дирекцию.
Подскочив к сеням, бандиты обступили их и закрыли собой Фороскова от посторонних глаз. Тот быстро и ловко высверлил в деревянном косяке дыру, вставил туда закаленный пробойник и сильно ударил по нему кувалдой. Дверь сразу распахнулась. Налетчики мигом набились в сени, закрылись изнутри и перевели дух.
В маленьком помещении было тесно и темно. Битюг находился сразу за Форосковым, Вешкурцов замыкал колонну. Все стояли молча и внимательно прислушивались. Если сторож еще в состоянии сопротивляться, он перебьет сейчас через бойницу половину отряда… Но из-за блиндированной двери не доносилось ни звука, и Форосков снова взялся за дрель.
Сверлить отверстие в железном косяке пришлось намного дольше. За это время по двору проехала телега, двое рабочих протащили обечайку. Никто не обратил внимания на дыру в стекле и отсутствие часового в окне, все оставалось спокойно.
Наконец Петр отложил дрель, вставил пробойник и взялся за кувалду. Оглянулся через плечо:
– Дайте место.
Остальные отступили к задней двери. Форосков занес кувалду над головой. Тут вдруг дверь в башню приоткрылась, чья-то рука схватила механика за грудки и одним рывком вдернула внутрь. Лязгнул засов, и снова стало тихо…
Все опешили. Первым опомнился Битюг. Он подскочил к двери и выкрикнул в бойницу грубую матерную брань. Немедленно оттуда высунулся длинный ствол «ремингтона» и уткнулся ему прямо в лоб. Щелкнул взводимый курок, и спокойный голос скомандовал:
– Брось шпалер!
Иванов тут же положил револьвер на землю. Вешкурцов, прикрываясь другими бандитами, бесшумно выскользнул на улицу. Там его поджидал плечистый парень в тужурке механика. Он дружелюбно улыбнулся Аггею Титычу и сказал:
– Здравствуйте, любезный. Не желаете ли узнать, что у меня на голицах написано?
И приложился на совесть. Словно взрывная волна ворвалась в тесные сени; сразу двое или трое налетчиков, сбивая друг друга, полетели на пол. Через минуту всех их, уже скованных наручниками, рассаживали в полицейские пролетки. Битюга сразу же отделили от остальных и повезли в секретную камеру полицейского управления, на допрос к Благово.
Отдав последние распоряжения, Лыков стукнул в блиндированную дверь. Она вскорости открылась. Титус, Форосков и сторож Лошаков сидели наверху у простреленного окна и беззаботно распивали осьмуху водки. Лошаков был немного контужен осколками разрывной пули, но веселился больше всех. И понятно почему! Удивительный план Фороскова полностью удался. Панцирь с поджилетником погасили осколки пули, бычий пузырь уловил битое стекло. Теперь страх выходил из человека, выдержавшего ружейный выстрел, в форме бурной радости.
– Ну, ты молодец, Кузьма Иваныч! – Алексей уважительно похлопал охранника по плечу.
– Да, славно жить на белом свете, – ответил Лошаков. Подрагивающей рукой он налил себе новую порцию и обратился к Петру: – Мил человек! давай еще махнем! За твою меткость!
Только через час, изрядно захмелевшие, сыщики вышли из башни; пьяного сторожа отвезли домой.
По Сормову до вечера сновали полицейские пролетки, шли обыски и аресты. Внезапная облава выявила множество беспаспортных, несколько беглых в розыске, тайные притоны с ворованными вещами. Урядник Едренов сел в соседнюю камеру с людьми Битюга. Балахнинский исправник распоряжением губернатора
