расположение.
— С тобой мама с папой занимались? — продолжал допытываться Рей.
— Без конца, — вздохнул Джерри. — На грани того, что называется жестоким обращением с ребенком. Они меня так достали своими науками, что пришлось умолять отдать меня в школу. — Он усмехнулся. — Конечно, это была не простая школа. А школа для «особенных» детей. «Одаренный» про себя не скажу, но я пролез. У меня был мощный стимул — теннисные корты. Впрочем, это не так важно. Главное, что я там подружился с Дариусом, который, как и я, оказался помешан на звездах. Мы построили телескоп, даже отшлифовали идеально правильное зеркало. Со стеклом работал в основном я, а Дарри соображал, как с помощью лазера измерить кривизну. Фактически он сделал интерферометр. Два месяца мы над этим зеркалом корпели. Как нетрудно догадаться, отец хотел, чтобы мы описали свои опыты в научном журнале, но мы с Дарри эту идею отвергли. И вот теперь образчик нашего инженерного искусства стоит в самодельном фанерном корпусе в другой части сада — и купол, между прочим, вращается, как настоящий. Если вам хоть капельку интересно, с удовольствием продемонстрирую.
— Еще бы! — не раздумывая откликнулась Изабель.
— Не ночью же! — резко перебил Рей, только потом поняв всю абсурдность своей реплики. — Я хотел сказать, как-нибудь в другой раз, — поспешил он исправиться.
— Отлично, — обрадовался Джерри. — Будем считать, что вы мне обещали. А теперь, когда я произвел на вас неизгладимое впечатление, могу я узнать побольше об Айзе?
От такого варварского обращения с именем дочери Реймонд передернулся.
— Боюсь, по сравнению с тобой я очень скучно живу.
— Я бы так не сказал, — возразил отец.
— Пап, но это правда. Ты такой славный, что против тебя невозможно бунтовать. Даже ради тенниса.
— Что? — Джерри наигранно отшатнулся. — Хочешь сказать, ты не играешь в теннис?
— Ей это неинтересно, — быстро вставил Реймонд.
— Вообще-то, пап, я не знаю, я ведь ни разу не пробовала.
— Это всего лишь игра, — со всей категоричностью заявил Реймонд. — А жизнь — нечто серьезное.
— Тут вы не правы, — с жаром возразил Джерри. — Я от тенниса получаю куда больше удовольствия, чем все эти умники от своей науки. Мой горизонт кончается у задней линии, и ничто не доставляет мне такой радости, как послать победный мяч в дальний угол. Сколько еще вы здесь отыщете людей, у которых более скромные амбиции, нежели новая теория относительности? Хочешь, дам тебе несколько уроков, Айза? В физике я не силен, зато теннис — моя стихия.
— Ого! Было бы здорово. То есть… — Она автоматически повернулась к отцу за советом.
— Джерри, у Изабель очень плотный график. Даже не представляю, как она время найдет.
— Мистер да Коста, я вас прекрасно понимаю, но вы сами удивитесь, как много мы с ней успеем освоить, пока вы будете заниматься со своими учениками в субботу.
Вновь припертый к стенке, Реймонд лишь подивился, откуда все знают о его подработке. Да еще в таких подробностях. Но тут же вспомнил, что сам тысячу раз вешал на физфаке объявления о репетиторстве — с указанием свободных часов.
Джерри повернулся к девушке:
— Что, если в субботу я часиков в десять загляну? Принесу вторую ракетку. Может, и тапочки подходящего размера на чердаке отыщутся.
Изабель была бы рада согласиться, но не знала, как на это отреагирует отец.
Не дожидаясь ответа, Джерри вдруг откланялся.
— Извините меня, ребята, но мой плохо координированный братец устроил там настоящее столпотворение. Поспешу-ка я к нему на выручку. Увидимся в субботу, Айза, — прокричал он уже на бегу.
— Боже мой! — вздохнул Рей ему вслед. — Представляю, как разочарован Прахт.
— Что ты хочешь этим сказать, папа?
— Парень явно с дефектами.
— А мне он показался нормальным, — невинным тоном возразила дочь.
Реймонд нахмурился. Неужели она такая наивная?
— Я ни за что не позволю тебе играть в теннис с подобным типом.
— Почему это? — удивилась Изабель. — Мне хочется научиться.
— Тогда я найму тебе квалифицированного тренера.
— Так в этом все и дело! Он и есть «квалифицированный»!
Рею было неловко вести эту дискуссию в гостях у Прахта.
— Обсудим это позже.
— Тут нечего обсуждать, папа. Ты меня отпускаешь — и точка.
— Откуда такая уверенность? — удивился он.
— Но я ведь тебя знаю: ты никогда не откажешь мне в том, чего я действительно хочу.
Реймонд стиснул зубы. Впервые дочь проявляла признаки неповиновения.
Нет, это еще мягко сказано. Это был самый настоящий бунт.
20
Адам
Медицинские конференции — явление многоплановое. Столкновение выдающихся умов — и одновременно что-то вроде встречи однокашников. И никогда не обходится без злословия за спиной у коллег, ударов в спину и взаимного уничижения.
Вечером первого дня работы конференции Адам, с сознанием исполненного долга, сидел в ресторане и с наслаждением потягивал коктейль. С ним были несколько калифорнийских коллег. Один из них, специалист из Южно-Калифорнийского университета Эл Реддинг, обвел глазами зал и бросил Адаму:
— Куперсмит, надеюсь, парашют у тебя с собой? К нам на всех парусах направляется Красный Робинсон.
— Поздно, не успеем, — вздохнул Адам. — Только вы не убегайте, не то он убьет меня соломинкой для коктейля.
Речь шла о профессоре Уитни Робинсоне по прозвищу Красный из Школы медицины штата Луизиана, южанине до мозга костей. Свою агрессию он умудрялся облачать в форму подчеркнутой вежливости.
— Профессор Куперсмит, как я рад вас здесь встретить.
— Взаимно, — ответил Адам тем же тоном.
— Не помешаю, если здесь приземлюсь?
— Конечно, нет, профессор Робинсон. Уверен, те, кто знает вас только по публикациям, будут счастливы познакомиться с вами лично. — И лукаво добавил: — Если вы их угостите выпивкой.
Друзья не могли скрыть улыбки. Робинсон был известный скупердяй, явно явившийся сюда в расчете на бесплатный ужин.
— Чего у вас не отнять, профессор Куперсмит, так это умения обидеть человека, — протянул он. — Вам не кажется, что в статье в прошлом номере журнала вы переборщили с нападками на мою теорию эмбриотоксинов? В конце концов, данные мои вы ведь видели.
— Видел, не спорю. И ни одной цифре не поверил. Вы, наверное, единственный в истории ученый, заявляющий о стопроцентном результате. Если так дальше пойдет — у вас скоро вылеченных пациентов окажется больше, чем тех, кто изначально к вам обращались.
Но Робинсона не так легко было вывести из себя. В медицине главная задача закулисных игр — не сжигать мосты, а приобретать союзников.
— Куперсмит, — пропел профессор, — при всем различии в наших с вами взглядах, разве нельзя допустить, что моя методика тоже может быть эффективной, даже если она в корне иная?
