Адам задумался. Стоит ли связываться? Но нет, этому проходимцу спуску давать нельзя. Искушение было слишком велико.
— Видите ли, это ведь не волновая и корпускулярная теория света, которые вполне могут сосуществовать. Вы либо принимаете мою точку зрения — и боретесь с аллогенной реакцией иммуносупрессивным методом, — либо стоите на своей, и тогда применяете, выражаясь фигурально, ручную гранату в качестве лекарства.
Робинсон, чувствуя, что у него выбивают почву из-под ног, поднялся и пожелал своим знаменитым коллегам доброй ночи.
Когда он удалился, Эл Реддинг повернулся к Адаму:
— Почему ты его так легко отпустил?
— Так уж вышло, — ответил Адам. — Он, конечно, негодяй, каких поискать, но ведь и не скрывает этого. — Адам переменил тему: — Ну что, по последней? А чек, шутки ради, подпишем фамилией Робинсон.
— Не стоит, — робко вставил еще один медик. — Он меня уговорил пустить его пожить к себе в номер.
Адам еще возился с замком, когда в номере зазвонил телефон. Это оказалась Тони.
— Бог мой, — не вполне трезвым голосом пробурчал он, — в Бостоне, наверное, уже почти утро.
— Да и у вас там уже давно не вечер. Ты где пропадал? Я тебе уже три часа названиваю.
— А что случилось?
— Твоя дочь, кажется, угодила в историю. В школе.
— Что за история? — забеспокоился он.
— Ну, чтоб ты понял масштабы бедствия, их директриса мисс Мейнард звонила нам домой. Насколько можно судить, Хедер с двумя подружками попались на курении в туалете.
— Черт! — рассердился Адам. — Что у них там за дети учатся?
Тони помолчала.
— Это еще не самое неприятное, — мрачно объявила она. — Мало того, что из этой троицы она самая младшая, так еще мисс Мейнард утверждает, что сигареты были именно ее.
Адам бросил взгляд на часы.
— Послушай, Тони, — быстро произнес он, — мне тут еще целый день заседать. Ты как, сможешь удержать оборону?
— Оборону? Удержу. А вот за себя не ручаюсь.
— Ты давай-ка успокойся и поспи. Утром позвони, все обсудим.
Адам устало опустился на кровать, пытаясь разгадать причину странной детской выходки. Это, конечно, могло быть совпадением, что дочь решила привлечь к себе внимание как раз в тот момент, когда он в отъезде. Адаму захотелось немедленно ей позвонить и сказать, как он ее любит.
Он подавил этот порыв, благоразумно решив, что, разбудив девочку в такой час, можно вызвать еще более деструктивные последствия.
Но, поразмыслив, он стал находить в случившемся и положительные стороны. Проступок дочери будет отличным поводом всей семьей сходить на консультацию к психологу.
Лиз давно к этому призывала, рассчитывая, что это откроет Тони глаза на свою не вполне адекватную роль в семье.
Однако в глубине души Адама терзали сомнения, он не верил, что Тони можно каким бы то ни было образом перевоспитать.
Стоя в ванной с зубной щеткой во рту, он вдруг вспомнил, что забыл позвонить Ане Авиловой. Он знал, что она рано встает, поэтому смело двинулся к телефону. В Бостоне сейчас половина седьмого.
Однако на звонок никто не ответил.
Тони была вне себя.
— Спорим, тебе это вбила в голову твоя старая бездетная ведьма. И слышать не желаю ни о каких психотерапевтах! Чтобы еще чужие люди копались в нашей семейной жизни! — кричала она. — Мы вполне в состоянии сами справиться с девочкой. Во всяком случае, я ни в чьей помощи не нуждаюсь.
От столь бурной реакции Адам опешил. И лишний раз убедился — их отношениям требуется… как бы помягче выразиться… настройка.
Он мудро выждал денек, а потом позвонил жене на работу и, спрятавшись за безликую телефонную трубку, еще раз попытался убедить Тони, что ради дочери следует хотя бы попытаться проконсультироваться у психолога — вдруг что дельное посоветует.
Тони уже успела остынуть и теперь, по зрелом размышлении, восприняла идею более благосклонно. Но выдвинула условие — что консультантом будет «настоящий» профессор, а не «эта женщина».
Адам с радостью согласился на компромисс.
— Алло? — безучастным тоном ответила Аня.
— Аня? Это я, Адам Куперсмит. Я…
— Ах, доктор, — моментально оживилась она. — Я рада, что вы позвонили.
— А вы, верно, уже подумали, что я забыл о своем обещании? Я утром вам звонил, но не застал.
— Да, я так планирую работу, чтобы поменьше встречаться с Дмитрием, поэтому прихожу на работу очень рано.
Услышав это объяснение, Адам искренне обрадовался.
— Но я все равно немного задержался со своим звонком и потому прошу у вас извинения.
— Ничего страшного, — сказала она. — Дружеский голос всегда ласкает слух.
— Это что, сибирская пословица?
— Нет, — рассмеялась Аня. — Только что сама придумала.
Возникла неловкая пауза, которую нарушил Адам.
— Мне бы хотелось еще раз с вами поговорить, не откладывая. Не знаю вашего графика работы… Можно вам в лабораторию позвонить?
— Конечно.
— Кого спросить? Доктора Авилову?
— Нет. Поскольку я временно только лаборантка, Дмитрию не нравится, когда меня так называют. Так что спросите просто «Аню». — Помолчав, она весело добавила: — В этом есть и свое преимущество: вы ненароком не попадете на него.
Адам понимающе рассмеялся.
— Вы правы. Это большое счастье. А себя я представлю как «друга», можно? Так будет верней. А то еще подумают чего…
— Хорошо, — согласилась она. — Это вы правильно решили.
Ради Хедер Адам заставил себя сидеть и выслушивать сентенции доктора медицины Малькольма Шонберга, «настоящего профессора».
После первой встречи психиатр настоял на том, что требуются еженедельные консультации — «в целях восстановления нормальных взаимоотношений между всеми сторонами».
Как истинный адвокат, Тони являлась на эти сеансы, вооружившись целым ворохом аргументов в свою защиту.
— Доктор, я ничего не могу с этим поделать, — жаловалась она. — Я не могу сражаться с эдиповым комплексом. Дочь требует, чтобы в школу ее отвозил отец.
— Потому что он со мной разговаривает! — кричала Хедер. — Ему интересно мое мнение обо всем на свете.
— Но, девочка моя, — взмолилась Тони, — мне это тоже интересно, даже очень.
— Мам, не ври. Не отрицаю: ты что-то произносишь, во всяком случае, рот открываешь, но это же не разговор, а допрос свидетеля в суде. Мне иногда кажется, что ты пытаешься задобрить суд.
Топи снова поворачивалась к арбитру:
