Эллиот сделал пару глубоких вдохов и кивнул.
— Поосторожнее, приятель. В темном пальто да темной ночью. — Он безнадежно покачал головой и исчез.
Дверь «фольксвагена» приоткрылась. Эллиот подошел к машине.
— Кто вы, черт побери, такая? Чего вы хотите?
На него смотрело юное личико. Он ожидал увидеть кого-то постарше, с лицом опытным и волевым. Но девушка оказалась никак не старше двадцати пяти.
Она вытащила из ушей наушники от CD-плейера.
— Простите. Я вас не заметила.
Короткие взлохмаченные волосы, карие глаза. Проезжавшая мимо машина на мгновение осветила ее лицо. Пухлые темные губы. Единственное, что в ней было взрослого.
— Вы мистер Эллиот? — спросила она.
— Допустим.
— Я вас искала. Меня зовут Керстин Эстлунд. — Помедлив, она протянула руку в грубой шерстяной варежке.
— Я вас уже видел, — сообщил Эллиот. — Чего вы хотите?
Девушка снова взялась за баранку обеими руками. Из машины пахло табаком.
— Я пыталась найти вас в отеле, но ни разу не застала. А записку оставлять не хотела. Я даже звонила домой.
— Домой?
— Зое.
Он вспомнил, как искал телефон, а тот звонил и звонил, и как наконец обнаружил его под чехлом от пыли в гостиной, но слишком поздно.
— У меня подруга в «Буковски». Она сказала мне, что вы там работаете.
— И что?
— Я журналистка. Из «Экспрессен».
Эллиот выпрямился.
— Извините. Я не разговариваю с репортерами.
— Пожалуйста, мистер Эллиот…
— Вы напрасно тратите время.
Он захлопнул дверцу и направился к своей машине. Она опустила окно.
— Я была подругой Зои. Мистер Эллиот? Я хочу вам кое-что рассказать. Вы должны узнать об этом.
Эллиот остановился, прищурился на нее сквозь завесу мокрого снега. Ее глаза напомнили ему глаза Фернанды Баррэй, глаза Зои. Темные, проницательные.
Ему вдруг пришла в голову сумасшедшая мысль, что они оба по уши в этом, связаны знанием.
Посвященные.
— Поставьте машину, — сказал он.
Отель был переполнен специалистами по торговому праву, приехавшими на конференцию. Они выстроились в очередь у конторки портье, рассчитываясь за два дня и две ночи налаживания связей и оплаченных развлечений. Пока Эллиот вел Керстин по вестибюлю, они один за другим оборачивались и осматривали ее с ног до головы. Но это им мало что давало. На ней было замшевое пальто до колен с оторочкой на рукавах из длинного искусственного меха. Керстин была высокой, довольно широкоплечей, даже величавой, но то, как она шла, сгорбившись, глубоко засунув руки в карманы, говорило о том, что ей неуютно под взглядами незнакомцев. Она напомнила Эллиоту девушек, которых он старался избегать на студенческих вечеринках, с глазами, вымазанными тенями и тушью, обозлившихся на весь мир.
Бар был единственным местом в отеле, пытавшимся создать атмосферу. Приглушенный свет, кабинки вдоль стен, на столиках — крохотные оранжевые лампы. Горстка юристов уже устроилась в угловой кабинке и пила водку за здоровье друг друга, разогреваясь перед ужином. Золотые запонки и золотые зубы сверкали под встроенными галогеновыми светильниками.
— Итак, вы ищете материал для статьи? — спросил Эллиот.
— Да. Вроде того.
— И что? Зоя была одним из ваших источников?
— Нет.
Журналистка полезла в карман пальто и достала пачку сигарет. Она говорила на школьном английском, с акцентом, но грамматически правильно, совсем как его мать.
— Вы не против, если я?..
— Что творится со Швецией? — спросил он. — Все курят.
Она протянула ему пачку. Эллиот покачал головой.
— Просто зима. — Она прикурила, послав ему мимолетную улыбку. — Людям одиноко.
— И сигареты составляют им компанию?
Керстин задула спичку.
— Что-то вроде того.
В оранжевом свете она выглядела лучше. Не такой бледной. На самом деле, если бы не дешевая стрижка и мешки под глазами, ее можно было бы даже назвать хорошенькой.
— Так что вы хотите мне рассказать? — спросил он.
Она зажала сигарету губами и сбросила пальто с плеч.
— Я работала в «Буковски». Там и узнала ваше имя. У меня там остались друзья.
— Вы? В «Буковски»?
— Я изучала историю искусств в Стокгольмском университете. После выпуска устроилась в «Буковски».
— Должно быть, у вас хороший диплом.
— Вообще-то оценки у меня были так себе, но один из профессоров замолвил за меня словечко. Кажется, вы называете это «блатом».
Никакого смущения, ни намека на оправдания.
— Меня взяли в отдел внутренней оценки. Года три назад. Тогда отдел возглавлял Корнелиус Валландер.
— Да, я в курсе.
Она затянулась, рассматривая его прищуренными глазами. Она вела себя как настоящий профессионал, но в то же время было в ней что-то непрочное, какая-то тревожная хрупкость.
— Вы хорошо его знаете? — спросила она.
— Корнелиуса? Мы знакомы по работе. Довольно давно.
— С тех пор, когда вы еще были торговцем.
Она и это знала. Очевидно, ходили слухи.
— Верно. Когда я еще был торговцем.
— Но вы больше не торгуете.
— И что?
Она пристально разглядывала его.
— Просто хотела узнать, участвуете вы в этом или нет, вот и все.
Сперва втиралась в доверие, теперь пошли намеки. Эллиот едва не рассмеялся.
— Участвую? Участвую в чем?
К ним подошел служащий отеля, тот же юноша, что обычно трудился за конторкой портье.
— Чего-нибудь желаете, мистер Эллиот? Мисс?
Само подобострастие, как будто знал что-то. Один из адвокатов у барной стойки таращился на Керстин, облизывая губы.
Они заказали кофе.
— Может, расскажете мне, в чем дело? — произнес Эллиот.
— Валландер выступал свидетелем при составлении завещания. Завещания Зои. Странно, не правда
