Он работал без передышки, питаясь подслащенным кофе и булочками из столовой отеля. Каждое письмо о чем-то говорило, помогало восстановить картину. Иногда он ставил под сомнение прежние догадки или вовсе отбрасывал их. Он старался побольше заносить в компьютер, но всякий раз, когда он возвращался к экрану, информация на нем была устаревшей, отставшей от хода его мысли. История развивалась по своим собственным законам, как живая. Он начинал понимать не только очевидное, но и недосказанное. Научился находить в письмах вещи, невидимые случайному читателю: умолчания, отговорки, притворство, ложь.
Таких возможностей в обычной жизни у него не было — да и ни у кого, вероятно, нет. Он открывал Зою изнутри, смотрел на мир ее глазами. Ни одна женщина не подпускала его так близко. А возможно, и не смогла бы, даже если бы хотела.
Архив Зои был плодом ее одиночества. Именно изоляция превратила ее в столь усердного собирателя. Эти письма, свидетельства давно остывших страстей, придавали устойчивость ее жизни. Они напоминали ей, кто она такая.
Два письма от января 1922-го поведали историю ее приезда в Швецию: одно — к матери, только что вернувшейся в Москву, другое — к Юрию, ее первому мужу, с которым она развелась
Карл вырос на маленькой ферме в шестидесяти милях к северу от Стокгольма, рядом с городком Эстербибрук в провинции Уппланд. Он увлекся левыми идеями еще в бытность свою студентом, однако его карьера значительно пострадала от расколов — между коммунистами и социалистами, революционерами и демократами, промосковскими и антимосковскими фракциями. К 1921 году он как-то накопил денег и оброс связями. В тот год на Рождество он подарил Зое золотые часы и сережки с бриллиантами. Договорился о частных уроках у Эдварда Берггрена, одного из ведущих шведских художников. Он объяснил Зое, что не может купить машину, потому что рядовые члены партии посмотрят на это косо. Но в квартире у них жили две служанки.
У Эллиота появилась любопытная мысль о происхождении богатства Карла.
Во время Первой мировой войны кому-то в Швеции везло больше, кому-то меньше. Военные фабриканты наживались, поставляя оружие и взрывчатку; другие промышленники разорялись с исчезновением рынков сбыта. Двух лет хватило, чтобы начались безработица и голод. Хлеб выдавали по карточкам. Весной 1917 года демонстрации перешли в беспорядки. По всей Европе люди выходили на улицы.
У таких радикалов, как Чильбум, работы хватало. Швеция была удобным и безопасным каналом для международного перевода средств. Деньги, собранные сочувствующими в США и других странах, поступали большевикам на счета в шведских банках. Нескольких коллег Чильбума обвинили в нарушении валютного законодательства. После прекращения военных действий финансовый поток повернул в другое русло. Чильбум тайно ездил в Германию и Италию, помогая организовывать коммунистические ячейки. Он и его партия были банкирами мировой революции.
Чильбум вовсе не жаждал революции на родине. Он верил, что сможет воспользоваться парламентской системой. Зоя писала, что министры часто приходили к ним на ужин. Карл хотел выпускать газету, которая обучит рабочие классы, спасет их от перспективы продаться за хлеб и зрелища или перегрызть друг другу глотки по указке богачей. Он мечтал, что когда-нибудь придет к власти волею народа, не прибегая к революционному насилию.
Он страстно верил в моральную необходимость труда. Лень — порок, притом любая — лень богача, содержанки,
Его ухаживание за Зоей было стремительным. Из всех шведских делегатов у Карла были самые тесные связи с чекистами. Зампред ЧК, обрусевший поляк Вячеслав Менжинский, был его старым другом.
После освобождения из застенков Лубянки Зоя написала Чильбуму, благодарила его за помощь. Чильбум в ответ сделал ей предложение. Когда он вернулся в Москву, все — гражданский брак и прилагающийся к нему развод — уже было оформлено. Заняло это пару дней.
Но в роли супруги политика Зоя провалилась с самого начала. Обиды и взаимные обвинения сквозили в каждом письме. В апреле 1922-го Карл послал своей московской теще, женщине, которую он ни разу не видел, список недостатков ее дочери. В ответ она написала Зое, охваченная страхом, что их союз обречен.
Твой муж жалуется именно на те черты твоего характера, которые я всегда стремилась изменить, хотя ты никогда меня не слушала: ты капризна, ленива, нечистоплотна — и ужасно неблагодарна. Боюсь, во всем этом он совершенно прав. Во-вторых, пишет он, тебе нет дела до его друзей, ты не разговариваешь с ними. Кошмар! Это важные люди, они нужны ему, и мне стыдно, что ты дурно ведешь себя с ними. Так и слышу, как люди говорят, что мать не сумела воспитать тебя как следует и не привила хороших манер.
Корень всех этих зол в твоей лени. Могу лишь представить, в какой грязи и беспорядке ты содержишь свой дом, и даже отсюда мне стыдно за тебя. И вот еще: ты любишь платья, но никогда не следишь за ними.
Все это, дорогая моя, неприятная правда. Так что не злись на мать за упреки. Твой муж иностранец, и все это может казаться ему лишь чуждым и неприятным.
К тому же оказывается, ты ходишь в гости без него. Это вообще непростительно! Я допускаю, что ты права, говоря, что вы с ним разные люди, но ты должна вести себя так, как принято в обществе. Если продолжишь и дальше так шокировать окружающих — потеряешь их уважение. Ты должна помнить о положении своего мужа и общаться только с приличными людьми. Оставь свои московские выходки — они не доведут до добра. Это жизнь кокетки, короткая и крайне печальная.
Но главное, умоляю тебя не общаться более с Юрием. Я знаю, что он продолжает писать тебе, а ты — ему. Мне сообщили об этом. Должна сказать, если ты напишешь ему еще раз, то никогда больше не получишь весточки от меня. Вполне естественно, учитывая, какие сплетни, несчастья и обиды мне приносится сносить. Ты не представляешь, в какой кошмар превратилась моя жизнь, а если бы представляла, то ни за что не стала бы общаться с Юрием. Каждый день меня унижают и оскорбляют как знакомые, так и незнакомые люди, и все из-за той проклятой свадьбы — в которой, как и во всем остальном, обвиняют меня, ведь я твоя мать. Я стараюсь ни с кем не встречаться из страха того, что мне скажут.
Так что прошу тебя, если ты любишь свою мать, отсылай письма Юрия не вскрывая. Я хотела позвонить его отцу и положить конец вашей переписке, но все это так мне отвратительно, что я даже не могу подойти к телефону.
Эллиот создал новый файл. Он хотел отделить и записать все упоминания о предыдущем годе. Ему нужно было увидеть картину того конкретного периода: Зоя в революционной Москве, Гражданская война в разгаре, время
Даже во время войны Зоя наслаждалась свободой. Она в одиночку посещала бары и кафе в поисках компании поэтов и художников. Она осматривала галереи с Андреем Буровым и поступила в экспериментальную академию Кандинского.[11] Для нее в гибели старого социального порядка были свои преимущества: недолгое, но захватывающее время она могла вращаться в кругах, запретных для будущей фрейлины. Она научилась пить, спорить и заниматься любовью. Новая эстетика внутреннего «я» подействовала на нее словно колдовское заклинание, обещая Зое все больше свободы.
А потом красные начали расстреливать и поэтов.