«Усильте огонь, им, значит, еще хочется. Дайте им еще!» – раздраженно распорядился он и, сопровождаемый своей свитой, решил объехать поле сражения. Увиденное потрясло даже его, много повидавшего и закаленного воина. Кругом были горы трупов – французов и русских вперемешку. Императорской лошади без преувеличения было негде ступить, чтобы не наехать на тела людей или лошадей. Со всех сторон раздавались вопли и стоны раненых. Видя бесполезность продолжения битвы, Бонапарт приказал прекратить огонь батарей. Французская армия покинула поле сражения и отошла к реке Колоче на исходные позиции, где и стала на ночлег. Так закончилась Бородинская битва, самая кровопролитная из всех наполеоновских битв.
Ничья, победа или поражение?
Сегодня, когда со времени Бородинского сражения прошло два столетия, о нем известно практически все до мельчайших подробностей: кто и где стоял на исходных позициях, что захватил и что отбил у противника, каковы были потери с обеих сторон. Статистика содержит данные о 58 тысячах погибших в русской армии. Не ясно лишь одно: на чьей стороне была победа. Именно поэтому, по словам А. Манфреда, «эта историческая битва породила большую полемику, и споры, начатые еще сто пятьдесят лет назад ее главными участниками, не затихли…»
На первый взгляд исход сражения решен не был, поскольку по окончании его обе стороны практически вернулись на те позиции, которые занимали раньше. Правда, Наполеон впоследствии пытался скрыть тот факт, что приказал отвести войска в исходное положение, хотя это подтверждается многими историческими источниками, в том числе и зарубежными. В свою очередь, и русские войска в течение ночи вновь заняли деревни Семеновское и Утицу, а также батарею Раевского. В своем донесении императору Александру I Кутузов докладывал: «Сражение было общее и продолжалось до самой ночи. Потеря с обеих сторон велика: урон неприятельской, судя по упорным ею атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма наш превосходить». Фельдмаршал тогда еще не знал точное число потерь и потому был полон оптимизма. Он обещал утром продолжить битву, и это заявление было с радостью встречено русскими войсками. Но когда к утру общая картина прояснилась, все ужаснулись: действительность оказалась страшнее худших ожиданий. На Бородинском поле с русской стороны погибло около 58 тысяч человек. Некоторые корпуса были полностью уничтожены. В числе убитых и раненых оказалось 29 генералов. Быстро возместить такую утрату не представлялось возможным.
Не менее велики были и потери французской армии: более 50 тысяч убитыми и ранеными. Только одна прославленная французская конница потеряла 16 тысяч человек или 57 % своего состава. Недаром современники окрестили Бородино «могилой французской кавалерии». Особо ощутимый удар был нанесен и по командному составу наполеоновской армии: погибли и были ранены 47 (по другим данным, 49) генералов.
Так кто же оказался в результате Бородинского сражения победителем, а кто побежденным? Разобраться в этом не просто. Каждая воюющая сторона стремилась аргументировать исход битвы в свою пользу. В рядах русской армии, уцелевших в чудовищной мясорубке на Бородинском поле, никто из солдат и офицеров не считал ее проигранной. Сам главнокомандующий сказал о ней так: «Войска русские сражались с неимоверною храбростию: батареи переходили из рук в руки, и кончилось оно тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами». А в письме своей жене спустя несколько дней после сражения он написал: «Я, слава Богу, здоров, мой друг, и не побит, а выиграл баталию над Бонапартом». Именно за Бородинское сражение Кутузов был произведен в фельдмаршалы. Позднее западные историки упрекали русского главнокомандующего за то, что он якобы «…имел бесстыдство донести царю, будто была одержана победа. Ответом на это являлось вступление Наполеона в Москву».
Что же касается российского общества в целом, то многие не восприняли результат Бородинской битвы как победу. В одном из писем Винценгероде есть такие строки: «Чтобы ни говорили, но последствия достаточно доказывают, что сражение было проиграно. Армия, а особливо левый фланг, понесли чрезвычайную потерю». Да, если исходить из последствий сражения, а именно отхода русской армии и оставления Москвы, то с военной, тактической точки зрения победа была за Наполеоном. Но сам он высказывался о результатах битвы довольно половинчато: «Самое страшное из всех моих сражений – это то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские оказались достойными быть непобедимыми». Красиво сказано, но туманно. Или еще одно его признание: «…в битве под Москвою выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех».
Да, не такой победы хотел великий полководец! По словам А. Манфреда, «генеральное сражение, к которому так стремился с первого дня войны Наполеон, не дало ожидаемых результатов. Солнце, поднявшееся над Бородинским полем, не стало “солнцем Аустерлица”, как приветствовал его Наполеон в ранний утренний час 7 сентября, – оно не принесло ему победы». Вернее сказать, принесло, но то, что принято называть пирровой победой, от которой он не почувствовал ни радости, ни удовлетворения. Наиболее точно и убедительно его состояние было описано Л. Н. Толстым: «Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает… Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в собственном бессилии, была одержана русскими под Бородино».
Тем не менее так же, как и Кутузов, Бонапарт объявил о своей победе. Правда, и во Франции, и в Европе многие быстро поняли, что эта «победа» явилась для «великой армии» началом катастрофы. Однако в Париже на Триумфальной арке до сих пор можно разглядеть венок в честь победы Наполеона в битве при Москве…
Французский император, несмотря на большие потери, готов был продолжать сражение. Великий полководец располагал 20-тысячной гвардией, а под Смоленском у него находились боеспособные резервы. При количественном превосходстве французских войск он мог считать исход похода предопределенным. Если бы не одно «но» – русские разбиты не были, а у Кутузова осталась хоть и обескровленная, но готовая сражаться до конца армия. В случае новой битвы, подобной той, что произошла 7 сентября, она велась бы до полного истребления одного из противников. Поэтому, трезво оценив свои потери, Кутузов принял твердое решение отступить, чтобы сохранить хотя бы вторую половину армии. Свое решение он объяснил так: «Когда дело идет не о славе выигранных только баталий, но вся цель, будучи устремлена на истребление французской армии, – я взял намерение отступить».
История, как известно, не признает сослагательного наклонения. И все-таки зададимся вопросом, что было бы, если бы сражение продолжилось на следующий день? Исчерпывающий ответ на это дает известный немецкий полководец Карл фон Клаузевиц, который, взвесив шансы обеих сторон, пришел к таким выводам: «Превосходство сил французов, заметное и до сражения, еще возросло в результате сражения, так как потери русских были, безусловно, больше потерь французов; за время десятичасового боя чаши весов далеко не оставались в состоянии полного равновесия, а заметно склонились в ущерб русским; нельзя было ожидать лучшего результата при возобновлении боя; позиция русских совершенно сдвинулась, и ставила под угрозу путь отступления. Следующим этапом неуспеха явилось бы полное поражение. Сейчас армия еще находилась в порядке и могла, не расстраиваясь, отойти. Кутузов решил отступить ночью, что, бесспорно, явилось единственным разумным выходом».
Итак, Кутузов отступил. Французская кавалерия шла за ним по пятам, и Наполеон ежеминутно ждал, что русские дадут ему бой под самыми стенами Москвы. Но и на этот раз его ожидания не оправдались…
