– Некогда избраннику народа такими глупостями заниматься, – отрезал Рябов, – И всякими газовыми королями – тоже. Это точно не он. Тем более – в аэропорту. Нападавшие лиц не скрывали, а этот деятель чаще Пугачевой в телевизоре сидит.
– Но это громкие события, а тихие?
– Подожди. Тихие. Я же сказал – громкие, а не громкое. Представляешь, сидит себе крутой бизнесмен в ресторации со скромным чиновником. Ну чисто по делу, в натуре, обкашливают, чинно-спокойно. Бизнесмен даже густо татуированными лапками не машет…
– …и вдруг…
– … и вдруг в кабак врываются бойцы “Сокола”. Точно так, как постоянно по телевизору рекламируют их налеты. Будто вражеский десант. Морды в масках; всех, вплоть до охраны, лицами вниз, кто пискнул – в стенку. Охрана бизнесмена даже тявкнуть не успела. Да и не сильно потявкаешь, если из твоих карманов всякие “ТТ”-“Вальтера” вынимают. Срок верный. Только срок им не грозит. Бойцы “Сокола” прихватили с собой чиновника и бизнесмена. Предварительно закованную охрану уложили на пол в кабинете директора. Через два дня нашлись трупы тех двоих. В леске. Неподалеку от города. Но уже тогда было ясно – никакой это не “Сокол”, а самозванцы. Просто под ”Сокол” работать легче легкого… Теперь можно и о других событиях поговорить. Только не тихих, а тихом. Всего одном. Петрович попал в реанимацию. Увы, скончался.
– Следовательно, громкие случаи могу расценивать как операции отвлечения?
– Как хочешь, – пожимает плечами Рябов, – так и расценивай.
– У господина Осипова инфаркт или инсульт?
– Это у Кости и генерального менеджера…
– Не напоминай, – взмолился я.
– Хорошо. Сердце у Петровича было здоровое. Отравился он – вот и все. Слишком любил соленое. И активный отдых. Кстати, встречался с Вершигорой тоже во время охоты…
– Так ты хочешь сказать, что Вершигора…
– Кончай прикалываться, конечно, нет. Делать ему больше нечего, чем Петровича травить. Он с преступностью сражается, – ухмыльнулся Рябов. – А господин Осипов – не преступник вовсе, тем более был генералом, когда Вершигора в майорах бегал… Слушай, Вершигора все равно догадается, он же…
– Ты мне сперва о Петровиче дорасскажи.
– Он острое любил, соль горстями в рот кидал. Докидался… Ошибся Петрович. Проглотил вместо соли селитру, предназначенную для уничтожения вредителей растений. Она по внешнему виду и вкусу от соли не отличается. Здоровый был мужик, другие от этого на месте бы померли.
– Аминь, – отозвался я. – В нашем дремучем лесу, где кое-кто хочет установить новый порядок, на каждого ему лично вредителя…
– Ты это о чем? – удивился Рябов.
– Да так, о своем. Не обращай внимания, у меня же сейчас с психикой не все ладно. А как следствие по делу Петровича?
– Тоже не все ладно. Они лучшие силы бросили на поиски похитителей крутого бизнесмена, липового “Сокола”… Опять же убийство в аэропорту не кого-нибудь… Да, какие бы солонки не обследовали, даже ту, что при покойном обнаружилась, так там была именно соль… Только обыкновенная соль… Куда бы они ни совались… Скажи, почему ты так решил? Усмехнувшись, я предельно откровенно признался:
– В этом-то вся соль, Сережа. Не та, что Петрович любил. Другая. Он ведь очень сильно хотел, чтобы я Саблю изничтожил, даже опыты надо мной ставил, как над лабораторной крысой, которая от аналогов часиков с ума сходила или на товарок набрасывалась… Добро бы только это и его психологические этюды. Если даже отбросить в сторону судьбу Арлекино, который все больше наглел, становясь опасным именно бравированием своей абсолютной безопасности, я бы о многом мог тебе рассказать, но… К чему пустые слова, если мне пришлось поступить исключительно, как желал того сам господин Осипов.
– Ну ты даешь… – пробормотал Рябов.
– Нет, это он дал. Он дал мне понять, что его противнику известно об интересе Петровича. Прямым текстом. Кроме того, Осипов вел себя, словно я ему обязан подчиняться. Не спорю, мой портрет он изучил – будь здоров. Однако при этом упустил из вида одно обстоятельство. Помнил, что я игрок, но…
Я затянулся с глубокомысленным видом, однако Рябов нетерпения не выказывал; еще бы, мы с ним выкроены по одному природному лекалу, и в этом мне всего лишь хотелось в который раз убедиться.
– Петрович сказал: нужно найти такой ход, чтобы Сабля поверил мне. Вот я его и нашел. Причем к этому меня подтолкнул он сам. Я Петровичу стишок о патриотизме цитировал, а он меня в нелюбви к родине обвинил. Хотел лишний раз доказать, как хорошо изучил. При этом признался: он-то сам жить готов, чтоб родине отдать последний сердца движущий толчок. Вот и отдал. Ради родины, чтобы на ней людям жилось лучше и всякие сабли на себя много не брали. Господин Осипов с честью выполнил свой патриотический долг, правда, не ожидая, что станет всего лишь фишкой в моей игре. Как бы то ни было, он себя в жертву принес, ну прямо-таки как те, что грудью дзоты закрывали. Если Сабля узнает о том, что Осипова исполнил я… Какой еще более сильный ход можно придумать?
– Никакого, – понял меня до конца Рябов.
– Изучил он меня, жди, – слегка подымаю планку собственного авторитета. – Знал бы все, не суетился насчет той дискеты…
– Да, ты говорил – блеф, – вспомнил Рябов.
– Вот именно. Не привык я работать бесплатно, это он твердо усвоил. И попался, тем более вцепился я в него мертвой хваткой. У Вершигоры дискетка? Хорошо. Только нужна мне она, как Петровичу соль на том свете. Пусть смолу без соли хлебает с приветом от Лиды, двух фотографов и всех прочих, кого он туда успешно спроваживал. Кто других людей привык фишками считать, тот сам ей стать может. Это я давно понял.
– Опять играешь, – хрустнул сложенными в замок пальцами Сережа. – Разве для тебя все эти…
– Нет, Сережа. Есть разница между завербованным, благодаря их же подлым штучкам, фотографом и бандитом Гусем, между ходячим микрофоном Лидой и убийцей Арлекино…
– …а разница между Осиповым и Вершигорой?
– Тем более. Осипов, между прочим, и Вершигору подставлял. Такие все чужими руками делать привыкли. Кабинетные крысы, оказавшиеся все-таки подопытными. Быть может, я даже к Сабле схожу, хотя ты снова будешь протестовать.
– Как? – впервые за всю беседу по-настоящему удивился Рябов. – Ты же дал слово генералу.
– Это он тебе поведал?
– Да.
– Ты ему веришь?
– Конечно, Вершигора никогда…
– Значит, не веришь мне. Только ведь, Сережа, Вершигора слишком доказательства любит, однако здесь он тебе ничего не докажет. Зато я… Хочешь прослушать запись нашей беседы, или, как все остальные, на слово поверишь? Да, Сережа, я же говорил: тебе чуть-чуть не хватает… А ты все в шутку перевел. Я не сказал генералу, что согласен. Я сказал: допустим, что согласен. А это, как говорят в одном некогда веселом городе, – две большие разницы. Моего ответа Вершигора так и не услышал, зато, находясь в роли подопытного кролика, я не имел права вести себя иначе. Теперь – другое дело.
– Все-таки не понял, что ты решил? – пробормотал Сережа.
