дыры.
Сгорев дотла в недрах планеты, капитан «Котлина» возродился, чтобы вскоре снова погибнуть — теперь уже в морской пучине. Он тонул и становился водой, наполнившей его рот, горло, легкие. Он бурлил, тек, плескал, пенился и растворял в себе…
Затем его пытали космическим холодом, превращали в кусок льда. И он сам сделался леденящей стужей и с великим удовольствием морозил все вокруг. Хаарский эксперимент продолжался…
Петр понятия не имел, что в это время происходило с его экипажем. Сам он не пил, не ел и не спал которые сутки, но не испытывал от этого никаких мучений или хотя бы желаний. Его разум был оторван от тела, как и сам Петр Сухов — от вверенных ему военморов. Хотя выглядело так, будто его тело осталось при нем — целехонько. И оно безропотно подчинялось командам мозга: двигало руками-ногами, вертело шеей, разглядывало хаарские чудеса и мерзости.
Хаарский плен был вроде и не плен вовсе. Петр потом, как ни старался, так и не смог отделить воспоминания о реальных событиях от насыщенных деталями снов или весьма правдоподобных видений.
…Петр Сухов шел по серому коридору, который казался бесконечным. В стенах его не было дверей, на потолке не висели лампы, не видать было полос люминофора и светодиодов, но коридор этот оказался равномерно и не слишком ярко освещен.
Сухов шел вперед, потому что надеялся куда-нибудь прийти, — не оставаться же здесь (незнамо где), чтобы сдохнуть от жажды, голода и одиночества.
Вдруг из стены выступил черный человек без лица.
— Сюда нельзя, — мысленно произнес он.
— Почему? — военмор остановился.
— Тебе сюда нельзя, — с напором повторил Черный.
— А куда можно?
Черный не ответил. Петр развернулся и пошел обратно. Метров через сто из стены выступил точно такой же человек и сказал:
— Прохода нет.
— Я только что здесь проходил.
— Прохода больше нет, — Черный был непреклонен.
Сухов потоптался немного. Имело смысл без дальнейших разговоров двинуть Черного под дых, а потом рубануть по шее. Но безоружному военмору не хотелось начинать здесь войну. Тем более, он отнюдь не был уверен, что сумеет голыми руками прошибить Черного. Вдруг перед ним робот, скроенный из титанитовой брони, сгусток силовых полей или вовсе мираж?
Петр снова развернулся. Пошел в сторону того, первого Черного. На сей раз страж возник на его пути уже через два десятка шагов.
— Сюда нельзя.
Сухов не остановился. Он ударил плечом в грудь Черному и одновременно нанес удар в ровную, матовую поверхность его шлема — как раз в том месте, где у человека находится лицо. Черный лишь слегка покачнулся. Военмор бил снова и снова. Короткие, резкие удары в самые уязвимые места. Уязвимые для человека — не для инопланетянина.
Черный сдачи не давал. Он молча держал удар. У военмора рука устала. Оттолкнувшись от стража, он ударился в стену, скользнул по ней и оказался у Черного за спиной. Петр бегом устремился дальше по проклятому коридору. И вдруг понял: бежать-то некуда: впереди и позади плечо к плечу стоят Черные, намертво перекрывая путь.
«Они вынуждают меня убить кого-нибудь из них, — сообразил Сухов. — Но зачем? А если я не хочу убивать?»
— Пропустите, гады! Христом богом прошу! — мысленно воззвал к Черным Петр.
— Прохода нет, — ответ был прежний.
— Ну тогда не взыщите!
Военмор разбежался, насколько позволил свободный отрезок коридора, и, взлетев в воздух, ударил ногой в шлем ближнего Черного. Под каблуком что-то хрустнуло. Черный качнулся назад и наверняка упал бы на спину, но сгрудившиеся соратники удержали. Он сполз на пол, не издав ни звука.
Черные сомкнули строй. Перед Суховым снова была живая стена. Пришлось отступить. А позади теперь всего в шести шагах молча стояли еще пятеро Черных.
Если от Петра ждали убийства, они его получили. Командир «Котлина» бил Черных яростно, бил насмерть — пока впереди не осталось живых. И вдруг он обнаружил, что поверженные Черные исчезли. Военмор обернулся. Коридор позади тоже был пуст.
— Сволочи! — прошипел Петр и пошагал дальше — в никуда.
Чем дольше он шел, тем яснее понимал: это был психологический тест. И он, капитан третьего ранга Петр Сухов, этот хаарский тест провалил.
Сухов снова сидел в командирском кресле. Рядом застыли его товарищи. Время для них по-прежнему не существовало или было остановлено — не суть важно. Вражий эксперимент продолжался.
В голове Петра кто-то ковырялся, рылся, копошился. И капитан третьего ранга ничего не мог с этим поделать. Собственная башка оказалась ему не подвластна. Ощущения были мерзкие и особенно бесило чувство полной беспомощности. Было страшно: а вдруг они, эти копуны, испортят ему мозги, сделают идиотом, того хуже, своей марионеткой? Или засунут ему в башку «жучка» с ретранслятором и станут на другом конце Галактики слушать все до одной мысли. Тогда на командных должностях, да и вообще на Флоте военмору Сухову делать нечего.
Копошенье это продолжалось долго — по внутренним ощущениям, минут тридцать. Часы у Петра Сухова, как и вся остальная корабельная электроника, не работали. В теле военмора тоже что-то происходило. Словно кто-то незаметно просочился в организм и теперь трогал внутренние органы и аккуратно, но все же ощутимо, двигал их.
— Что вам от меня нужно?! — прокричал Петр, но ответа не получил.
Тогда он задал этот вопрос мысленно и куда как спокойнее. Ему сразу же ответили:
— Тебя нужно исправить.
— Зачем?
— Чтобы мы могли разговаривать. Ты слишком закрыт. И ничего не умеешь.
Что они имели в виду?
— Оставьте в покое мое тело.
— Мы его чиним.
Спорить с хаарцами было бесполезно.
— Я хочу остаться человеком, — попросил Сухов. Ему стало стыдно за проявленную слабость, но мысль произнесенную обратно не воротишь.
— Не бойся. Ты останешься лысой обезьяной.
— Я не стану хаарским шпионом. Я убью себя.
— Мы не нуждаемся в шпионах. Нам нужно понимание. — Звучало обнадеживающе, но где гарантия, что это правда? И одинаковый ли смысл обе стороны вкладывали в одни и те же фразы и слова?
Перед глазами замелькали черные полосы. Тонкие, короткие — их было множество. Глаза начало саднить, будто в них сыпанули песку, потом защипало, как от попавшего мыла. Голова была налита чугуном и слегка кружилась. Петра затошнило. «Либо они меня угробят, либо наконец оставят в покое», — решил он.
— Ну вот и все, — наконец сказали ему.
— Что все?
— Мы сделали, что смогли.
— И?
— Можете лететь домой.
— На расстрел? Как хаарские шпионы?
