фэбээровцам об этом знать необязательно.
— Могу заказать пива или чашечку кофе, — ответил он.
Саттер задумался.
— Это же почти как в английском? Кофе и пиво?
Мэллой на это ответил улыбкой, которая, как он надеялся, выглядела обезоруживающе.
— Это мы вчера уяснили, в смысле насчет главного, — сказал Джим Рэндел. — Туалет — как по- английски, так и по-немецки. Пиво. Кофе. Осталось выяснить, как заказать бифштекс, — и можно тут жить!
— Я вам вот что скажу, — заметил Джош Саттер. — Я думал, что немножко знаю испанский. Но когда мы попали в Барселону, так я там даже их английского понять не мог!
— А полицейские вас как принимают?
— Отличные ребята!
— Профессионалы до мозга костей, — кивнул Рэндел, — особенно немцы.
— Правду сказать, меня это немного удивляет. Видите ли, как поглядишь все эти старые документальные кадры времен Второй мировой — все поднимают руки и кричат «Хайль Гитлер!». Мы приезжаем сюда, готовые повсюду видеть свастику и марширующих нацистов, а они все улыбающиеся, дружелюбные…
— И деловые! — добавил Рэндел, кивнув. — Первое, что бросается в глаза, — это чистота у них в кабинетах. Бумаги и папки не валяются где попало, а на столах нет грязных кофейных чашек… Прямо как в операционной! Зайдете в полицейский участок в Нью-Йорке — знаете, что вы там увидите?
— Мы только вчера прилетели, — вставил Саттер, не дав Рэнделу сказать о том, что же можно увидеть в полицейском участке в Нью-Йорке, — а они нам выдают отчеты, которые уже переведены на английский. К тому же к нам приставили этого парня…
— Ханса! — подсказал Рэндел.
Ханс ему явно понравился.
— Точно, его Ханс зовут, — кивнул Саттер. — А фамилия такая, что без пистолета у виска не выговоришь! Но он, кажется, учился в Северной Каролине, и английский у него лучше моего.
— И уж точно лучше моего, — добавил Рэндел.
— Они в замешательстве, — проговорил Мэллой спокойно, по-деловому.
Как он и ожидал, оба агента притихли. Наконец Саттер решил уточнить:
— Из-за того, что не поймали Джека Фаррелла?
— Немцы смотрят на нас, делают то же самое, что мы, но думают, что у них получится лучше.
— Да, но и мы его упустили!
Мэллой едва заметно пожал плечами.
— Мы же не такие профессионалы.
Рэндел встретился взглядом с напарником, смотревшим в зеркало заднего вида. Они оценивали Мэллоя, а не то, о чем он с ними говорил. Это нормально. Первый шаг к тому, чтобы привлечь их на свою сторону.
— Они вас закопают в бумагах, чтобы показать, какие они деловые.
— Мне все равно, почему они это делают, — со смешком отозвался Саттер. — Как бы то ни было, здесь намного лучше, чем в Барселоне.
— Там, — добавил Рэндел, — об английском словно никогда не слышали! Привели переводчицу — мы ни слова понять не могли. А отчеты! Все по-испански. Приходилось факсами отправлять их в Нью-Йорк для перевода.
— И мы до сих пор ждем результатов анализа ДНК с простыней, — поддакнул Джош Саттер. — У немцев эти анализы были готовы к моменту, когда приземлился наш самолет. То есть через двенадцать часов после сбора улик!
— Насколько я понимаю, в Барселоне вы говорили с Ириной Тернер.
Саттер кивнул и неприязненно поморщился.
— Там ничего. Она из тех секретарш, которых принято называть…
— Секс-ретаршами.
Мэллой посмотрел на Рэндела, перевел взгляд на Саттера. Джош Саттер добродушно пожал плечами.
— Подружка и по совместительству ассистентка. Думаю, ее работа в офисе была фиктивной. Там еще три-четыре такие же «помощницы» сидели — перекладывали бумаги и договаривались о встречах.
— Русская? — спросил Мэллой.
— Литовка.
— Ясно…
— Влипла, — проворчал Рэндел.
— Ее все еще держат в Барселоне?
— Не думаю, что она им так уж сильно нужна, — ответил Саттер. — Она путешествовала с поддельным паспортом, вот и все, в чем ее обвиняют.
— Некоторым странам это не нравится, — заметил Мэллой.
— Тернер ничего не подписывала, ее ни о чем не спрашивали в миграционной службе. Документы были у Фаррелла. У нее хороший юрист, и она вполне может заявить, что думала, будто у Фаррелла ее настоящий паспорт.
— Тернер просто-напросто ведет себя так, как ей велел Фаррелл, — вставил Рэндел.
— Она сказала, что они прилетели в Барселону, а на английском там только один канал работает — Си-эн-эн. В гостинице они все время смотрели Си-эн-эн. Когда выходили на улицу, Фаррелл говорил по- испански. Она чувствовала себя… одиноко и пыталась уговорить его отправиться куда-нибудь, где бы она могла понять, о чем люди разговаривают. В Россию, например, но проблема в том, что Фаррелл не владеет русским.
— А потом, — перехватив у напарника нить повествования, продолжил Рэндел, — как-то вечером Фаррелл ее отправляет поужинать в гостиничный ресторан и говорит, что спустится следом за ней…
— И удирает! — воскликнул Мэллой.
— Надоели упреки, — пояснил Рэндел.
— Тернер ждет его всю ночь, — продолжал Саттер, — а на следующее утро идет сдаваться. У нее ничего нет — ни документов, ни денег, только жуткий гостиничный счет, оплатить который она не в состоянии.
— И масса вопросов по-испански, на которые она не может ответить.
— Серьезно, — кивнул Мэллой.
— Я у нее спросил, — сказал Саттер, — как она себе представляла ситуацию, когда не будет знать языка. Она мне ответила: «Не так».
— Но она красавица, — возразил Мэллой.
— Смыть с нее косметику и одеть в тюремный комбинезон — ничего особенного, — сказал Саттер.
«Видимо, Джош Саттер любит, чтобы женщины красились как куклы, — решил Мэллой. — Наверное, свою жену без макияжа не видел целый год после медового месяца».
— Дело в том, что она такая… покорная, — объяснил Мэллой. — Похоже, она была готова сделать все, что бы ни велел Фаррелл.
— Вот бы моей женушке такой характер, — вздохнул Джош Саттер. — Нет, жена у меня отличная! Но иногда…
— А я тебе все время твержу: есть у тебя наручники, так пусти их в ход!
— И это мне говорит парень, который два раза развелся, а бывших подружек у него — не сосчитать.
Джим Рэндел улыбнулся и пожал плечами. Его женщины, судя по всему, либо исполняли приказы, либо получали отставку.
Саттер заметил с заднего сиденья:
— Ханс рассказывал нам очень много о девчонках из бывшего Советского Союза. Из кожи вон лезут,
