РОССИЯ В ЭПОХУ СМУТЫ
Джильс Флетчер, вдумчивый и наблюдательный англичанин, побывал в России на исходе XVI столетия и описал свои впечатления о стране, ее жителях. Выводы нз всего увиденного н услышанного он сделал неутешительные: повсюду в стране господствуют «всеобщий ропот и непримиримая ненависть», «по-видимому, это должно окончиться не иначе как гражданской войной». Русские люди того времени с беспокойством и тревогой ожидали того, что может последовать за событиями, страшными и трагическими, которые лихорадили страну со времен приснопамятного и грозного царя Ивана IV Васильевича.
Старики помнили далекие годы начала правления Грозного — разгул придворных интриг, схватки за власть и привилегии в его малолетство, венчание 17-летнего великого князя в цари (1547) и восстание в столице, падение правительства Глинских и приход к власти нового правительства — «Избранной рады»— во главе с Алексеем Адашевым. Затем, после относительно спокойной поры реформ «Избранной рады» и некоторого хозяйственного подъема, начались страшные бедствия времени печально знаменитой опричнины и Ливонской войны: погромы царских «кромешников», как именовали в народе опричников, и военные мобилизации, поражения на западном фронте, последовавшие за первыми победами, и набеги крымцев с юга, голодные годы и стихийные бедствия (чума и др.), быстрый рост налогов и повинностей. Хозяйственный кризис, первые, еще слабые признаки которого проглядывают уже с середины века, к 70-м годам принимает катастрофические размеры. Крестьяне, холопы, посадские люди массами покидают насиженные места, бегут на окраины, «избывая тягла» — спасаясь от налогов, сборов, гнета феодалов и государства. Центр страны, ее северо-запад пустеют: и в Московском уезде 84% обрабатываемых земель лежали «впусте», в Новгородской земле — более 90%. '
Власти принимают лихорадочные меры, чтобы выправить положение:
конфискуют часть земель у монастырей, чтобы передать ее дворянам; в 80—90-е годы проводят общую перепись земель и крестьян, по писцовым книгам закрепляют крестьян за владельцами, запрещают их переход от одного владельца к другому. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!>— пословица, родившаяся в те годы, отразила чувства горечи и смятения, охватившие крепостных крестьян, которые до этой «заповеди> (запрета, введенного с 1581 года и оформленного указом 1592—1593 гг.) имели право после окончания осеииих полевых работ (за неделю до Юрьева дня осеннего и неделю после него) перейти к новому владельцу, чтобы получить хоть какие-то льготы, хотя бы на один год или несколько лет. Указ 1597 года ввел правило, согласно которому феодалы могли подавать челобитные о сыске крестьян в течение пяти лет после их бегства.
Прикрепили к «тяглу» и посадских людей. А у холопов (рабов) отняли (по указам 1585, 1597 годов) право на освобождение путем уплаты долга, взятого по кабальной записи,— они могли теперь получить свободу только после смерти господина. Посадские и холопы тоже, по примеру крестьян, бегут из мест постоянного жительства куда глаза глядят. В Новгороде Великом и Пскове, Коломне и Муроме за 70—80-е годы до 84—94,5% всех посадских дворов остались без хозяев. «Купцы и мужики,— по словам того же Флетчера,— с-недавнего времени обременены большими и невыносимыми налогами».
В южные уезды России, на Дои к казакам прибыли многие тысячи беглых из разных сословий, и эти места превращались в пороховой погреб для власть имущих.
Хозяйственное разорение, социальные коллизии и потрясения сопровождались династическим кризисом. После Ивана IV Грозного на престол вступил его сын Федор Иванович (1584—1598). Из-за его неспособности к государственным делам фактическим правителем стал шурин Борис Федорович Годунов, сестра которого была женой слабовольного царя. Именно в эти полтора десятка лет власти проводят в жизпь жестокие крепостнические законы. Но одновременно население получает некоторое облегчение от налогов и служб. Ушли в прошлое массовые репрессии времен опричнины. Началось оживление хозяйственной жизни. Однако многие земли оставались в запустении, бегство населения не прекращалось. Ко всему прибавились неурядицы при царском дворе — Годунов, прибирая к рукам власть, устранял с политической авансцены своих противников из числа влиятельных князей и бояр, их приближенных. О правителе говорили всякое: то хвалили его за мудрый государственный ум и нищелюбие, то ругали за склопность к доносам, крайнее честолюбие и подозрительность. Все думали и гадали: что будет, когда уйдет из жизни царь Федор? Ведь мужского потомства царица Ирина Федоровна ему не принесла; дочка же вскоре после появления на свет оставила сей греховный мир... Правда, в Угличе сидел царевич Дмитрий — брат Федора, сын царя Гроз-
ного от последней, седьмой по счету, жены Марии Нагой. После смерти Ивана IV царевич с матерью по существу оказались в ссылке, Углич выделили им в своего рода удельное владение. Нагие и их сторонники с ненавистью следили за возвышением Годунова. А тот, с помощью своих соглядатаев, не спускал глаз с Нагих, мечтавших о троне для царевича. Но возможный наследник при загадочных обстоятельствах погибает 15 мая 1591 года во дворе угличского терема — будто бы он во время игры с «робятками» наткнулся на нож. В городе тут же вспыхнуло восстание, н его участники расправились с представителями Москвы, сидевшими в приказной избе (центр местного управления), и угличскими богатеями. Из столицы по повелению Годунова прибыла следственная комиссия во главе с боярином князем В. И. Шуйским, властолюбцем, льстецом и интриганом, и она выдвинула версию о самоубийстве царевича. Ее поддержали в Москве. Восставших угличан жестоко наказали — последовали казни и ссылки в Пелым, недавно построенный в Западной Сибири городок; «и от того,— по словам современннка- летописца,— Углич запустел».
Все как будто успокоилось. Но ненадолго. По Москве и всей стране поползли слухи: царевич Дмитрий — не самоубийца, а жертва расправы. Джером Горсей, другой англичанин, находившийся в то время в Москве, 10 июля, около двух месяцев после гибели Дмитрия, сообщал в Лондон: сын Грозного «жестоко и изменнически убит».
Через семь лет, 7 января Qjj)98) года, скончался «смирением обложенный» царь Федор Иванович - династия Калиты угасла, и вскоре царем стал Годунов. Исполнилась его заветная мечта — долгий и тернистый путь к высшей власти увенчался торжественным венчанием на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Его ум, рассудительность, красноречие, некоторые меры по облегчению народных тягот поначалу вызывали определенное расположение к основателю новой династии, рождали надежды. Но они довольно быстро угасают. Все большее, и в придворных кругах, и в простом народе, негодование вызывают двоедушие и коварство Годунова, его безграничное властолюбие и склонность к наветам ябедников, доносчиков. Для достижения своих целей — так считают очень многие — он пойдет на все. Молва обвиняет его во всех грехах — не только в убийстве угличского младенца, но и в смерти царя Федора, его жены царицы Ирины (своей родной сестры!) и их дочери Феодосии. В этих разговорах и слухах невозможно отделить зерно от плевел. Да и не в этом суть того, что происходило тогда, на переломе двух столетий. Главное — это невыносимые тяготы простого народа, продолжавшиеся несколько десятилетий; и неудивительно, что все беды, случавшиеся в те годы, стали постепенно связывать с именем царя Бориса.
К концу столетия усиливается отпор народных низов нажиму властей и феодалов. Так они отвечали на гнет и насилия, ухудшение своего положения. Да и как было не роптать, когда одни государственные налоги в XVI столетии увеличились в 30 раз! В начале века с сохи1 брали 5 рублей, в конце его— 151 рубль. Сильно возросли барщинные работы и оброчные платежи крестьян в пользу владельцев. А размер крестьянских наделов существенно сократился; например, у монастырских крестьян в центре страны — на 40 процентов.
Крестьяне сопротивляются всеми силами и средствами — бегут от господ, отказываются нести повинности и вносить налоги, плохо работают на феодалов, убивают их самих и их приказчиков, слуг. Расширяются по всей стране действия так называемых «разбойников», часто имеющие антифеодальную направленность. Вспыхивают волнения и восстания. С особым упорством борются монастырские крестьяне. В середине 90-х годов крестьяне Иосифо-Волоколамского монастыря почти поголовно выступили против хозяйственной реформы, которую объявил келарь (глава хозяйственного управления) Михаил Безнин, из бывших опричников и любимцев Грозного. По его распоряжению крестьян переводят с оброка на барщину, а у жителей Осташковской и других слобод втрое увеличивают оброк. Дальше — больше: крестьян
