польских прихвостней кожевника Федьки Андронова и князя Василия Мосальского — или на соседство холопа Ивана Болотникова и его бывшего господина князя Андрея Телятевского.
Спутав старый порядок и поспешно выстроив новый, Смута не отменила прежних противоречий развития страны, но бросила иной свет на эти противоречия, пробудив сознание и призвав к исторической жизни всю без изъятия массу населения. Смута была первым общенациональным движением, равным по масштабу начавшемуся освоению Сибири и южных окраин и будущему церковному расколу. Все эти потрясения шли от одного корня и питались извечными конфликтами русской истории.
Смута была тем порогом, через который России необходимо было переступить, чтобы войти в Новое время. Споткнувшись, Северная держава все же вступила в первый этап своей европейской истории, который оказался военной, социальной и политической трагедией, известной как «общий кризис семнадцатого столетия»1. Наравне с другими европейскими державами, но с несравнимо большим напряжением, Россия вела внутренние религиозные войны (раскол), ввязывалась в многолетни^ кровопролитные баталии со странами «восточного барьера» — Польшей и Швецией, усмиряла целые армии повстанцев (Разин). Именно события Смуты подсказали Ключевскому завораживающий образ России — летящей птицы, «которую вихрь несет и подбрасывает не в меру сил ее крыльев...».