солдат. Последние были размещены в Кремле, в стольницкой (самой лучшей крепости в Москве, называемой «императорской резиденцией»), и в их власти был порох и пули и все военные припасы. Эти 5000 поляков расположились в посаде внутри стены, где, собственно, и есть самый город, не желали квартировать ни в каком другом месте и не давали убедить или принудить себя вернуться в лагерь, как этого ни желали и ни добивались московиты, ибо здесь было теплее и лучше, чем в поле, они получали для себя, для слуг и для лошадей корм и муку, а кроме того, ежемесячно полное жалованье из московской казны, отчего казна еще больше истощалась и опустошалась, чем во времена Шуйского.
Димитрию был очень тягостен его позор, а именно то, что поляки вторично ему изменили, а его земляки, русские, ему налгали. Не ожидая больше ничего хорошего ни от тех, ни от других, он сказал себе: «Я должен набрать турок и татар, которые помогут мне вернуть себе мои наследные владения, иначе я ничего не добьюсь, а уж если я и тогда не получу эти владения, то так разорю и разрушу их, что они немногого будут стоить,- и пока я жив, я Россию в покое не оставлк».
После этого он послал одного из еще оставшихся у него поляков, пана Кернозитского (он был более предан Димитрию, чем полякам), в Татарское царство (так называют его московиты, а оно только королевство) Астрахань, расположенное в 500 милях от Москвы. Этот Иоанн, предтеча Димитрия, должен был проложить ему дорогу в Астрахань через широкие невозделанные степи, передать от него привет и большую милость астраханцам и сказать им, что он со своей царицей приедет к ним и будет держать свой двор у них по той причине, что Московитская и Северская земли слишком опоганены нехристями.
Если бы этот переезд состоялся, России пришлось бы еще хуже, но Бог не захотел этого и чудесным образом отвратил беду, лишив Димитрия разума и сделав так, что он начал свирепствовать и среди тех немногих татар и казаков, которые были его самыми верными и любимыми воинами, состояли при нем день и ночь, охраняли его, ездили с ним на охоту и на другие потехи, так что ни один немец или поляк не был к нему так близок. Он приказал тайком бросить в реку Оку и утопить татарского царя Касимовского по той причине, что родной сын этого царя из ненависти ложно донес на него Димитрию, будто бы он намеревается отпасть и уехать в Москву.
Когда об этом жестоком убийстве узнал татарский князь Петр Урусов, он сильно рассердился на Димитрия и на сына утопленного татарского царя, который был источником предательства против собственного отца и не мог отрицать, что явился причиною его смерти. Этот Урусов решил подкараулить его ночью в Калуге и убить, когда он выйдет от царя и поедет домой. Но ему повстречался другой знатный татарин, по платью и по внешности очень похожий на того, и он снес ему своей саблей голову. Димитрий, которому донесли об этом и подали жалобу на князя Петра Урусова, велел бросить его в тюрьму, несмотря на то что очень его любил (за то, что он очень хорошо знал дороги на Астрахань). Приказал он посадить за приставов еще и 50 других татар и сильно помучить их несколько дней.
Но затем он снова вернул им свою милость, восстановил всех в прежней службе и снова стал доверять им точно так же, как прежде,— брать их с собой на охоту, посылать их в разведку, не только для того, чтобы добывать сведения о королевском войске, но и для того, чтобы всех, какие только попадутся, поляков и польских купцов на больших дорогах, а также польских холопов и слуг во владениях, принадлежавших их господам, хватать и доставлять к нему в Калугу со всем, что у них было.
Службу эту татары несли послушно и старательно (невзирая на то, что они за учиненный им срам и позор таили в сердце сильную ненависть к Димитрию, которую они, однако, искусно скрывали почти два месяца, а потом страшно отомстили ему, о чем будет сказано ниже). Они часто приводили по 10, 11, 12 поляков, которых хватали в ночное время из постелей в поместьях и также много купцов с дорогим товаром и всяким добром, которых они встречали на больших дорогах. Некоторых из этих поляков по приказанию Димитрия лишали жизни тяжким и жестоким способом. Почти каждое утро находили посреди рынка 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12 мертвых поляков, убитых ночью, безжалостно израненных и изрубленных и таким образом замученных до смерти. Они валялись под открытым небом до тех пор, пока их наполовину не пожирали собаки, тогда только их увозили, бросали в яму и зарывали. Это были большею частью благородные дворяне и значительные люди. Многих из таких захваченных поляков и польских купцов, как только их привозили в Калугу, отводили к реке Оке и сразу бросали живьем в воду и топили.
Поскольку татары показали себя такими преданными при захвате поляков и проявляли усердие на всякой службе и Димитрий поэтому думал, что все они забыли про тюрьму и позор, он стал доверять им еще больше и, едучи на охоту или на прогулку, брал с собой только своего шута Петра Козлова, отъявленного злодея и кровопийцу, двоих или троих из своей дворни, но ни одного немца, поляка или русского боярина, а вместо них 20 или 30 татар. Им он доверял свою особу, забыв, что говорится: «Доверься, так и конь твой убежит». Татары эти много раз уезжали и приезжали с ним, были очень старательны и услужливы, пока не дождались удобного времени и случая.
Тогда они дали указание всему своему татарскому войску, чтобы те были в любое время наготове со всем, что у них есть, и как только царь в следующий раз опять поедет на охоту, как можно незаметнее вывели своих близких из Калуги, сами ушли так, чтобы никто из них там не остался, держали путь на Пельну и там дожидались, пока князь Петр Урусов приедет к ним с царской охоты и уведет их из России опять на родину в Татарию.
11 декабря было особенно злополучным и несчастливым днем, особенно для Димитрия. В это утро он поехал в санях на прогулку, взял с собой, по своему прежнему обыкновению, только шута Петра Козлова, двух слуг и еще татарского князя с 20 другими татарами. Когда остальные татары узнали об этом, они поспешно вышли, одни в одни ворота, другие в другие, вместе со своими женами и детьми, взяв с собой все, что могли, и собрались в Пельне; было их там свыше 1000 человек, не считая женщин и детей.
Когда же Димитрий отъехал в поле на расстояние примерно четверти путевой мили от города, открылся тайник, в котором долго была заключена и сокрыта злоба татар на Димитрия. Татарский князь Петр Урусов зарядил свое ружье двумя пулями, подъехал как только мог ближе к саням Димитрия, стал льстить ему и так смиренно говорить с ним, что Димитрий не мог заподозрить ничего дурного. Князь же, очень ловко приготовившись к нападению, выстрелил в сидевшего в санях Димитрия, да еще, выхватив саблю, снес ему голову и сказал: «Я научу тебя, как топить в реке татарских царей и бросать в тюрьму татарских князей, ты ведь только ничтожный, дрянной московит — обманщик и плут, а выдавал себя за истинного наследника страны, и мы преданно служили тебе, вот теперь я и возложил на тебя ту самую наследную корону, которая тебе подобает».
Шут Петр Козлов и двое слуг не захотели дольше смотреть на эту трагическую коронацию, ускакали, примчались в Калугу и рассказали, какая у них была плохая необычная охота и забава и как царя Димитрия короновал татарский князь. После того как князь Петр Урусов так ловко надел на Димитрия подобающую ему наследную корону, он отправился с находящимися при нем татарами из России опять в Татарию, свое отечество. Дорогой они грабили и брали все, что им попадалось. В Калуге стали выстрелами из пушек давать условный знак, чтобы все солдаты, находившиеся снаружи, поняли, что что-то произошло и им нужно спешно собраться в городе. Но когда они сошлись, татары были уже так далеко, что невозможно было догнать их и захватить.
Однако небольшое число татар осталось все же в Калуге, скорее всего потому, что им об этом заговоре не было известно или же у них не было лошадей, на которых можно было бы проделать столь долгий путь. Бедных людей, как зайцев в поле, гоняли из одной улицы в другую, а когда они уже не в силах были больше бежать, рассекали или забивали насмерть саблями или дубинами и бросали, как собак, в одну кучу. Им пришлось расхлебывать то, что заварили другие, хотя они, надо думать, ни слова не знали об этом деле, ибо если бы знали, то подобно другим, наверное, убрались бы куда-нибудь.
После этой травли татарских зайцев князья, бояре, казаки и местные жители отправились за город, осмотрели место охоты, нашли своего царя, разрубленного надвое и лежащего в одной только рубашке, положили его обратно в сани и отвезли в кремль к царице. Там его чистенько вымыли, отнесли в зал, приложили голову снова к туловищу, и каждый, кто хотел, мог прийти и посмотреть на него. Через несколько дней он был похоронен по московитскому обряду в кремлевской церкви в Калуге. Там он лежит и по сей день. Пока мир стоит, потомки в Московитском государстве будут вспоминать его и вечно благодарить татарского князя за то, что он так замечательно надел на него корону и тем положил конец его свирепствованию, ибо из-за него во всей России было много бед, сильных опустошений, убийств и смертей.
Каким печальным и грустным днем этот день 11 декабря был для благочестивой царицы Марины
