— Надо же выяснить, наконец, отношения.
— А разве они не выяснены? Все нормально — ты врозь, я — врозь. Мне такие отношения нравятся.
Она спокойно вынесла его укоряющий взгляд.
— Значит, расставаться?
— Близости особой не было — расстаться не трудно.
Помолчав, он сказал, уязвленный:
— Дурак я — поверил… Не надо было оставлять тебя на это время. Поддалась бы…
Она согласилась:
— Очень возможно. Были тяжелые минуты, за ласковое слово душу бы отдала. Ничего, перестрадала. Все к лучшему.
Он, однако, не считал, что все к лучшему. Его возмущала ее хладнокровная жестокость. С первого знакомства она легла ему на сердце, он ей так прямо и высказал: «Желаю тебя в жены, Вера!» Ее увлечение Георгием прошло на его глазах — разве он хоть словом, хоть разок упрекнул ее?
— Держался ты благородно. Только отсюда еще не следует, что мы пара.
— Какого же тебе еще шута надо, если от меня отказываешься?
На это она не сумела сразу ответить. Она лежала на спине, заложив под голову руки. На небе розовели редкие облачка, с востока сереющей полосой накатывался вечер. Вера вспоминала, как еще недавно, где-то неподалеку от этого места, она вела такой же разговор о цели своей жизни. Нет, правда, есть ли цель в ее путаном существовании? Чего она добивалась, умчавшись из Москвы в эту глушь? Достигла ли того, чего искала? Тогда все казалось простым и ясным, цель была четка, она не покраснела, когда председатель в райкоме брякнул при всех: «Замуж надумала, что там выбор больше?» Да, большой выбор, большой, парней — кругом! А ты кинулась на шею первому встречному, — как же так? Не выбирала, не прикидывала, не спрашивала, любит ли, просто отдалась. Нет же, не просто, совсем не просто, не одного замужества тебе хотелось — серьезных, по-настоящему глубоких отношений, чтоб от слова дрожала душа, от взгляда замирало сердце, чтоб слово стало делом, взгляд — поступком! Разве не из-за этого ты рассорилась с Георгием, он превращал любовь в забаву и развлечение, ни забавляться, ни развлекаться ты не пожелала. Вот оно, пришло то, к чему ты стремилась, то самое, теми же словами высказанное: серьезные отношения, глубокие чувства, муж — уважаемый добрый человек. Глупая, хватайся обеими руками, чего ты колеблешься? Не нужно мне ни этой глубины и серьезности, ни уважаемых добрых мужей, ничего не нужно, лучше уж забавы и развлечения, чем это серое добротное счастье!
Вера приподнялась. Миша ждал ее ответа. Вера сказала с грустной досадой:
— Не поймешь ты! Не отказываюсь, нет, а не нужен ты мне.
— Другой приглянулся, раз меня не хочешь — так я это толкую.
— Нет, не понимаешь!.. Хочу тебя, именно — хочу. Неужели я не разбираюсь, что жить с тобой, как у Христа за пазухой — и почет, и внимание, и удобства. Но не нужен ты мне. Хочу, а не нужен.
Этого он не понимал. Нужно необходимое, без чего нельзя прожить — хлеб, вода, воздух. Любит человек или не любит, все равно он живет, любовь не жизнь — украшение жизни. Любовь — желание, захоти любить — любишь!
Она отмахнулась.
— Понимай по-своему, твое дело. Кончим на этом.
Он стал надевать лыжи.
— Пойдем, нехорошо долго валяться на мерзлой земле.
Солнце заканчивало свой путь по короткой зимней дуге — багровое и холодное, оно падало в чащу, сосны и пихтачи вспыхивали последним его отражением. Снег из синевато-белого превратился в розовый, все вдруг, даже воздух, засверкало, засияло и замерцало. В лесу стояла тишина, такая недвижно-огромная, словно лес вслушивался в себя.
Вера по-прежнему шла впереди, скрип лыж единственный нарушал вечернее лесное безмолвие. Белый Верим полушубок окрасился в тонкие цвета, стройная, вся розовая, она скользила между стройных розовых стволов. Миша, опустив голову, молча шел по ее лыжне.
Недалеко от поселка Вера остановилась. Тайга погасла, снег посерел, теперь вспыхнуло, словно подожженное недавним лесным сверканием невысокое смирное небо — оно расширилось, стало выше и глубже. Мрак захватывал север и восток, на юго-западе разливалась неистовая заря. Дымные пламена рвались из-за края земли, ночь оттесняла их, вскоре только гранатово-красное кольцо отмечало точку, куда упало солнце.
Вера протянула руку на закат, его последние блики еще играли на ее похудевшем лице — никогда она не казалась Мише такой красивой, как сейчас.
— Чудесно, Миша, правда?
Миша спросил с горечью:
— Скажи, ты еще любишь его?..
Вера ответила медленно, словно раздумывая:
— Не знаю… Нет, не люблю! За что его любить?
Глава седьмая
НЕБО СТАНОВИТСЯ ГЛУБЖЕ
1
Из-за болезни Вали Лена перестала приходить к Чударычу. Она не являлась в библиотеку даже в воскресные дни, свободные часы захватывал Георгий. Чударыч попенял ей при встрече, ее тронули его ласковые укоры. Она пришла вечерком после работы. Старик провел ее в свою комнатушку, усадил на стул, сам сел на топчан. В читальном зале уже не было так много народа, как в первые дни, и читатели справлялись сами. Один Игорь по-прежнему приходил каждый вечер, но теперь изучал не справочник юного каменщика, а технологию деревообделочных работ.
Чударыч интересовался, где Лена проводит свободные часы. Поколебавшись, она рассказала о встречах с Георгием. Она ожидала, что Чударыч разругает ее за легкомыслие, но он даже не удивился.
— Я был уверен, Леночка, что рано или поздно вы подружитесь!
— Мы разные люди, — сказала Лена. — Но, откровенно говоря, я к нему переменилась. Раньше я видела в нем одно плохое.
Чударыч постарался скрыть улыбку.
— Думаю, вы оба переменились. Он стал лучше, вы — глубже. Раньше вы различали его поверхность, теперь проникаете в сущность.
— Но почему же все время видела одно да одно, потом — без подготовки — совсем другое?
На это у Чударыча нашелся обстоятельный ответ, нечто вроде теории развития характеров. Человек развивается не постепенно, а большими скачками. Движение по жизни походит на веревку с узлами: длинный ровный участок, на нем накапливаются пока еще незаметные свойства и особенности характера, потом, при крупном событии, они разом проявятся и закрепляются — узел. Новое движение по ровному участку, новое накопление свойств и особенностей, новая вспышка — второй узел. Он не хочет этим сказать, что у человека за жизнь сменяется много характеров, или, как раньше говорили, «душ». Нет, душа одна, но она движется из одного состояния в иное, она может стать лучше и хуже, осуществить и погубить заложенные в ней возможности — она та же, но и другая, вот как он это понимает. Она растет, у нее свое младенчество, детство, зрелость и увядание. Любовь — одно из сильных и своеобразных состояний души, когда она приходит, дремлющие возможности вдруг словно вспыхивают. Человек не преображается, а осуществляется, меняет свое состояние, как меняет его дерево, зацветая. И, конечно, любовь чаще всего —
