беспробудно и почти уже не шарили по чужим огородам. Аду Ивановну народ осуждал.
Шарик, пес Гулькиных, при таких хозяевах, разумеется, бедствовал, они его и раньше-то почти не кормили, а теперь и вовсе перестали. Да и нечем. Шарик был благородным красавцем из породы борзых. Его грязно-свалявшаяся шерсть и нездоровая худоба не заслоняли врожденной интеллигентности. Спокойная стать, изысканная умная морда, деликатный характер. Где его взяли Гулькины? Скорее всего, украли. Шарик производил на людей глубокое впечатление, в деревне его любили. От суровой жизни он не озлобился, напротив — подойдет к калитке, кашлянет разок-другой, ждет, чтобы хозяева заметили и пригласили войти. Ел он все, чем его угощали — сырые овощи, картофельную кожуру, плесневелый хлеб, подгнившие яблоки… Ел неторопливо, с достоинством, как в дорогом собачьем ресторане. Шарик не делал различия между куском мяса и соленым огурцом, во всяком случае, не показывал виду. Он смаковал предложенное блюдо, время от времени отрываясь от еды, чтобы бросить хозяевам полный благодарности взгляд.
Ночевал Шарик у Гулькиных, в своей будке, а днем гулял по дворам. Одинокие старухи рассказывали псу свои истории, и он их внимательно слушал, поводя ушами, будто понимал. Что и говорить, любой был бы рад приютить Шарика, бескорыстно, просто из уважения к его собачьему уму. Каково же было всеобщее удивление, когда этот удивительный пес решил уйти от старых хозяев и поселиться у Ады Ивановны. Чтобы подтвердить серьезность намерений, Шарик принес к ней во двор свою подстилку. Сначала Ада хотела сколотить Шарлю новую будку, но, поразмыслив, поселила его в покосившемся деревянном флигеле, который уже собиралась сносить.
Ада и Шарль стали неразлучными друзьями. До того дошло, что Шарль стал таскать ей чужих кур и гусей. Ворюгой стал, прямо как его бывшие хозяева. Как-то почувствовал он, что Аду Ивановну радует любая прибыль. Схватит зазевавшуюся курицу, перекусит горло, и бежать. А хозяйка ощиплет ее, сварит бульон. Соседи вначале приходили с претензиями, но Ада только пожимала плечами — откуда мне знать, что она ваша? Все эти куры одинаковые… Шарля-Шарика стали гнать от своих огородов. Как завидят, отгоняют камнями, однажды мужики хотели проучить его палками, но пес оказался увертливым, сбежал. Однажды Шарль приволок соседского петуха-производителя, еще живого. Соседка Ады так орала, что потеряла голос. Ада отдала ей петуха и попросила Шарля прекратить воровство, она, конечно, ценит его заботу… но ведь им и без того хватает, дом — полная чаша. Шарль все понял и перестал совершать свои набеги.
Олежка, шестилетний внук Ады Ивановны, обожал Шарля. Он так и говорил — я еду в деревню к Шарлю с бабулей! Сын-поэт и его жена-поэтесса стали привозить ей сынишку на лето, пусть побудет на воздухе, на козьем молоке. И Ада была не против, она любила малышей. Их милое лопотание, смешные умозаключения, а главное, полную беспомощность и зависимость от взрослых. Приятно сознавать, что есть существа, которые без тебя не выживут, за это она ценила и домашних животных. Олежка выглядел здоровым крепышом, и хотя Ада Ивановна в душе презирала сноху, заумную девицу с зеленоватым лошадиным лицом, по-своему она была ей благодарна, ведь надо же — кожа да кости, а удалось родить здорового ребенка, переломить ханыгины гены. Ада и не надеялась, что от ее младшенького может родиться что-то приличное.
Олежка рос добрым мальчиком, однажды вдруг заявил — «Все, бабуля, я теперь уже взрослый, буду тебе помогать!» Он старательно вскапывал свою личную грядку и сажал туда разные семена, научился подвязывать помидоры, собирал колорадских жуков в баночку с керосином. Ада Ивановна рассудила, что шестилетнему внуку пора уже становиться мужчиной и видеть жизнь, как она есть. Поэтому она перестала скрывать от внука ту вынужденную жестокость, которая всегда сопутствует деревенской жизни.
Сначала Ада отрубила голову старой несушке, и стала ощипывать еще агонизирующую тушку. Поможешь бабуле? Внук разрыдался и убежал. За обедом он отказался есть курицу, и Ада не настаивала. Она предложила ему жаркое из кролика, и внук съел с удовольствием. Через пару дней Ада спросила, хочет ли Олежек жаркое, он хотел. Ада повела внука на задний двор и показала, как правильно убивать зверька, чтобы сохранить шкурку. Олежка умолял не убивать пушистика, но бабуля только посмеивалась — «Если не убивать, мы с тобой сами умрем…» Внук трясся всем телом и судорожно глотал слезы, а бабушка ловко свежевала кролика. Ничего, думала Ада, пусть привыкает…
Но внук стал нервным, раздражительным, замкнулся в себе и перестал есть мясо. «А колбасу любишь есть? Она ведь тоже из Мишки сделана, помнишь, рыженький бычок у нас был прошлым летом? А осенью я его чик-чик… Ты думаешь, мясо на деревьях растет? А шашлык все ели, когда родители тебя привезли, помнишь? Это из козочки, она в колючей проволоке запуталась, пришлось зарезать. Ты же мужик, привыкай…» Но внук не желал с ней разговаривать, и только Шарлю жаловался на свою злую бабушку, но так, чтобы та слышала. Вот же упертый какой… — удивлялась Ада.
А тут еще Мурка ночью окотилась, родила десять разноцветных котят. Ада, как обычно, утопила котят в ведре, а после выбросила их в туалет. А Олежек, как назло, вскоре пошел в туалет и, расстегивая штанишки, с ужасом обнаружил, что внизу, посреди зловонной горы, лежат маленькие котятки. Он с криком выскочил из туалета, укакавшись прямо в штаны. Ада Ивановна не собиралась в очередной раз испытывать внука, просто она не подумала, что Олежек уже стал пользоваться взрослым туалетом. Раньше-то она сажала его на горшок… Тем более, что этой ночью ей приснился Шарль, и он говорил с ней человеческим голосом — «Ада, не валяй дурака, оставь ребенка в покое, а то вырастет психом. Не у всех же такие крепкие нервы, как у тебя». И Ада пообещала. Так что, когда внук бросился на нее с кулаками, она не сразу сообразила, что произошло.
К обеду Олежек пропал. Ада и Шарль обыскали все сараи, обошли окрестности, заглянули в каждый дом… Безрезультатно. Ада даже всплакнула — хотела, как лучше, и вот, не уберегла внука. Но все обошлось. Оказалось, что Олежка решил уйти в город к маме и папе. Он шел по дороге и уже почти дошел до ближайшего села, когда его заметил участковый милиционер и отвез в отделение. Мальчик знал свою фамилию, и вечером его вернули бабушке. С этого дня Олежек вел себя ужасно, и Ада Ивановна отправила сыну телеграмму, чтобы срочно забирали Олежку домой.
За Олежкой приехала мама, но когда выяснилась причина его истерик, то обругала тещу самыми последними словами. И напоследок заявила, что больше никогда не доверит ей внука. Ада тоже в долгу не осталась. Чему может научить ребенка эта худосочная ханжа, писака кривоногая? Рифмовать всякую чушь? Они что, святым духом питаются? Жрут свои вонючие сосиски из магазина… пожалеют еще!
И остались они с Шарлем одни, и жили неплохо. Осенью заготавливали сено, ходили по грибы, сушили их на зиму. Шарль обладал особым нюхом на белые, так что других и не брали. Зимой отсыпались и перечитывали старые журналы, весной сажали огород, а летом уж точно скучать не приходилось, работы хоть отбавляй. Время от времени Ада видела Шарля во сне, и тогда они всласть беседовали по-настоящему. Обычно они прогуливались по берегу реки, причем Шарль шел рядом с ней вертикально, на двух лапах, словно человек. За пять лет они обсудили многое — и школьные годы, и неудачную семейную жизнь, и то, как удачно сбежал ханыга, даже убивать не пришлось, и почти забытого старшего сына, и младшего с придурковатой женой, и всех местных жителей, и провалившуюся перестройку, и пьяницу Ельцина. Затрагивали и философские вопросы, и даже что-то про бога… причем инициатором всегда был Шарль, Аду эти темы не трогали, она поддерживала беседу из вежливости.
Однажды возвращаясь с прогулки, уже наяву, Ада и Шарль повстречали молодого священника. Мельком взглянув на Аду, священник вдруг вскрикнул «Изыди!», трижды перекрестился и быстро пошел, почти побежал прочь, на ходу бормоча молитву. Ада Ивановна была озадачена. В чем дело? Он что, сумасшедший? Шарль тоже расстроился — побрел домой, не поднимая головы. В соседней деревне недавно восстановили разрушенную церковь, и народ стал постепенно приобщаться к религии. Ада Ивановна в церковь не ходила, религиозных людей она вообще считала умственно отсталыми, но на Рождество всегда запекала гуся с яблоками, а на пасху красила яйца и обкладывала ими высокий кулич. Она делала это просто так, ради гастрономического разнообразия.
Как-то в солнечный весенний денек Ада решила из любопытства посетить новую церковь, должна же она быть в курсе. Но в тот момент, когда она собиралась переступить порог церкви, оборвалась строительная люлька, висевшая прямо над входом. Ада была бы раздавлена на месте, но Шарль мгновенно оценил ситуацию и толкнул остолбеневшую хозяйку в спину. Ада влетела во внутрь церкви, и, потеряв равновесие, упала лицом на каменные плиты…
Но эти ушибы — ерунда, зажили за неделю. Шарль не успел отскочить, ему придавило задние лапы, и
