Под крылом доктора Фрейда

Альфия взглянула на него со скрытой насмешкой.

— А мне показалось, что нет.

Он спросил:

— Это еще почему?

Она слегка потерла кончик носа.

— А потому что спрашивали вы меня, конечно, о жене, но ведь по сути вас интересовали два сугубо личных момента: первый — как могли вы сами, такой замечательный ученый, проглядеть ее заболевание, и второй — вас очень интересует вопрос времени — когда вы сможете приступить к вашим делам.

— Неправда! — в запале сразу ответил Виталий. Она не стала его убеждать в своей правоте, и, будучи по природе человеком объективным, Виталий не мог не поправиться: — Частично неправда!

Альфия грустно усмехнулась:

— Значит, частично все-таки правда?

Он подумал и сознался:

— Тут такие обстоятельства, что не думать о делах я не вправе.

— У всех обстоятельства, — вздохнула она. — А жизнь одна…

Она еще помолчала, думая о себе, а потом, слегка скривившись, спросила:

— Но все-таки, как же могло так получиться, что вы не замечали перемен в жене?

— Можно я сяду? — вдруг попросил он.

— Садитесь, конечно.

Она, наоборот, встала, подошла к окну и посмотрела сквозь шторы на улицу. В отделения возвращались больные — заканчивался час вечерней прогулки, и те, кому разрешалось выходить, спешили назад. Таких больных со свободным режимом было немного, остальные гуляли в огороженных садиках возле отделений. Такие садики, вернее палисадники, имелись и возле их корпуса. Для женщин из семнадцатого отделения — с внутренней стороны двора, а для мужчин Володиного, шестнадцатого, отделения — с наружной. Такое разделение было сделано специально. Во-первых, чтобы больные не смешивались между собой, а во-вторых, у мужчин (все доктора это отмечали) отмечалась большая тяга к садоводству, чем у женщин. Если женщины просто сбивались в кучки и постоянно болтали, то представители сильного пола проявляли настоящие чудеса изобретательности и дизайнерского искусства. Возле некоторых отделений были даже устроены прудики, обсаженные специальными растениями; ухоженные кусты роз вились по перголам, а красиво выстриженные деревца напоминали о французских регулярных парках. Различные комиссии и делегации, приезжавшие в больницу, всегда восхищались чудесами садово-паркового искусства, и это обстоятельство главный врач Преображенов умело использовал. Во время экскурсий по территории больницы он всегда приводил комиссии посмотреть такие садики. Казалось, вместе с гостями он наслаждался произведенным эффектом — и те, сами не понимая как, соглашались помочь больнице. Вот и теперь Альфия увидела, как пара больных с лопатами наперевес под руководством Володи Бурыкина направилась от их корпуса куда-то вдоль боковой дорожки.

— А знаете, — не глядя на нее, заметил Давыдов (он как-то обмяк после этой недавней вспышки гнева), — я ведь теперь только понял, что действительно многого не замечал. Ведь мы с женой даже не смотрели друг на друга в последнее время! Жили вместе, работали вместе, спали вместе, но совершенно не замечали друг друга… — Он потер себе лоб. — Думаете, ужасно? — Он помолчал. — Конечно, ужасно. Всю жизнь проработали в одном институте. Занимались одними проблемами. И практически не обращали друг на друга внимания.

— Как это так? — не поняла Альфия.

— А очень просто. Представьте: обычное утро. Я в ванной. Щеки в мыле. Во рту зубная паста. Жена спрашивает из кухни: «Ты будешь чай или кофе?» Мне все равно. Можно чай. Можно кофе. Можно кефир. Я выпиваю кофе — она уже в спальне. Причесывается. Спросите меня, в чем она ушла на работу? В синей кофточке или в красной? А я не видел, когда мы выходили, она была в плаще. Или в шубе. Или в костюме. «Ты закроешь дверь?» Это она уже от лифта. «Закрою. А ты куда?» — «Забегу в магазин. Куплю что-нибудь поесть на вечер и на работу». И ее уже нет. Или нет меня. «Ты куда?» — «В автосервис. Надо поменять колеса на зимние. Или на летние. Или заехать к маме. Или купить новый пиджак». — «Разве старый уже не хорош?» — «Его покупали три года назад». — «Встретимся вечером?» — «Как всегда». — «Тебя подождать?» — «Наверное, не стоит. Я днем уеду в строительную организацию насчет ремонта крыши. В четвертой лаборатории с потолка каплет». — «Тогда созвонимся днем?» — «Отлично. Я тебе позвоню». Вот такая была у нас жизнь.

— Но ведь вы говорили, что у вас было на редкость тесное сотрудничество в работе?

— Ну да. Говорил. Мы общались по телефону.

Альфия посмотрела на него недоверчиво.

— А вечером? Ну, вы же встречались вечером?

— А что вечером? — пожал он плечами. — Всегда одно и то же. «Устала?» — «Устала». Я тоже устал. «Спокойной ночи?» — «Спокойной ночи». А вы говорите, заметил ли я? Да если бы меня спросили в милиции, как выглядит моя жена, я не смог бы толком рассказать. Я только вижу, что сейчас она выглядит не так, как раньше.

Альфия сказала:

— Ужасно.

И тут же смутилась: как это могло у нее вырваться? Ведь она же никому не вправе давать оценки. Он рассказывает, она слушает. И не из любопытства. Исключительно для работы.

Он снисходительно усмехнулся.

— Вы сказали: «Ужасно»?

Ей некуда было отступать. Она лишь пожала плечами.

— Это лишь мое личное мнение. Вас оно никак не должно касаться.

— Извините, вы замужем?

Альфия помялась.

— Нет.

— И наверное, не были. Иначе бы не спрашивали.

Альфия нахмурилась. Строго посмотрела на него исподлобья.

— Не обижайтесь. Просто вам не понять. Вам кажется ужасной такая жизнь. А на самом деле ничего ужасного. И необычного. Так живут тысячи людей. И даже гораздо хуже. Мы с женой не обманывали друг друга. Другие — обманывают. Врут прямо в глаза и считают, что в этом есть сермяжная правда.

Альфия обозлилась.

— Вы бы еще поставили себе в заслугу, что никого не убили.

— А я никого и не убивал! — Давыдов не понял ее сарказма.

— Ну да. Не обжирайся, не прелюбодействуй, не убивай. Что там еще осталось? Не укради? Умерь гордыню? Вот с этим последним у вас явно нелады.

— Что вы имеете в виду? — Он был несколько обескуражен.

Она подошла и села прямо напротив него, закинула ногу. Прищурила глаза.

— Естественно, вы не понимаете. Поэтому и не можете рассказать о жене. Я слушаю вас уже битый час. И что я слышу? Вы хоть минуту рассказывали о ней? Нет, вы говорили мне о ваших отношениях, вы оправдывались, но вы ни слова не сказали о том, какая была ваша жена. Да, она заболела, но ведь не умерла. Она есть и еще будет. И у нее будут проблемы, ее надо будет лечить, ухаживать за ней. И это при том, что никто не может гарантировать результат.

Он помолчал.

— Вы что, думаете, я не справлюсь?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Другие в основном справляются. Некоторые — нет. Но это зависит не только от вас.

— А еще от чего?

— От течения болезни.

Он помолчал, и Альфия увидела, как ресницы его увлажнились. Он вытер их платком.

— Я до сих пор не верю, что она больна.

Альфия снова встала. Пересела за свой стол.