любовь? В этот момент она его ненавидела.
— Я хочу тебе кое-что показать, — усмехнулась Альфия. — Сюрприз.
— Если вы в час ночи собираетесь делать мне сюрпризы… — Дима тоже не понимал, откуда берутся его язвительные, насмешливые слова, — …то время вы выбрали под стать месту работы.
Однако он все-таки пошел за ней. На пороге отделения она, не выдержав, с силой толкнула Сурина в направлении самодельного бокса, где на каталке так и лежало тело.
— Вот полюбуйся на свою работу! Смотри! — Резким движением она подтолкнула Диму к каталке.
— Что это? — Он опешил.
— Не узнаешь? — Она сдернула простыню с Олиной головы. Бордовые волосы дико блеснули в свете электрической лампы. — Ольга Хохлакова. Твоя безутешная поклонница.
Он весь взъерошился, попятился.
— При чем тут я? Я уже три дня не был в отделении.
— Вот в том-то и дело, что ты три дня не был в отделении, гад! Исчез без предупреждения, больных мне не передал, о состоянии ее не предупредил, не поставил меня как заведующую в известность…
У Альфии затрясся подбородок. Больше всего ей хотелось схватить его за грудки и трясти, трясти, пока ее не отдерут силой.
— Я не понимаю, почему она умерла, — произнес Дима, опустив глаза. — Я лечил ее правильно, по той схеме, что вы мне дали. Сначала ее состояние ухудшилось, но потом, мне показалось, что она стала чувствовать себя лучше.
— Показалось? А ты не крестился, когда тебе казалось? Вот объясни теперь ее родственникам, если они обратятся в прокуратуру, что ты лечил ее правильно. Они имеют на это полное право. Не для того же ты лечил ее правильно и хорошо, чтобы она повесилась!
Глядя на лицо Сурина, на котором во время ее речи отражалась вся гамма чувств, Альфия испытывала хоть и небольшое, но удовлетворение.
— Так она повесилась?
Он сделал шаг назад.
— К твоему сведению, она написала письмо, в котором объяснила, что не может без тебя жить. Твоя идиотка Полежаева рассказала ей, что вы собираетесь сбежать в свадебное путешествие.
— Может, это и к лучшему.
— Что-о-о?
Он подошел к каталке и горячо заговорил, глядя в Олино лицо, ставшее лунообразным, почти красивым:
— Подумайте сами, она была хорошая женщина. А какая ужасная у нее была жизнь! И чем дальше — тем хуже. Она ведь даже не могла надеяться на более или менее стойкую ремиссию. Она была обречена жить в больнице, у нее не было состоятельных родственников…
Альфия подошла к Сурину вплотную и схватилась за цепочку с крестом, едва заметно поблескивавшую на его шее.
— Это была
— А вы все книжки читаете?
Он стоял напротив Альфии с посветлевшими от бешенства глазами и искривившимся ртом. Пощечина от плеча — с размахом, выдававшим привычку ко всякой домашней работе, прозвенела последним салютом над Олиным телом.
— Еще будешь иронизировать? — Альфия отпустила крестик и занесла другую руку для нового удара.
— Не буду.
Дима улыбнулся новой для него самого кривой улыбкой, повернулся и вышел из отделения. Альфия сжала кулаки и сгорбилась над каталкой. И две жгучие слезы — от злости, от бессилия — капнули на не очень чистую Олину простыню.
Нинель Егоровна неслышно подошла сзади.
— И-эх, любовь-то что с человеком делает! Смотрите-ка, и не узнать Дмитрия Ильича! — сказала она и окончательно накрыла простыней голову Хохлаковой.
Дима
Дима открыл своим ключом дверь и вошел в квартиру. Было тихо, только через коридор из его комнаты слышался звук телевизора. Дима заглянул в родительскую спальню, в кухню. В раковине стояли оставшиеся от завтрака две тарелки и две чашки. На сердце у него разлилось тепло. Это их с Настей тарелки. Вот он пришел домой — а она здесь, в его комнате. Он вытащил из кармана куртки несколько мелких купюр — все деньги, которые у него остались, посмотрел на них и засунул обратно. Что деньги? Он чувствовал себя обладателем несметного богатства.
Он приоткрыл дверь. Настя сидела с ногами в его кресле, укрывшись до подбородка пледом, и смотрела телевизор.
— Как долго тебя не было! — Она протянула к нему руки. — Как я скучала! Где ты был?
— Я был в поликлинике. Недалеко отсюда. Устроился на полставки хирургом.
Он вытащил девушку из кресла и покружил по комнате. Сейчас он ездил в больницу, а в поликлинику ходил накануне.
— Что же, я теперь каждый день буду одна?
Он поцеловал ее нежно-нежно и виновато заглянул в глаза.
— У нас осталось совсем мало денег.
— А на ставку нельзя было устроиться?
Дима усадил ее обратно в кресло.
— Ставки не было. Но заведующая встретила меня очень хорошо. Обещала что-нибудь придумать.
— Когда?
— Кто его знает… Когда ставка освободится.
Настя встала в кресле во весь рост, как маленькая девочка, протянула к нему руки.
— Что же мы будем делать?
Он снова поднял ее и перенес на диван.
— Поезжу еще по другим поликлиникам.
Настя улыбнулась и закинула руки за голову.
— Удачно твои родители уехали в командировку.
— Почему?
— Целый год можно за квартиру не платить.
— Ну да. А то пришлось бы снимать. А так только квартплата. Это мы осилим.
Настя взглянула на него снисходительно.
— Ты меня не понял! Они же приедут с деньгами! Сами потом и заплатят за целый год.
— Ты что! Нас выселят за неуплату.
— Не выселят. Они приедут и все утрясут. Причина у них уважительная — командировка.
— Но мы же будем жить? Невозможно не платить.
Настя нежно обвила его шею руками.
— Что тут невозможного? Да и не надо им ничего говорить. Когда они приедут, мы будем уже далеко.
Он удивился.
— Где далеко?
Настя пожала плечами.
