поклон, взял Флору за руку, сказав:
— Ты сейчас же пойдешь домой.
Я дотронулся до его плеча.
— Нет, вероятно, не более как минут через пять наступит самая важная минута зрелища!
Он с бешенством повернулся ко мне.
— Бога ради, Сент-Ив, не начинайте ссоры! Неужели вы еще недостаточно компрометировали мою сестру?
На холме появилась фигура в сером сюртуке. За нею шел мой друг в пуховом жилете. Оба они направлялись к нам.
— Скорее, Сент-Ив! — крикнул Рональд. — Скорее бегите назад через каменоломню. Мы не помешаем вам.
— Благодарю, друг, но у меня другой план. Флора, — сказал я и взял ее руку, — мы расстаемся! Через пять минут многое будет решено. Мужайтесь, дорогая, и думайте обо мне до моего возвращения.
— Где бы вы ни были, я мысленно всюду буду с вами. Что бы ни случилось, я буду любить вас. Идите, и да хранит вас Бог, Анн!
Ее грудь вздымалась, она смело смотрела на майора, сильно покрасневшего и пристыженного, но имевшего вызывающий вид.
— Скорее! — крикнула Флора в один голос с братом.
Я поцеловал ее руку и бросился с холма.
Сзади меня раздался крик. Я обернулся и увидал моих преследователей. Теперь их было трое, полный Ален служил коноводом. Они изменили направление, когда я перескочил через мостик и направился к месту, окруженному оградой и наполненному народом. Подле столика на хромом стуле дремал толстый, как перина, кассир. Перед ним виднелась тарелка, полная монет в шесть пенсов. Я поспешно подал ему полкроны. Схватив билет, я вбежал в комнатку. Я оглянулся. Теперь впереди остальных преследователей был пуховой жилет, он уже добежал до ручейка. Рыжеволосый следовал за ним на расстоянии ярдов двух, третий ковылял сзади, спускаясь с наименее высокого и крутого восточного склона. Кассир облокотился на калитку и провожал меня взглядом. Конечно, благодаря моей непокрытой голове и бальному костюму, он счел меня ночным гулякой, кутившим до утра. Это вдохновило меня. Я должен был пробраться в самый центр толпы, толпа же всегда снисходительна к пьяным. Я притворялся совершенно охмелевшим весельчаком. Покачиваясь, толкаясь, обращаясь с извинениями ко всем и каждому, говоря со значительными паузами, я пробирался между зрителями, и они добродушно пропускали меня вперед. Они поступали даже еще лучше: дав мне дорогу, зеваки уничтожали образовавшийся в толпе проход и, теснясь, шли за мной, чтобы лучше следить за моим забавным шествием. Когда моя свита еще не стала чересчур многолюдной, я обернулся, чтобы сказать почтенной матроне, что мы заплатили за право смотреть с самого утра до обеда, и при этом увидел моих преследователей подле самой калитки; по-видимому, продавец билетов пространно описывал им мою наружность. Мне кажется, я внес в толпу струю веселья и смеха. Зрителям было необходимо развлечение. Никогда наслаждаться зрелищем не собиралось менее оживленное общество. Хотя дождь прекратился и на небе сияло солнце, но люди, пришедшие с зонтиками, не закрывали их и держали над головами с сумрачным видом.
Если бы мы пришли хоронить Байфильда, а не восхищаться им, мы, вероятно, интересовались бы больше бедным аэронавтом в эти минуты. Сам Байфильд стоял в корзинке под медленно покачивавшимся полосатым голубым с желтым шаром и с мрачной миной распоряжался. Вероятно, он в то же время высчитывал прибыль, которую мог дать ему сбор. Когда я пробирался к шару, помощники Байфильда завинтили трубку, проводившую в «Лунарди» водородный газ, и канаты шара натянулись. Кто-то из зрителей шутливо вытолкнул меня на свободное пространство подле корзины. Тут меня окликнули, чьи-то руки повернули меня. Передо мной стоял мой веселый чудак Дэльмгой. Он держался за один из двенадцати канатов, привязывавших корзинку к земле. Он был, несомненно, так величественно пьян, что я невольно покраснел за мою жалкую подделку, которая помогла мне добраться до «Лунарди». Я взглянул вверх и увидел, что Байфильд, наклонившись, высунулся из-за борта корзины. При виде моего костюма и поведения он сделал самое естественное заключение и сказал:
— Подите вы прочь, Дьюси! Неужели мне недостаточно одного осла! Вы мне испортите все дело.
— Байфильд, — с жаром заговорил я, — я не пьян. Спустите мне поскорее веревочную лестницу. Я дам вам сто гиней, если вы меня возьмете с собой.
Среди толпы, футах в десяти за мной, мелькала рыжая голова человека в сером сюртуке.
— Оно и видно, что вы не пьяны, — ответил Байфильд. — Убирайтесь, или, по крайней мере, стойте спокойно. Я должен сказать речь. — Он откашлялся. — Леди и джентльмены!..
Я поднял связку банковских билетов.
— Вот деньги. Сжальтесь! За мной гонится полиция…
— Зрелище, которые вы почтили вашим просвещенным присутствием… Повторяю, я не могу вас взять (Байфильд окинул взглядом лодочку)… вашим просвещенным присутствием, не требует особенно долгих предисловий. Ваше присутствие доказывает, что вы заинтересованы им…
Я развернул перед воздухоплавателем банковские билеты. Веки Байфильда дрогнули, но он решительно возвысил голос:
— Вид одинокого путешественника!..
— Двести! — крикнул я.
— Вид двухсот одиноких путешественников, качающихся в воздухе, благодаря изобретению Монгольфьера и Чарльза… Ну… я не оратор. Как, черт возьми!..
В толпе послышался шум.
— Хватайте пьяницу! — крикнул сердитый голос.
Мой двоюродный брат требовал, чтобы ему дали дорогу. Бросив мимолетный взгляд, я увидал его полнокровное, вспотевшее лицо; он был уже близ аппарата для добывания водорода… Байфильд спустил мне веревочную лестницу, прикрепив ее к корзинке. Я вскарабкался на нее быстро, как кошка.
— Режьте веревки!
— Остановите его, — кричал Ален, — остановите шар. Это Шамдивер — убийца!
— Режьте веревки, — повторил Байфильд и, к моему бесконечному облегчению, я увидал, что Дэльмгой с увлечением исполняет это приказание. Какая-то рука схватила меня за каблук, я изо всей силы ударил ногой. Толпа ревела. Я почувствовал, что мой удар попал кому-то прямо в зубы. В ту минуту, как шар стал подниматься, я перелез через край корзины. Мне удалось быстро прийти в себя и посмотреть вниз. Мне очень хотелось крикнуть Алену несколько насмешливых слов на прощанье, но они замерли у меня на губах при виде множества поднятых вверх искаженных лиц. Во вспыхнувшей внезапно звериной ярости толпы крылась для меня настоящая опасность. Я понял это ясно, и сердце мое упало. Впрочем, и Ален не был бы в состоянии выслушать меня. От моего удара сыщик в пуховом жилете свалился ему на голову. Теперь Ален лежал под тяжестью этого человека, уткнувшись в землю и раскинув руки как пловец.
ГЛАВА XXXIII
Неумелые воздухоплаватели
Я в несколько мгновений успел рассмотреть все, что делалось внизу. Рев толпы постепенно превращался в глухой, непрерывный гул. Вдруг раздался резкий, душераздирающий женский вопль. Все замерло, затихло. Потом послышались отдельные восклицания, вторившие этому воплю; один возглас следовал за другим, повторяясь все чаще и чаще; наконец крики слились в одно общее стенание, полное ужаса.
— Что еще там такое? — спросил Байфильд и перегнулся через борт корзинки со своей стороны. — Боже, да это Дэльмгой!
Действительно, под лодочкой аэростата, между небом и землей, висел несчастный безумец, прицепившийся за конец одной из веревок, которые недавно прикрепляли шар к земле. Он первый принялся освобождать «Лунарди» от привязи и, разрезав злополучную веревку, не выпустил ее из рук и
