Долгие секунды Лэмберт смотрел Джейн в глаза. Молчание становилось все напряженнее, пока наконец Джейн его не нарушила:
— Подумайте об этом. Времени у вас уйма.
— О, уйма. До семи вечера, — мрачно отозвался Лэмберт.
Времени было слишком много — и абсолютно недостаточно, тем более что в этот момент он не в состоянии был связно думать. Сердце его так и норовило выпрыгнуть из груди. Он пылал от гордости. Он заставил их изменить мнение! Разум подсказывал ему, что поступление в Гласкасл в качестве студента повлечет за собой множество проблем. Например, когда у него появится возможность снова увидеться с Джейн? Совершенно запутавшись, он повернулся к Феллу:
— Что вы думаете?
Судя по искоркам смеха, плясавшим в глазах Фелла, тот видел, как на лице Лэмберта отражались все его мысли.
— Что я думаю, не имеет никакого значения. Важно то, что думаете вы. Не спешите, определитесь с ответом. Но выбирайте то, что вам по-настоящему хочется, и подумайте, почему вам хочется именно этого. Вы сделали правильный выбор, когда я испытал вас Золотым Западом. А теперь сделайте выбор снова. — Фелл поднял свою рюмку. — Леди и джентльмены, я приглашаю вас выпить за здоровье Сэмюэля Лэмберта!
В семь часов Сэмюэль Лэмберт обнаружил себя стоящим у дверей капеллы колледжа Трудов Праведных. Сколько раз он слушал гимны, сидя на своей скамье по другую сторону стены, окружавшей сад колледжа? Как часто он слышал, как голоса поднимаются, сливаясь воедино, но оставаясь приглушенными, — как сейчас, когда они доносились через массивную дверь капеллы? Как они будут звучать, когда он окажется внутри, когда услышит их полностью? Как они будут звучать, когда он окажется среди поющих, перестав быть посторонним?
Лэмберт медлил. На нем был его лучший костюм — и он чувствовал себя в нем неловко, хотя к вечеру августовская жара уже начала спадать. Фелл повязал ему белую бабочку и объявил, что он выглядит достаточно парадно. Сможет ли он выдержать регулярное облачение в парадный костюм? В костюм, включающий в себя цилиндр, белую бабочку и накрахмаленную манишку? Сможет ли он выносить чужие обычаи в течение полных трех лет обучения в Гласкасле? Будет ли учеба соответствовать тем ожиданиям, которые у него сложились? Может ли он быть уверен в том, что не обрекает себя на разочарование и крушение иллюзий? Может ли он быть уверен хоть в чем-то?
Потребность услышать музыку более отчетливо гнала Лэмберта вперед. Он открыл дверь и вошел внутрь. Капелла колледжа Трудов Праведных оказалась не такой величественный, как капелла Святой Марии, но Лэмберту она показалась гораздо более прекрасной, потому что вечерний свет, падавший из окон, был усилен свечами. Кое-где курился ладан — струйка сладкого аромата, вплетавшаяся в музыку. Лэмберт не мог разглядеть, где находятся студенты, но от их пения у него захватило дыхание. Он снял шляпу.
В одиночку Лэмберт прошел по нефу к алтарю. Там, между подсвечниками, стоял Джеймс Портеус, величественно-благодушный, словно сказочный король, и Сесил Стюарт, разрумянившийся после приобщения к превосходному хересу Портеуса. Поблизости находился Николас Фелл — но явно в качестве зрителя. Все трое были великолепны в парадных одеяниях. Под мышкой у Фелла была книга и сверток из черной ткани. Он услужливо принял цилиндр Лэмберта и заботливо положил в сторонке.
— Добро пожаловать, Сэмюэль Лэмберт, — проговорил Портеус, вручая Лэмберту свечу в деревянной чаше. — Вы пришли искать силу?
— Нет. — Ответ получился сдавленным, едва слышным, и Лэмберт прочистил горло. — Нет, сэр.
— Что вы ищете? — спросил Портеус.
Лэмберт помедлил, пытаясь найти слова, которые бы выразили то чувство, которое дарила ему музыка.
— Знания, сэр. Понимание.
Деревянная чаша блестела от многократных прикосновений. Лэмберт подумал о том, сколько рук держало ее до него.
— Что еще? — спросил Портеус.
Его рука все еще была протянута к незажженной свече Лэмберта, и его благодушие исчезло.
Лэмберт не пытался угадать, что хочет услышать Портеус. Он все равно не смог бы догадаться. И не стремился догадываться. Он будет говорить только правду.
— Это все, сэр. Я хочу учиться. И я хочу научиться создавать эту музыку. Я хочу петь гимны.
Впервые голос подал Стюарт:
— А вы умеете петь?
— Не как поют в опере, — ответил Лэмберт. — Но гимны я могу петь не хуже других.
Портеус вопросительно посмотрел на Стюарта.
— Ради знаний? Ради понимания? Чтобы учиться, работать и петь? Такой ответ годится?
Стюарт задумался.
— Он несколько туманный.
— Он честный. — Фелл подошел к Портеусу и Стюарту. — И еще есть вот это. — В его протянутой руке оказалась игральная карта, тройка червей. — Когда защита была восстановлена, я вернулся в комнаты, которые делю с Лэмбертом. Он показал мне вот это и спросил, не знаю ли я, что это такое. Где вы ее нашли, Сэмюэль?
— На подносе с визитками. — Лэмберт был изумлен тому, как пристально на него смотрят Портеус и Стюарт. Повернувшись к Феллу, он добавил: — Вы ведь сказали, что это, наверное, шутка кого-то из младшекурсников.
Портеус нахмурился:
— Это совершенно обычная игральная карта.
— Да. Но это тройка червей, — ответил Фелл. Стюарт воззрился на Фелла:
— А вы, случайно, не можете представить доказательства этому?
Вид у Фелла был виноватый.
— Если бы я решил что-то сфабриковать, то придумал бы нечто более убедительное, смею вас уверить. В этой карте нет ничего необычного. Но это тройка червей.
— Карта Аптона, — сказал Портеус.
— Что это значит? — спросил Лэмберт, хмурясь.
— В общей картине мира — совершенно ничего, — отозвался Фелл. — Я мог бы и сам ее подложить. Но мне не удалось найти никого, кто знал бы хоть что-то о том, как эта карта появилась на моем подносе. А Аптон использовал тройку червей как свой знак.
— Аптон умер сорок лет назад, — напомнил Лэмберт.
— Вот почему мы несколько растеряны, — сказал Стюарт. Обращаясь к Портеусу, он добавил: — Я принимаю ответ этого молодого человека, если он вас устраивает. Приступаем к клятве.
Портеус достал книгу.
— Клянетесь ли вы, Сэмюэль Лэмберт…
Тут он раскрыл книгу, и из нее вылетела игральная карта, упавшая на пол рубашкой вверх. Портеус замолчал, уставившись на нее.
— Если я ее подниму, — задумчиво проговорил Фелл, — вы обещаете не подозревать меня в том, что я сфабриковал и это?
Стюарт нагнулся и поднял карту. Это оказалась тройка червей. Он показал ее Портеусу.
— Ну?
— Это все подтверждает. — Портеус откашлялся и продолжил: — Клянетесь ли вы, Сэмюэль Лэмберт, оберегать Гласкасл и защищать университет от всех опасностей?
— Клянусь, — сказал Лэмберт.
Что было в этих словах такого, что заставило его сердце забиться сильнее?
— Клянетесь ли вы посвящать себя занятиям, которые требует Гласкасл, и исполнять обязанности, которые налагает Гласкасл?
