оружию) пулемета у закрытой сейчас амбразуры.
— Тут целый арсенал… — невольно произнес я, когда массивная бронированная дверь, повинуясь какому-то скрытому устройству, отошла в сторону и мы очутились в этом доте-прихожей.
— Не иронизируйте, — сухо ответил Лоусон. — При образе жизни, который мне приходится вести, никакая предосторожность не может быть лишней.
В железобетонном полу открылся еще один бронированный люк.
— …К тому же, — продолжил он, — вот такие подземелья, оборудованные хорошей вентиляцией и кондиционерами, — самое подходящее жилище для этого климата.
Мы спустились по крутой винтовой лестнице и оказались в первом помещении, судя по всему, служившем ему спальней, столовой, кухней и рабочим кабинетом. Дверь — уже не такая массивная, как предыдущие, — вела куда-то еще дальше.
— Там у меня лаборатория, библиотека, мастерская и подсобные помещения. Хотите взглянуть на лабораторию?
— Да, конечно.
Он открыл дверь, за которой сразу же зажегся свет. Я взглянул через его плечо и увидел большой зал, уставленный электронной аппаратурой — в большинстве переносной — сложной даже на взгляд. Электронной аппаратуры хватало и в первом помещении, но то, что я увидел в лаборатории, не могло не вызвать, по крайней мере, удивления.
— Вы работаете от какой-то крупной фирмы? — спросил я.
— Плевать я хотел на этих выжиг! — резко ответил Лоусон.
— Тогда вы очень состоятельный человек.
— Да, пока еще у меня есть деньги, — невесело усмехнулся он. Потом закрыл дверь и указал на стул перед обеденным столом:
— Садитесь.
Его внешний вид нелепо контрастировал с безупречным порядком, царившим в его лаборатории и жилище. Он достал из встроенного в железобетон шкафа бутылку джина, два стакана и бросил на стол измятую пачку сигарет; перенес от письменного стола второй стул и сел напротив.
— Пейте джин, — сказал он мне, придвигая до половины налитый стакан. — Уверен, что вам не каждый день доводится пить в таких подземельях.
Я вежливо улыбнулся неловкой шутке, стараясь освоиться, осматривая поверх стакана помещение.
Почти всю стену за его спиной занимали фотоснимки дельфинов: в основном гринд и афалин, хотя были на них касатки и даже самые примитивные — пресноводные дельфины. Снимки были сделаны на высоком профессиональном уровне, что сразу бросалось в глаза. На высоком профессиональном уровне и с большой любовью.
— Все это — ваши работы? — спросил я с интересом.
— За малым исключением, — поняв по взгляду, о чем спрашиваю, подтвердил Лоусон.
— Очевидно, не ошибусь, заключив, что вы занимаетесь изучением дельфинов?
— Ошибетесь! — неожиданно резко и неприязненно сказал Лоусон. — Я не изучаю дельфинов в том смысле, который вы подразумеваете, я просто пытаюсь вступить с ними в контакт.
Он нервно закурил сигарету и с каким-то вызовом откинулся на спинку стула. Я вежливо промолчал.
— Меня коробит, когда слышу: «изучать дельфинов»! Изучать можно элементарные частицы… распространение электромагнитных волн!.. Дельфинов можно лишь стараться понять! Они — такие же разумные существа, как и мы с вами. Когда говорят «изучать» — это значит говорят: «поставить себе на службу», «постараться извлечь одностороннюю выгоду»!
Я понял, что — сам того не подозревая — грубо задел самое больное место в душе этого человека.
— Да, жизнь устроена так, что выгоду необходимо извлекать, без этого невозможно существование цивилизации, — все больше возбуждался Лоусон. — Но нельзя же только и делать, что извлекать и извлекать из всего выгоду?! Так в мире не останется ничего святого, в конце концов, мы перестанем уважать даже самих себя!..
Джон, испуганно таращивший на нас глаза со свисающего с потолка каната, на котором раскачивался, прыгнул Лоусону на плечо и прижался к его голове, умоляюще щебеча.
— Ну, ну… — бросил Лоусон, как-то сразу отмякнув, а мне сказал:
— Извините…
— Извинить? За что?.. Я прекрасно вас понимаю.
— «Дельфины — разумные животные», — с горечью произнес Лоусон. — Никто еще толком не знает, что представляют собой наиболее развитые из них, а уже — даже не самые далекие из нас — отлично уразумели, какую выгоду можно извлечь из дельфинов, если сделать их загонщиками косяков сельди, разведчиками морских глубин, шпионами и живыми торпедами…
Он поднял стакан и кивком пригласил последовать его примеру.
— Вы хотите установить с ними контакт? — сказал я, закуривая сигарету. — Но разве это под силу кому-то одному, пусть даже гению?
— А разве есть иной выход?.. В мире, в котором я живу, можно верить только самому себе. Еще Джону, Дину и Риду.
У меня по коже пробежал сковывающий холодок, когда я представил всю бездну одиночества этого загнанного, душевно изломанного человека.
— Уже можно говорить об определенных достижениях, — нервно продолжал Лоусон. — Это дельфины предупредили меня о приближении вашего судна. Я достиг большого взаимопонимания с местными гриндами. Пожалуй, это можно уже назвать сотрудничеством, которое с каждым днем становится все теснее и облегчает мою работу. Живя в одиночестве, вдали от суеты цивилизации, начинаешь, к тому же, лучше понимать других существ, начинаешь относиться к ним с большим интересом и уважением. И начинаешь на все смотреть несколько по-иному…
Невероятно — сейчас с трудом верится, — но ведь было время, когда я принимал участие в одной из программ, программ, посвященных извлечению военной выгоды из дельфинов. Все было устроено так ловко, что я не сразу понял, чем на самом деле занимаюсь. Когда же понял и ушел — то попытался бороться против этой программы с помощью прессы. На мне охотно зарабатывали деньги, пока пахло сенсацией, и утратили интерес, как только появились сенсации посвежее. Да и те, кто был заинтересован в этой программе, тоже не теряли времени…
Лоусон сидел, подперев кудлатую голову ладонями рук, поставленных локтями на стол.
— И знаете, — наконец вырвался он из оцепенения, — примерно в то время мне пришла в голову одна мысль. С виду — очень простая мысль. Возможно, это даже общий закон природы, но что-то не дает и никогда не даст мне с ним примириться. Я имею в виду отношение людей ко всем, кого они считают ниже себя по интеллекту. Стоило кому-то счесть негров более низшими — и сотни тысячи их, уже в наше цивилизованное время, были превращены в рабов — «разумных животных». А истребление гитлеровцами «неарийцев»?..
Неужели мы можем по-настоящему считаться лишь с разумом, эквивалентным нашему, «высшему», пусть даже скрепя сердце, поклоняться, а «низший» беззастенчиво эксплуатировать в своих целях? Неужели интеллекту вообще свойственно такое отношение к интеллектам, более «низким» по развитию?..
Но что же будет, если к нам прилетят со звезд? Если завтра к нам прилетят со звезд, я вас спрашиваю?..
Мы с Лоусоном снова шли через кустарник. Дик и Рид сосредоточенно бежали у наших ног. На спине Рида привычно сидел Джон. Из кармана у Лоусона торчала рукоятка крупнокалиберного пистолета.
Впереди, сквозь негустую зелень, вдруг мелькнула ослепительная голубая полоска: океан.
— Вот мы и пришли, — проговорил, остановившись, Ирвинг.
Я протянул ему пачку сигарет. Он щелкнул зажигалкой. Мы закурили.
— Очень жаль так быстро прощаться с вами, — сказал я.
