доставить!
Раскольцев вышел. Казанскому стало душно, хотя был поздний вечер и из сада дул легкий, прохладный ветерок.
В кабинете Раскольцев вынул из кармана портативный магнитофон в форме портсигара, извлек оттуда бобину чуть побольше пуговицы от пальто, вложил бобину в коробку от лекарства, заклеил ее условленным образом и вышел к Казанскому.
Коробочка с лекарством легла на шахматную доску.
— Не вскрывать! — приказал Раскольцев.
— Что? Что здесь? — шепотом спросил Казанский.
— Лекарство! И кончим об этом! Вы ничего не знаете! Вы передаете лекарство! Ваш ход!
Казанскому было не до игры. Он смотрел на доску, фигуры расплывались, он сделал какой-то ход.
— Возьмите себя в руки! — гневно остановил его Раскольцев. — Мальчишка! Вы в серьезном деле!
Казанский подвинул фигуру обратно.
Он делал ходы. Но каждую его ошибку Раскольцев заставлял поправлять. Казанский взял себя в руки. Игра пошла.
— Вот так! — сказал Раскольцев. — Спокойно! Никто и ничего не узнает, если вы не распустите себя.
14
К тому времени, когда разыгралась вся эта сцена у Раскольцева на даче, мы уже знали, кто такой «Ангел пустыни».
Сретенцев просмотрел круг знакомых Раскольцева. В поле его зрения попал и Казанский. Сразу же всплыли его поездки за иконами по деревням, обозначился круг посетителей его мастерской. Возникла фигура Нейхольда. Выяснилось, что полковник одной из разведслужб — Эдвардс был частым гостем Нейхольда. Второй пароль, хотя это было просто невероятным, совпал с именем живого человека. Эдвардс столь же распространенная фамилия, как Петров, Иванов, Сидоров... Это могло быть случайностью, но очень уж близко совместились пароль и реальное имя. В общем, весь облик «самовыражающегося», охота, с которой его поддержали в разных антисоветского толка газетенках, — все это было, конечно, неспроста.
Мы не знали, когда последует передача, что это будет за передача, но мы знали, через кого она будет делаться.
Все, что произошло с Казанским с этой минуты, мы знаем с протокольной точностью.
...Казанский вошел в мастерскую, запер дверь на все замки, обошел комнаты, кухню и туалетные комнаты, осматривая каждый угол. Погасил свет и подошел к окну. Осмотрел переулок. «Москвич» стоял у подъезда, переулок был безлюден.
Неужели ему показалось, что «Волга» шла за ним? Что это такое! Кто же за ним следил? Не Раскольцев ли с Нейхольдом и Эдвардсом? Проверяли... А если это чекисты? Он же где-то читал, в каких-то книгах, что теперь не арестовывают шпионов, что им дают работать, но под контролем. Может быть, все давным-давно о нем известно.
Казанский на мгновенье представил, как бы он себя чувствовал, если бы вдруг та «Волга», которая следовала за ним, остановила бы его. Куда он дел бы эту коробочку с «лекарствами»? Они ее вскрыли бы, и все! И жизни конец, и всему-всему конец! Интересно, на чем и как они поймали Раскольцева? И когда? Он не нуждался в том, чтобы продавать иконки. Никогда Казанский не замечал за ним никакой слабинки, он даже от общих политических разговоров обычно уходил. Плен? Плен... А если?..
И Казанский похолодел.
Рассуждения его в ту минуту были не лишены логики. Если Раскольцев был запутан в плену, то только гестаповцами. (Об абвере Казанский имел крайне смутные понятия.) И если он сегодня работает на Эдвардса, то это чистой воды шпионаж.
Он опять подошел к окну. По переулку шел, покачиваясь, пьяный. Остановился возле «Москвича», постоял и исчез в подворотне.
Следят!
Звонко прогремел в ночной тишине телефонный звонок. Казанский схватил трубку. Голос Раскольцева:
— Как себя чувствуете, Женечка?
— Отлично! — твердо ответил Казанский.
— Подъем душевных сил? — иронизировал Раскольцев.
— Да нет, сел вот посмотреть на свои картины...
— Это хорошо! Плюньте на мелочи жизни... Спокойной ночи!
В трубке послышались гудки отбоя.
В ту минуту Казанский не мог еще себе объяснить, почему он слукавил с Раскольцевым. Помимо его воли и сознания он уже ощутил между собой и Раскольцевым непроходимую пропасть.
Откроюсь: к пьяному мы отношения не имели. Но эта случайность оказалась кстати.
Казанский метался по мастерской. Он положил на стол коробочку и делал вокруг нее круги. Велико было у него искушение открыть ее, но боялся, боялся какой-нибудь ловушки, боялся, что в коробочке скрыт проверяющий его механизм. Он был отчасти прав. Вскрыть ее могли только специалисты.
Раздался опять телефонный звонок. Он снял трубку.
— Алло!
В трубке послышался незнакомый голос:
— Здравствуйте, Евгений! Я от Алексея Алексеевича!
Началось! Казанский едва сдерживал себя, чтобы не закричать. Однако ответил:
— Слушаю вас!
Глуховатый голос спокойно продолжал:
— Вы интересовались картиной «Ангел пустыни». Я могу завтра вам ее показать... Я прошу вас подойти завтра в половине седьмого вечера к памятнику Пушкину. Идти от Никитских ворот по Большой Бронной....
В трубке отбой...
Казанский рассказывал, что именно в эту минуту он решился идти в Комитет государственной безопасности. Но как идти? А если они следят? Они могут стоять около приемной. Они могут подключиться к телефону.
В голове все смешалось. Казанский схватил коробочку, ключи от машины и кинулся по лестнице вниз. Он вскочил в машину и помчался... на вокзал. Решил ехать в Ленинград, в Ленинграде за ним не уследят!
Он решил взять билет, а машину оставить прямо у подъезда вокзала. Билетов не оказалось. Кассирша объявила:
— Все поезда ушли, молодой человек!
Он вернулся к «Москвичу», у машины стоял милиционер.
Опять испуг. Милиционер спросил, чья это машина. Казанский чуть было не отрекся.
— Не-е-е... Не знаю! — ответил он.
— Как же вы это не знаете? Вы на ней приехали!
— Моя машина! Мне нужно ехать!!!
Казанский буквально впрыгнул в «Москвич» и помчался.
Милиционер решил, что Казанский пьян, и сообщил в ГАИ города, чтобы задержали машину с пьяным водителем. Но ГАИ не успела. Казанский вернулся домой, поставил машину у подъезда, пошел в мастерскую.
