Поправив прическу, Клавдия Ивановна спустилась в столовую. «Семинаристы» уже поужинали. Запах табака плыл из бильярдной, оттуда слышались голоса. Солдат, исполнявший должность официанта, поставил перед ней тарелку с жареной рыбой и стакан чаю. Сказал вежливо:
— На здоровьице...
Он был стар, некрасив. Белый фартук на нем казался нелепым...
В половине десятого, когда стемнело уже плотно, Клавдия Ивановна при свете свечи вставила в мину взрыватель. Мина в чемодане, лежала среди брусков динамита, прикрытых старым плащом. Клавдия Ивановна подумала, что теперь, после того как Долинский увез все ее вещи, плащ, хотя и старый, может пригодиться. Она вынула его из чемодана, перекинула через спинку стула. В комнате запахло нафталином. Это напомнило дом. Клавдия Ивановна не знала свою мать, умершую при родах. Но отец, суеверно боявшийся моли, все вещи в доме пересыпал нафталином.
Она не имела понятия об устройстве мин и взрывателей и не без страха нажала кнопку, как учил грек Костя, опасаясь, что в ту же секунду сверкнет пламя и раздастся взрыв. Пламя действительно сверкнуло, но не в чемодане, а за окном... Перекат грома послышался вскоре. И Клавдия Ивановна поняла: гроза начнется с минуты на минуту.
«Сорок минут — вспомнила она слова грека. — Сорок минут у тебя есть».
Без торопливости надела плащ. Вынула из папки документы, свернула в трубочку. И спрятала во внутренний карман плаща. На буфете стояла нераскупоренная бутылка шампанского. Клавдия Ивановна выстрелила ею в потолок. Шампанское было теплым, пенилось бурно. Мелкие пузырьки ложились на хрустале. А на стеклах распахнутой рамы уже ложились капли дождя.
Часы в золотом медальоне отец подарил ей в день окончания гимназии. Клавдия Ивановна никогда не носила их на цепочке, тонкой и завитой, потому что не любила украшений. Она считала — украшения придают ей несколько вульгарный вид. И очень хорошо обходилась без них. А часы спокойно тикали на дне ридикюля рядом с расческой, помадой, носовым платком...
Красные стрелки, казалось замершие над циферблатом, показывали без двадцати десять. Десять минут проскочили как одна. Клавдия Ивановна дунула на свечу. Рыжий уголек, над которым, чадя, вилась узкая струйка копоти, изогнулся, вытянулся на мгновение. Загас...
В коридоре дремал полумрак. Керосиновая лампа, прикрепленная возле лестницы на обшитых деревом панелях, светила вполсилы. На первом этаже в холле горели три лампы. В бильярдной была тишина. У входной двери на кресле сидел казак. Длинные ноги его, обутые в тщательно начищенные сапоги, были вытянуты. Он равнодушно смотрел на приближавшуюся женщину, не меняя позы.
Клавдия Ивановна остановилась у порога. Требовательно посмотрела на казака:
— Не можно, — сказал тот.
— Что не можно? — не поняла Клавдия Ивановна.
— На улицу никого пущать не велено, — пояснил казак.
— Вы знаете, кто я такая? — спросила она высоко и резко. Удивляясь звукам собственного голоса, которые слышала будто со стороны.
— Це мне без надобности.
— Встань, скотина! — выкрикнула Клавдия Ивановна. И сжала кулачки. Затрясла ими бессильно...
Казак удивился. Но встал с кресла. Вытянулся.
— Пошел вон от двери, — Клавдия Ивановна говорила теперь глухо и грозно.
— Не можно, барышня... Не можно, — казак с испугом смотрел на ее покрывающееся красными пятнами лицо.
— В чем дело, мадам? — начальник караула подошел неслышно.
— Я хочу выйти, поручик, — Клавдия Ивановна искоса взглянула на офицера.
— У меня есть приказ, мадам, после двадцати одного часа никого не выпускать из здания, — офицер говорил четко, даже красиво. И пожалуй, любовался звуками собственного голоса.
— Это что-то новое...
— Совершенно верно, мадам... Сегодня в перестрелке уничтожена разведгруппа красных. Обнаруженный у них топографический план местности свидетельствует, что они шли именно сюда, на Голубую дачу. Поэтому поступил приказ усилить караулы. А внутренний распорядок сборов перевести на особый режим.
— Мне срочно необходимо увидеться с капитаном Долинским. — Ничего другого она не смогла придумать.
Офицер взял под козырек.
— Я приложу все усилия, чтобы связаться с капитаном по телефону... Мадам, прошу вас пройти в свою комнату.
Она вновь зажгла свечу. Шампанское еще пузырилось в раскупоренной бутылке, отливало голубой зеленью.
Молния полыхала за окном, бело прыгала над морем, над горами. Дождь валил, как толпа.
Было страшно. Было беспомощно. Она не имела понятия, можно ли извлечь взрыватель обратно. Но хорошо помнила о другом. Он все равно взорвется. Даже извлеченный. Сам по себе. Поскольку химический. Что он щелкнет, как пугач. Или разнесет комнату? Грек Костя не говорил об этом. Костя сказал, что динамита много. Динамита хватит на корабль, не то что на дачу. А про силу взрывателя Костя не сказал ничего.
Часы показывали без пяти минут десять. Пятнадцать минут надежды.
«Надо думать, — сказала она себе. — Надо думать. Успокоиться и думать. Как обычно. И тогда все будет хорошо».
Ночь с дождями и молниями уже однажды была в ее жизни...
— Меня ищут жандармы, — сказал незнакомый парень с мокрыми волосами, которые, словно тина, свисали поперек его лба.
Это было в Ростове. Клава снимала комнату в маленьком доме в районе Нахичеваня. Хозяйка — добрая упитанная старушка — страдала глухотой. И Клава могла играть на пианино даже ночами. Видимо, на вальс Шопена и постучался этот парень, мокрый с ног до головы. Ей, молодой девушке, казалось просто невероятным, что в такое осеннее ненастье кто-то может ходить по улицам.
Парень часто дышал, но испуг не коснулся его лица, а глаза были умные и спокойные. Он сказал:
— Я нырну под вашу кровать.
И она не возразила, а согласно кивнула в ответ. Ей нравились вот такие отчаянные ребята.
Жандармский офицер появился в дверях всего лишь минуты три спустя.
— Вы одна? Вас никто не беспокоил, барышня?
— Кроме вас, никто.
— Барышня не очень любезна.
— Вы мешаете. У меня завтра экзамен.
Топая, жандармы удалились. Их голоса еще слышались с улицы — стражи престола прочесывали весь район. Клава вернулась к пианино. Играла долго и хорошо.
— Вы молодец, — сказал парень, выбравшись из-под кровати. Потом он вынул из-за пазухи пачку листовок. Удовлетворенно заметил:
— Не промокли.
И с горечью:
— Жаль, котелок с клеем я потерял.
— Есть клей, — сказала Клава. — В комнате обновлялись обои. И осталось почти полбанки хорошего клея.
— Вы совсем молодец, — обрадовался парень.
— Это страшно, клеить листовки?
— В такую погоду холодно.
— Можно я помогу вам, — еще секунду назад Клава не думала об этом, и эта просьба или
